Риторика и истоки европейской литературной традиции - Сергей Аверинцев

[31]

«Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла быть вместе с тем и принципом всеобщего законодательства» (Кант 1897, с. 38. Этот перевод точнее нового).

[32]

Один пример из многих — те дерзкие предположения об устройстве космоса, характерные для поздней схоластики, которые подготавливали исподволь новую картину мира, но имели эмпирической исходной точкой догмат о всемогуществе Божием.

[33]

Нам приходилось говорить об этом в другом месте; см.: Аверинцев 1976а, с. 23—27.

[34]

Впрочем, мы слишком легко забываем об определенных зонах средневековой литературы, где античные жанровые формы сохранялись и воспроизводились с замечательной верностью; достаточно вспомнить явление латинского овидианст-ва во Франции XI—XII вв. Инвариантом в составе античной, средневековой, ренессансной и барочной литератур была жанровая форма эпиграммы (ср.: наст, изд., с. 158—190).

[35]

Точнее: средневековая литература была таковой в той мере, в которой она сознательно строила себя и воспринималась в качестве художественной литературы (см. наст, изд., с. 154—155, прим. 1).

[36]

Ср. наст, изд., с. 147—148.

[37]

Этому общему положению не противоречат черты нового, выявлявшиеся у мыслителей вроде Буридана (см. выше прим. 32), Как бы значительны они ни были, они до поры до времени остаются на периферии.

[38]

Norden 1898, Bd. 2.

[39]

Уместно вспомнить семантическую амплитуду слова λόγος от бытового λόγον διδόναι «давать отчет» до λογική «логика».

[40]

«Вся философия есть “критика языка” »(Витгенштейн 1958, с. 44, § 4.0031).

[41]

Сюда же относится, конечно, грамматическая наука. Достаточно упомянуть учебник Дионисия Фракийца (2-я пол. II в. до н.э.).

[42]

«Всякое определение и всякая наука имеют дело с общим» («Aristotelis Metaphysica», lib. XI, с. 1,р. 1059Ь25, пер. А. В. Кубицкого. Аристотель 1976, с. 273).

[43]

Ср. наст, изд., с. 158—190.

[44]

Ср.: Dempf 1964.

[45]

«Thomae Aquinatis Summa theologiae», р. 1, q. 2,3 c.

[46]

«Aristotelis Metaphysica», lib. XII, c. 7, p. 1072b.

[47]

Ibid, р. 1073а.

[48]

См.: Аверинцев 1984, с. 48—49.

[49]

Рафаэль дважды изобразил именно такой диспут на двух фресках Станца делла Сеньятура: один раз это диспут теологов, другой раз («Афинская школа») — философов. На третьей его фреске в этом же зале («Парнас») изображено вневременное состязание поэтов.

[50]

Dante 1962, v. 3, p. 351 (Appendix DC: Astronomy in Paradise).

[51]

«Apulei Florida», 20.

[52]

Нам приходилось говорить об этом в другом месте; см. наст, изд., с.357—

[53]

Maistre 1837, р. 124—125 (9-me entretien).

[1]

Hieran, ер. XXII, 30.

[2]

Petrarca 1906, р. 79.

[3]

Daniel 1862, р. 266:

Ad Maronis mausoleum Ductus, fudit super eum Piae rorem lacrimae;

Quern te, inquit, reddidissem,

Si te vivum invenissem,

Poetarum maxime!

[4]

Иная точка зрения — у A. X. Горфункеля (Горфункелъ 1977, с. 72): «Подобная “христианизация” языческого мыслителя означала высшую меру оправдания. Данте избавил античных поэтов и мудрецов от адских мучений. Петрарка готов включить их в свой “пантеон”». «Пантеон» — в данном контексте слишком сильное слово: сказать, что если бы языческий мудрец ознакомился с христианством, он признал бы его превосходство над своей мудростью, — не совсем то, что поставить его мудрость наравне с христианством или хотя бы в один ряд с ним. Но самый важный практический вопрос при выяснении историко-культурной специфики Петрарки как человека Ренессанса сравнительно с его средневековыми предшественниками — это вопрос о том, как выглядит данное место на фоне аналогичных мест христианской литературы предыдущих эпох. К сожалению, в талантливой книге A. X. Горфункеля он даже не ставится: отсчет ведется прямо от Данте.

