Торлон - Кирилл Шатилов

Здешние люди вообще выглядели недоверчивыми и подозрительными. В комнату, которую ему отвели в этой башне, сразу же нагрянуло несколько слуг, пожелавших не столько помочь ему обустроиться, сколько поглазеть на нового жильца. Среди них было несколько довольно миловидных девушек, однако взгляды их показались ему чересчур заинтересованными, чтобы ответить им вежливым отказом или ничего не значащей улыбкой. Одним словом, оказавшись в центре внимания, он с непривычки так растерялся, что наверняка произвел на всю честную компанию впечатление заносчивого барчука, каковым отродясь не был даже в наиболее удачные с точки зрения торговли годы. Деньги у него водились всегда, пусть и не столько, чтобы ему оказывали такой почет, как здесь, но достаточно для того, чтобы превратить кого-нибудь другого, менее совестливого, в самолюбивого выскочку и ловеласа. Он был верен своей Мэри тогда и не собирался изменять сейчас, пусть даже нынешнее его положение вызывало у него целую кучу вопросов к ней и ее семейству. Не без труда выпроводив слуг и служанок, он с любопытством осмотрел свое новое жилье, поклявшись, что не задержится в нем надолго. Однако прошло вот уже сколько дней, а он все еще пользуется гостеприимством странных хозяев и, страшно подумать, постепенно свыкается с подобной жизнью!

В Уинчестере их с Мэри дом стоял в общем-то неподалеку от замка градоначальника, всеми почитаемого графа Годвина, которого ему не раз приходилось видеть скачущим мимо их калитки впереди почетного эскорта с охоты или на охоту, но в самом замке он был лишь однажды, когда жене графа вздумалось облачить свою дворню в одинаковую одежду. Уил был приглашен на смотрины, привез с собой целый ворох ткани и так нервничал, надеясь получить заказ, что почти не смотрел по сторонам, а когда в последний момент графиня передумала, с позором удалился, ругая себя еще и за то, что ничего как следует не увидел. Ему всегда казалось, будто жизнь в замке необыкновенна и замечательна. Конечно, немудрено так решить, если проводишь все дни то на рынке, то на соседних овчарнях, выгадывая на мелочах из боязни проиграть по-крупному и мечтая так поставить дело, чтобы на тебя работали другие, а ты бы только и знал, что считал барыши да путешествовал. Например, в Лондон. А то и дальше, на собственном баркасе, через пролив, в далекую Францию, откуда, как говорят, давным-давно на острова переселились первые их обитатели. Чего только не рассказывают умные люди!

И вот он словно очутился в ярчайшем из своих снов: спит на мягком ложе, в отдельной келье, занавешенной старыми гобеленами, ест досыта с серебряной посуды, отказывается от хорошеньких служанок и целыми днями ничего не делает, считая ворон на башенных зубцах да ведя пустые беседы с сыном местного графа, который только посмеивается, когда слышит названия перечисляемых Уилом стран и народов. И при этом у него нет сил радоваться жизни, его гнетет совесть и обуревает тоска по дому, а открывающаяся за узким окном живописная картина со стремительной рекой под отвесным утесом и цепью гор у самого горизонта неумолимо зовет бросить все и отправиться дальше, на поиски невесть как покинутой родины. Он до сих пор не открыл этого своего желания никому из здешних обитателей. Может быть, сейчас как раз подходящий случай?

— Локлан, скажи, я считаюсь в вашем городе пленником или гостем?

— Как ты говорил? «Гостем»? Ах да, да, понятно, нет, не пленником, не совсем, да.

Вот заладил! Так пленником или нет? Слова вроде бы знакомые, а смысл ускользает. Хорошо хоть, что этого всегда можно переспросить. Его отец выражается еще сумбурнее и считает, что все обязаны его понимать. Попробуем спросить попроще:

— Локлан, я могу уйти, если захочу?

— Куда ты идти?

— Домой, в Англию. Я же тебе рассказывал. У меня там осталась жена и полсарая нераспроданных тюков с бурелью. Не знаю, как для вас, а для меня это большие деньги.

Опять он про свои домашние заботы! Как вдолбить в его лысую голову, что сейчас не лучшее время шляться по лесам? Что вокруг враги, а впереди и того хуже — зима. Или он думает, будто сумеет добраться до дома раньше нее? В таком случае его жилище должно находиться где-то на землях вабонов, а любому ребенку ясно, что это невозможно. Шеважа не строят замков. Они даже едва ли знают это слово. Тогда как Вил, ехавший в седле бок о бок с ним, при виде Вайла’туна привстал в стременах и безошибочно назвал замок «замком». Разве что ударение неправильно поставил. Нет, пускай многие не верят ему и за глаза называют сказочником, он, Локлан, склонен думать, что Вил не так прост, как кажется, и что где-то, хотя бы за тридевять земель, хоть за Бехемой, хоть за горами, стоят в чужих землях такие же замки, и он, Вил, видел их. А если так, если он верит в то, что сможет найти к ним дорогу, непростительной глупостью со стороны Локлана будет отпускать его восвояси, не использовав этой нежданно подвернувшейся возможности раз и навсегда превзойти отца и со временем, кто знает, сделаться властелином не только Вайла’туна и Торлона, но и неведомых до сих пор земель.

— Тебе здесь разве плохо? — Локлан заглянул в серые глаза собеседника, будто надеясь увидеть в них то, что видел и о чем думал тот. Глаза смотрели прямо перед собой, не замечая Локлана, сквозь него. — Если хочешь, мы бы, наверное, смогли подыскать тебе хорошую жену. Или ты женат?

Вил пожал плечами, посмотрел на свои руки и оглянулся на узкий проем окна. Локлан повторил вопрос.

— Да, есть жена, — кивнул Вил. — Мэри зовут. Добрый жена, — и, подумав: — Был добрый. Щас не знаю я. Кто гроб делал, кто клал, зачем клал? Ничего не знаю.

— Тогда тем более нужно новую найти! Судя по всему, ты немного от этой перемены потеряешь. А торговцы у нас на хорошем счету. Будешь в своем доме жить. А можешь у меня тут остаться. В замке понадежнее будет. — Локлан вспомнил, что назавтра у них с отцом назначена встреча с Хейзитом. Интересно, что тот придумал? — Посуди сам, куда тебе спешить, когда скоро зима? У тебя дома бывает зима? Снег?

— Да, холод, лед, скот гибнет, плохо.

— Вот видишь, а у нас скот не гибнет. Мерзнет — это да, но зим мы давно уже не боимся. Да и на заставах, как ни странно, обычно спокойнее делается. Шеважа от снега и холода по своим берлогам прячутся, носа не показывают.

— Значит, спокойно? — сделал из услышанного собственный вывод Вил. — Можно уходить?

— Если бы ты знал, куда, то, наверное, да, — уклончиво согласился Локлан. — Но поскольку ни ты, ни я не знаем, где твоя Англи, я не могу послать с тобой своих людей, а без провожатых ты в наших местах точно погибнешь. Зимой многое по-другому.

— Да, и звезды тут другие, — кивнул Вил. — И луна другая. Все другое.