Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каганович одним глотком ополовинил бутылочку. Крякнул. Сразу повеселел. С благодарностью принял квёлую от сырости сигарету.
— Сколько людей? — приступил он к привычной процедуре.
— Один.
Дед намётанным глазом скользнул по Максимову. Пыхнул сигареткой.
— Сколько денег пришлёшь?
— Сколько скажешь.
— А сколько не жалко? — хитро ощерился Каганович, выставив редкие зубы.
— Кровь не пей! — отрезал Максимов. — Не Чубайс тарифы поднимать. Я таксу знаю, ты знаешь. Что зря словами бряцать.
Дед опять оценивающе посмотрел на него.
— Вижу, прямо сейчас решил, угадал? Приспичило, значит. Вроде и не из братвы, это у них вечно шило в жопе. Человек, видно, серьёзный. Вот ежели… Хотя… — Он резко оборвал себя, поймав взгляд Максимова. — Фиг с тобой, паря. Твои дела, твои бабки. Не для того я метро копал, чтобы простой народ в него по пропускам с ментовскими печатями пускали.
— Лучше не скажешь, дед!
В метро действительно можно было попасть по вечно дорожавшей карточке, но у пассажира могли в любой момент потребовать удостоверение личности. На всех станциях шарились осатаневшие от грохота и духоты патрули, при первом подозрении, заламывали руки любому. Шла вечная борьба с терроризмом. На поверхность на радиальных ветках выходили без особых проблем. Но на выходе станций Домене требовалось предъявить специальный «домушный» пропуск. С фото, печатями, подписями и набором малопонятных штампиков.
— Двадцать уев. Не ограблю? — с надеждой в голосе сказал дед. — Тут такое дело…
— Понимаю, инфляция.
«Юрка вчера ушёл в Домен за пятнадцать уев».
Максимов вывернул карманы. Большую часть утренней добычи отдал Маринке, но что за мужик без заначки? Протянул деду линялые зеленоватые бумажки. Они тут же исчезли в складках засаленной куртки.
— Порядок?
— Как говорил товарищ Каганович, вперёд — к победе коммунизма! — Дед имел привычку приписывать абсолютно все высказывания бывших и нынешних вождей только своему великому крестнику.
Он вальяжно растянулся на нарах.
— Вот только не пойду я, паря. Ты уж извини.
Нож сам собой вырвался из-под рукава куртки Максимова и лёг поперёк дряблого стариковского горла.
— Шутки горбатые у тебя, Лазарь. — прошипел Максимов. — Жизни в тебе на один удар, а хохмишь, как Вечный жид.
— Э-э, паря, — прохрипел старик, — не надо! Ну кончишь ты меня, ну ребята за меня подпишутся, кончишь их, вырвешься отсель, а куда? С утра менты собаками травят. Всё ищут чего-то. Куда пойдёшь? Тебя в Домен на персональном «воронке» доставят. Бесплатно.
— Деньги верни! — Максимов, брезгливо поморщился от сивушного выхлопа из распахнутого рта Кагановича. Спрятал нож под рукав.
— Бабки! — шмыгнул носом старик. По грязным морщинистым щекам неожиданно побежали слёзы. — А на кой они мне нужны, знаешь? Может мне они до смерти нужны?! Может я подыхаю уже.
— Не скули, старый!
— Блядская жизнь! — не унимался старик, размазывая по щекам слёзы. — Суки он, хуже падали последней. Я на них всю жизнь горбатился. Я под землёй больше, чем ты на свету просидел! У меня ноги уже не ходят, щенком ещё по колено в воде блукал, рельсы на себе таскал. Ну житуха, японский бог, ну житуха у нас! Как ни крути, а она к тебе только задницей!
— Да остынь ты. Что стряслось?
Дед всхлипнул и рукавом вытер глаза.
— Мне сам Лазарь, великий организатор, пятак жал, бля буду! Да я Брежнева два раза видел, вот как тебя. Лужок мне свой кепарь кожаный подарил, о как! У меня грамот от них — все толчки в городе оклеить можно! А они, падлы… Ну свинтили, ну отхерачь дубинкой, если уж старика не жалко, зуб ему выдави, но зачем такое с живой-то душой вытворять, а? Что мне теперь, с голоду помирать? Я же теперь, как пёс на цепи. Всё у них, пидарасов, как учили — «шаг влево-вправо, прыжок вверх — побег». Вот теперь и меня, суки, подловили.
Максимов, ужаснувшись догадке, задрал ему правый рукав. На запястье Лазаря плотно сидел стальной браслет.
— Где взяли?
— Из трубы одной вылазил. Прямо на патруль и напоролся. Озверели они, не отмажешься. А может, план надо было выполнять, кто их знает?
Истерика разом прошла, дед только шмыгал пропитым носом.
— Уходи из города, Лазарь. За Можаем он не действует, проверено. А там спецы есть, за двадцать уев они не только цацку эту спилят, новую руку пришьют.
— Погодь! — Старик цепко ухватил за рукав вставшего Максимова. — Западло человеку не помочь. Вон среди наркош очкарик, видишь? Скажи ему, Лазарь кличет.
— На фига мне детский сад?
— Дубина! Он же из этих, как их? Спинологов.
— Спелеологов что ли?
— Ну! Дихеры, спилологи, тьфу, засранцы с понтами! Я его сколько раз из трубы пендалями гонял. Зови, не ссы. Ну в доле он у меня, не понял ещё?! Гарри Поттером его кличут. Зови, не пожалеешь.
Максимов оценивающе посмотрел на пацана. Кисть тонкая, на лице без аттестата видно десять лет в хорошей школе. Потом обрыв. Недетские бороздки от носа к губам. Остывшие глаза. За волю он уже заплатил, цену ей знает, по дешёвке не отдаст. И сам способ, которым он зарабатывал на жизнь, ведь в трубу шли всякие, говорил о многом. Кусок такого хлеба стоил дорого.
* * *Фараон
Ника судорожно сжала пальцы. Острые ногти царапнули по серебристой жёсткой поросли, покрывавшей грудь Старостина, глубоко впились в кожу. Он успел подумать, ещё немного — и их жаркие кончики войдут в самое сердце, что было сил сдавил её по-девичьи узкие бёдра, она закусила губы. Огненный столб взорвался внизу живота, залив глаза полыхающим маревом, проваливаясь, он успел почувствовать, как напряглось и выгнулось дугой её тонкое тело…
— Коба, ты жив? — Она уже лежала рядом, закинув ногу ему на живот. Едва касаясь,
