История Тома Джонса, найденыша - Генри Филдинг

Джонс терпеливо слушал, но наконец не выдержал и, прервав хозяйку, попросил извинения у миссис Вотерс, что вошел к ней в одной рубашке, уверяя, что только тревога за ее безопасность побудила его к такому шагу. Читатель может составить представление об ее ответе и обо всем ее поведении в конце описываемой сцены, если вспомнит, что она прикинулась скромной женщиной, которую разбудили от сна трое ворвавшихся в ее комнату незнакомых мужчин. Эту роль она взяла на себя и, надо сказать, исполнила так хорошо, что ни одна из наших театральных актрис не могла бы превзойти ее ни на сцене, ни в жизни.

Отсюда, мне кажется, мы можем извлечь прекрасный довод в доказательство того, насколько натуральна для прекрасного пола добродетель: хотя, может быть, из десяти тысяч женщин не найдется и одной, годной в хорошие актрисы, да и среди последних мы редко встретим двух способных с одинаковым искусством исполнить какую-нибудь роль, однако с ролью добродетели все они справляются великолепно: и те, у которых она есть, и те, у которых ее нет, — все разыгрывают добродетельных с неподражаемым совершенством.

Когда мужчины ушли, миссис Вотерс, оправившись от страха, оправилась и от гнева и уже гораздо благодушнее разговаривала с хозяйкой, которая не так легко совладала со своим беспокойством за репутацию заведения и снова пустилась перечислять в ее защиту всех знатных господ, ночевавших под этой крышей; однако гостья оборвала говорунью, заявив, что считает ее совершенно неповинной в случившемся беспорядке, и попросила дать ей возможность уснуть, выразив надежду, что до утра ее больше уже не потревожат. После этого хозяйка покинула ее со многими поклонами и приседаниями.

Глава III

Диалог между хозяйкой и горничной Сусанной, который полезно прочесть всем содержателям гостиниц и их слугам. Прибытие молодой прекрасной дамы и ее приветливое обращение, могущее послужить для знатных особ уроком, как снискать всеобщую любовь

Хозяйка гостиницы, вспомнив, что единственным человеком, еще не спавшим в то время, когда была выломана дверь, была Сусанна, тотчас же отправилась к ней разведать о причине беспорядка, а также о том, кто такой незнакомец и когда и как он приехал.

Сусанна рассказала все, что уже известно читателю, уклонившись от истины лишь в некоторых подробностях, для нее неудобных, и совершенно умолчав о полученных деньгах. Но так как хозяйка в предисловии к своим расспросам долго с участием говорила о страхах миссис Вотерс касательно замышлявшегося покушения на ее добродетель, то Сусанна попробовала было успокоить тревогу госпожи своей, в которой та, по-видимому, пребывала, поклявшись, что собственными глазами видела, как Джонс соскочил с постели миссис Вотерс.

Эти слова привели хозяйку в крайнее раздражение.

— Полно молоть вздор! — воскликнула она. — Разве женщина стала бы кричать и выдавать себя, если бы это было так? Скажи на милость, разве этот крик, который слышали человек двадцать, не есть лучшее доказательство добродетели, какое может дать женщина? Прошу, сударыня, не распространять такой клеветы на моих постояльцев: ведь она вредит не только им, но и всему дому, а в нем нет места для бродяг и голодранцев.

— Значит, прикажете не верить собственным глазам? — сказала Сусанна.

— Конечно, и глазам не всегда надо верить, — отвечала хозяйка. — Я бы и своим не поверила, когда дело идет о таких прекрасных людях. Уже полгода, как никто не заказывал мне такого ужина, какой я им подала вчера вечером; и такие они покладистые, такие невзыскательные, что нисколько не жаловались на мою ворчестерскую грушевку, которую я им продала за шампанское; да и то сказать: моя грушевка такая вкусная и для здоровья полезная, что не уступит лучшему шампанскому в королевстве, иначе я не посмела бы подать ее, а они выпили две бутылки. Нет, нет, никогда не подумаю худого о таких рассудительных, прекрасных людях.

Такими доводами Сусанна была приведена к молчанию, и госпожа ее перешла к другим предметам.