[5]

Lagarde ed. 1881.

[6]

Hieran, ер. LIV, 7.

[7]

August, ep. CLXTV, 4.

[8]

Lact. Inst, dlv., IV, 24.

[9]

Tert. De anima, 20.

[10]

Barlowed. 1938.

[11]

Hieran. De viris illustr., 12.

[12]

Лосев 1930, с. 804: «Платонизм есть философия монашества и старчества. Монашество и старчество — диалектически необходимый момент в платоновском понимании социального бытия».

[13]

Например, в своем учении о брачной верности, требуемой не только от женщины, но и от мужчины, и притом таким образом, что знать в своей жизни только одну женщину, — для него не просто долг, но счастье (Cato iunior, 7, 3).

[14]

«Quant au Ciceron, je suis du jugement commun que, hors la science, il n’y avait pas beacoup d’excellence en son äme: il etait bon citoyen, d’une nature debonnaire, comme sont volontiere les hommes greis et gausseurs, tel gu’il etait; mais de molesse et de vanite ambi-tieuse, il en avait, sans mentir, beaucoup» (Essais, 11, 10).

[15]

Lact. Inst, div., VI, 18.

[16]

Lact. Inst, div., III, 25.

[17]

August. Confessiones, III, 4.

[18]

Petrarca. Op. cit., p. 98.

[19]

Пер. Ф. Ф. Зелинского (Зелинский 1922, вып. 1, с. 37).

[20]

Tusc., V, 2, 5.

[21]

Cicero ар. Lact. Inst, theol., III, 14.

[22]

Lact. Inst, theol., III, 14.

[23]

Cic., De orat., III, 21, 79—80, пер. Ф. A. Петровского (см.: Цицерон 1972, с. 220—221).

[24]

Именно снят, хотя известен и поставлен; именно таково соотношение между двумя посланиями Петрарки к Цицерону.

[25]

Об этом автору приходилось говорить в статье «Древнегреческая поэтика и мировая литература» (см. наст, изд., с. 146—157).

[26]

Ср. наши замечания по этому поводу: Аверинцев 1979, с. 41—-81, особенно с. 62—65.

[27]

«Риторика» Аристотеля начинается с фактического приравнивания риторики тому, что Аристотель называет диалектикой (Rhet. I, 1, 1354а). О риторических занятиях неоплатоников см.: Kustas 1973, р. 6-12, 19-26, 86—95, 174—179 а. о.

[28]

Plut. Pericl., 2, I, p. 153a.

[29]

Luc. Somnium, 8, 11.

[30]

Petrarca. Op. cit., p. 112.

[31]

Важен не только и не столько тот случайный факт, что книга Витрувия оказалась в исключительном положении единственного дошедшего от античности и освященного авторитетом античности пособия по архитектуре. Такая роль принадлежала ей уже во времена так называемого каролингского Возрождения, когда ее прилежно изучали; но только благодаря Ренессансу книга Витрувия для барокко и классицизма перешла от статуса практического пособия к статусу некоего культурного символа, духовной ценности, значимость которой не ограничена профессиональными рамками.

[32]

Ср. Аверинцев 1973, с. 167 и прим. 33 на с. 255.

[33]

Hist. Nat., XXXV, 36, 1.

[34]

Hist. Nat., XXXV, 36, 2.

[35]

Hist. Nat., XXXV, 36, 3.

[36]

Hist. Nat., XXXV, 36, 5.

[37]

Hist. Nat., XXXV, 36, 10.

[38]

Hist. Nat., XXXVI, 4, 4.

[39]

Vasari 1896, p. 489.

[40]

Ibid., p. 942.

[41]

Deorat., I, 10, 40.

[42]

Deorat., I, 23, 106.

[43]

De orat., Ill, 2, 6.

[44]

Inst, orat., II, 16, 17.

[45]

Inst, orat., IV, 1, 70.

[46]

Inst, orat., X, 1, 83.

[47]

De arte poetica, 400 etc.

[48]

Цицерон называет Платона «как бы неким богом философов» (Denat. deor. II, 12, 32); еще более яркий пример — поэтическое обожествление Эпикура у Лукреция.