1900. Русские штурмуют Пекин - Дмитрий Янчевецкий

Я поехал догонять наш отряд по бесконечной Шуньчжимыньской улице, пересекающей Маньчжурский город с севера на юг. Еще недавно это была одна из самых людных и бойких торговых улиц столицы. Теперь она тянулась в грязи, мусоре и поражала своим безлюдием и запустением. По обеим сторонам тянулись пожарища, чернели обгорелые здания и магазины, под копыта лошади попадались трупы китайцев, обожженные или обглоданные свиньями и собаками.

Я проехал через величественные западные ворота, охраняемые японцами, и поскакал по пригороду, по дороге, вымощенной старыми разъехавшимися гранитными плитами, среди огородов, тополей, ив и гаоляна. На несколько верст пригород и попутные деревни были разграблены бежавшими китайскими солдатами. Всюду были свежие следы бегства и разгрома. Часть жителей бежала вместе с войсками, другие уходили теперь целыми семьями, неся на палках домашний скарб, третьи уже возвращались домой на разоренные пепелища.

Вдали показалась «Гора десяти тысяч веков», и на ней башня и причудливые здания, горевшие на солнце своей глазурью.

В то же время по параллельной дороге, до сих пор скрытой от нас рощами и деревнями, замелькали ряды японских солдат. По-видимому, они шли к той же цели, что и мы.

Тревога охватила наш маленький отряд. Если японцы придут раньше нас, то мы потеряем перед самым нашим носом роскошные сказочные дворцы со всеми их сокровищами. Нужно спешить. И так уже японцы захватили в Пекине много богатств и овладели казначейством, которое, к удивлению, оказалось наполнено серебром на несколько миллионов лан.

Казаки погнали лошадей и помчались искать ворота. Скорее нужно вывесить на башне русский флаг! К счастью, на этот раз у нас есть в руках готовый Андреевский флаг.

Проскакали мимо каких-то китайских построек к расписным красным дубовым воротам, запертым на засов. Раскачали ворота и выломали засов. Один казачий офицер и я выходим на красивый мощеный двор, обсаженный деревьями. Перед нами чудный дворец на красных дубовых столбах, увенчанный золотой глазурью и таинственно завешенный циновками. Некогда разглядывать!

Мы ставим у ворот казаков и наказываем им, чтобы они никаких иностранцев во дворец не пускали.

Как бы не опоздать!

Летим на лошадях дальше, по дворцовым тенистым аллеям, беломраморным галереям, проносимся мимо узорчатых беседок, гротов, балконов. Лошадь звонко бьет подковами по мрамору и граниту белой набережной, вьющейся по берегу «Всесветлого озера». Нет времени рассматривать этот чудный сказочный мир, в котором должна находить себе отраду и покой сказочная богдыханша.

Мы быстро проходим ряд необыкновенных разукрашенных и разрисованных зал и дворцов, запертых и завешенных, и по мраморным ступеням взбегаем на «Гору десяти тысяч веков». Ура! Андреевский флаг взвился на четырехъярусной башне, увенчавшей гору. Дворец «Отрады и покоя» наш!

Японцы пришли одновременно с нами, но, увидя всюду наших часовых, любезно раскланялись и ушли.

Дворцы — верх китайского искусства, вкуса и фантазии. Китайская императрица бросила их на произвол судьбы. Я спустился вниз с горы и с благоговением стал осматривать неведомый мир. Точно сказка за сказкой раскрывались безмолвные дворцы, утопавшие в китайской пышности и поэзии. Я увидел двор, мощеный, с огромными чугунными курильницами, драконами и фениксами. Это был великолепный «Красный дворец», на красных столбах, под серой черепичной крышей.

Мы вошли во дворец — двери взломали. Палата во весь дворец. Посредине трон из черного дерева, с желтыми подушками. По бокам павлиньи опахала. Сзади зеркальная застава в иероглифах, в чудной золоченой раме. Сверху золотая надпись о счастье и добродетелях. Перед троном 6 курильниц для фимиама, огромные чаши для роз, две башни для воскурений. Трон стерегут восемь журавлей, две чудовищные морские собаки, два прекрасных феникса. Все — драгоценнейшее клуазоне[94]. По сторонам — роскошные трюмо, картины, вырезанные на камне, вазы, надписи и часы с птицами, колокольчиками и разными фокусами.

Но самые главные фокусы — направо и налево от трона. С одной стороны — девица танцует на канате, улыбается и кивает головой. С другой стороны фокусник (немец с лица) показывает кунштюки. При этом играет музыка, поет птица и часы показывают время.

Наши офицеры у Красного дворца

Выйдя из этого удивительного дворца, я сел на лошадь и поскакал мимо закрытых дворцов, с опущенными занавесами снаружи. Предо мной открылось «Всесветлое озеро», окаймленное гранитной набережной, расписной галереей, причудливыми мостами, с островом посредине, где императрица любила искать уединение. Проскакавши по живописной галерее с электрическим освещением, я подъехал к главным прекрасным дворцам, с желтой крышей. Это были священные дворцы, в которых не было никогда ни одного европейца. Я и казачий офицер были первыми европейцами. Принц Генрих Прусский был допущен два года назад только в передние дворцы.

В башне на горе мы нашли три золоченых кумира Будды и его учеников. За башней, на самом верху горы, древняя кумирня, крытая прекрасной глазурью, играющей на солнце. Я спустился вниз и стал бродить по дворцам. Везде я видел посредине дворца трон, по сторонам вазы, курильницы, чаши. В одном дворце я нашел по сторонам тронной палаты две императорские опочивальни: одна сиреневая, другая голубая. Обе для императрицы. Везде я видел непомерное множество столовых часов, ламп, люстр, хотя освещение электрическое. Но еще больше фарфоровых ваз и изделий из яшмы. Дворцы украшались целыми тысячами яшмовых вазочек, чаш, фигур, картин, курильниц, цветов и т. д. Во всех дворцах мы находили музыкальные ящики, которые играли удивительные китайские романсы.

Я стал бродить по всему парку. Тут были прелестные аллеи, лотосовые пруды, горы, рощи, дворцы, терема, беседки, балконы. Всюду изогнутые кровли, расписные стены, потолки, решетчатые окна, цветы и древние позеленевшие вазы. Увидя прекрасные розовые лотосы, я полез к воде, чтобы сорвать на память, и был, без сомнения, первый европеец, который провалился в пруд богдыхана.

Темная южная ночь быстро бледнела и уже снимала свои легкие непроницаемые покровы с «Горы десяти тысяч веков». Сквозь открытые решетчатые двери из утреннего сумрака глядела и сияла вечно юная Утренняя звезда. Нежными, как пыль, лучами она чуть-чуть освещала бронзовые потухшие курильницы и завядшие розы на фарфоровых блюдах с разрисованными цветами. И нарисованные цветы были так же хороши, как лежавшие на них и еще благоухавшие розы, которыми так недавно любовалась богдыханша.