— Так ты говоришь, — продолжала она, — что этот незнакомый джентльмен приехал на почтовых и с лошадьми его остался слуга? Ну, значит, и он из господ. Почему же ты не спросила его, не хочет ли он поужинать? Кажется, он в комнате другого джентльмена; поди же и спроси, не надо ли ему чего, — может быть, он чего закажет, когда увидит, что в доме не все спят и есть кому приготовить. Да только не наделай, как всегда, глупостей: не вздумай сказать ему, что огонь погас и куры еще не зарезаны. II если он потребует барашка, не сболтни, что его у нас нет. Мясник, я знаю, резал барана перед тем, как я собиралась идти спать, и, наверно, не откажется отрезать теплый кусочек, коли я попрошу. Ступай же да помни, что у нас есть все сорта баранины и курятины. Иди отвори дверь и скажи: «Вы звали, джентльмены?» А если они ничего не ответят, спроси, что его милости угодно будет заказать на ужин. Не забудь только прибавить: «его милости». Ступай! Если ты не будешь внимательней ко всем таким вещам, из тебя никогда ничего не выйдет.

Сусанна отправилась, но скоро вернулась, доложив, что оба джентльмена улеглись на одной постели.

— Два джентльмена на одной постели! — ужаснулась хозяйка. — Не может быть! Да это голь перекатная, а не джентльмены, бьюсь об заклад! И прав был молодой сквайр Олверти, подумав, что молодчик затеял ограбить ее милость; ведь если бы он взломал дверь в комнату дамы с преступными намерениями джентльмена, то не улизнул бы в комнату, занятую другим, чтобы сэкономить на ужине и постели. Заведомые воры, а поиски жены — один только предлог.

Хозяйка порицала мистера Фитцпатрика совершенно несправедливо, ибо он был природный дворянин, хотя и без гроша за душой, и если и мог в чем упрекнуть свое сердце и голову, то уж никак не в пресмыкательстве и не в скаредности. Напротив, он отличался такой щедростью, что, получив за женой очень хорошее приданое, промотал его до последнего гроша, за исключением небольшого капитальца, записанного на ее имя; желая завладеть и им, он начал обращаться с женой так жестоко, вдобавок еще бешено ревнуя ее, что заставил несчастную бежать из дому.

Проделав в один день длинный утомительный путь из Честера да получив еще в схватке с Джонсом несколько увесистых ударов, джентльмен этот почувствовал себя настолько разбитым физически и удрученным душевно, что у него пропал всякий аппетит. После досадного приключения с миссис Вотерс, которую, доверившись указаниям служанки, он принял за свою жену, ему совершенно не пришло в голову, что миссис Фитцпатрик все же могла находиться в доме, хотя бы особа, к которой он ворвался, ею и не была. Вот почему он послушался приятеля, посоветовавшего ему прекратить на сегодня дальнейшие поиски, и принял любезно предложенную им половину постели.

Лакей и форейтор были в другом расположении духа. Они проявляли куда больше прыти на приказания, чем хозяйка на услуги; однако, получив от них удовлетворительные сведения о положении вещей и убедившись, что мистер Фитцпатрик не вор, она согласилась наконец подать им кусок холодной говядины, которую они уплетали с большой жадностью, когда в кухню вошел Партридж. Сначала его разбудила только описанная суматоха, а когда он попытался снова заснуть, устроившись поудобнее на подушке, сова закатила ему под окном такую серенаду, что бедняга в неописуемом страхе соскочил с постели и, наскоро накинув на себя платье, бежал под защиту людей, голоса которых доносились из кухни.

Приход его удержал хозяйку, которая уже собралась отправиться на покой, оставив двух гостей на попечение Сусанны; она рассудила, что с другом молодого сквайра Олверти нельзя обращаться так пренебрежительно, особенно после того как он потребовал пинту глинтвейна. Хозяйка тотчас же повиновалась, поставив на огонь заказанное количество грушевки, которая отлично сходила у нее за любую марку вина.

Лакей-ирландец отправился спать; его примеру хотел было последовать форейтор, но Партридж попросил его остаться и распить с ним вино, на что тот с благодарностью согласился. Дело в том, что учитель боялся возвращаться в постель в одиночестве; не зная, как скоро он может лишиться общества хозяйки, он решил обеспечить себе общество форейтора, в присутствии которого не страшился ни черта, ни его прислужников.

В это время к воротам подъехал другой форейтор. Посланная на разведки Сусанна вернулась в сопровождении двух молодых женщин в амазонках, причем на одной из приезжих амазонка была так богато расшита, что Партридж и форейтор тотчас же повскакали с мест, а хозяйка рассыпалась в поклонах и любезных восклицаниях.

Дама в богатом костюме проговорила с приветливой улыбкой:

— Если вы позволите, сударыня, я несколько минут погреюсь у вашего кухонного огня, потому что на дворе очень холодно; но только, пожалуйста, пусть никто не беспокоится и не встает с места.