М.С. - Владимир Чистяков

— Их много, Марина одна. Они по своей воле, с подначки родителей, и вероятно, некоторых преподавателей, будут травить её.

— Я прекрасно осведомлена. Поэтому назову цель своего визита: по крайней мере, до зимних каникул я предлагаю Марине заниматься по индивидуальной программе. Она не будет видеть других детей, а преподавательский состав в большинстве придерживается такого мнения, что потомки нас не простят, если загубим талант Второй императрицы. Правда, какое-то время в спектаклях она участвовать не сможет, но сами понимаете, это для её же безопасности. Всё это я вам говорю в том числе и от лица всего моего Великого Дома.

Софи сощурилась.

— Как вам прекрасно известно, говорить я могу только от своего собственного лица. Если Марина согласится, то занятия возобновятся. Но если последуют ещё какие-нибудь эксцессы… То вам придется иметь дело с главой Дома вассального моему Великому Дому.

Императрица обворожительно улыбнулась.

— О характере моих предложений глава упомянутого вами Великого Дома сегодня утром уже извещен.

Заслужено Императрица прозвище носит!

Впервые в жизни Софи видит племянницу столь робкой, удивленной, восторженной и немного напуганной одновременно. Почти привыкла, что эмоции на личике появляются столь же часто, как и на физиономии М. С… Вспомнила, что уже видала такие взгляды- так смотрели на Катти Сарк молодые пилоты и курсанты. Ожившая сказка. Дева- воительница из легенды. Спустилась с небес. Решила поговорить с тобой. А ты и не знаешь, что сказать. Точно так же маленькая Марина смотрит на Императрицу.

В доме полным-полно пустующих помещений, но Марина спит вместе с Софи. Той почему-то нужно ощущать рядом с собой кого-то хоть не в такой степени беззащитного, как её дети.

Софи частенько прикладывается к бутылке. Внешне на ней это никак незаметно. Только иногда она начинала плакать. И Марине приходилось обнимать и успокаивать её. Сама себе она в такие моменты казалась очень взрослой.

Они часто сидели до глубокой ночи после того, как укладывали детей.

Половина каминов во дворце давным-давно переведена на газ, но есть ещё и несколько настоящих. Самый любимый в Охотничьем зале. На стенах в изобилии висят картины с битой дичью, да выловленной рыбой. В детстве Софи называла зал рыбной лавкой, и предлагала его переименовать, ибо почти вся дичь и рыба были изображены на прилавках. Саргон остроумия начинающей художницы не одобрил. В шестнадцать лет Софи стала полноправной хозяйкой дворца. И не стала ничего менять внутри. Вот только перед главным входом во дворец растут теперь темно-бордовые розы

Хотя зал называется ''Охотничьим'', но колюще-режуще-дробящие предметы на стенах в свое время использовались исключительно против двуногой дичи в стальной шкурке. А Софи как-то подзабыла, что дрова сами ходить не умеют. Хотела зажечь камин, но обнаружила только несколько щепочек да угольков. Хотела уже пойти в другой зал и включить газовый… К несчастью, взгляд их высочества зацепился за небольшой кавалерийский топорик…

Звук разрубаемого дерева привлек внимание Марины. Тетку она застала за довольно интересным занятием: с лицом заправского мясника с помощью украшенного драгоценными камнями топорика Софи разделывала на составные элементы кресло трехсотлетней давности. Вскинула на племянницу переполненные бешенством светло-карие глаза. На мгновение застыл топор в руке. Хрясь! Золоченая ножка отлетает чуть ли не до двери.

Марина осторожно подбирает её. Вертит в руках.

— Вообще-то, в подвале полным полно дров. Уже нарубленных березовых.

— Может, и сосновые есть? — с непонятной интонацией поинтересовалась Софи.

— Найдутся.

Снова хрясь! Несчастное кресло прекращает свое существование. Топорик чуть ли не до рукояти всажен в паркет.

Марина предпочла пропустить мимо ушей, с какими словами Софи таскала наверх дрова. Марине тоже пришлось поднапрячься, но больше, чем она могла снести тетка на неё не нагрузила, зато сама приволокла охапку обхватом с хорошую колонну.

Уютно разгорелся огонь. Топорик из пола выдрать так и не удалось. Марина с ногами забралась на уцелевшего собрата несостоявшейся звезды антикварного салона. Софи устроилась у огня на напоминающей по площади теннисный корт шкуре пещерного медведя, якобы убитого старшим братом Дины II Линком чуть ли не шестьсот лет назад, и убийство медведя — чуть ли не единственный факт сохранившейся от него в истории. Марина никогда бы не поверила, что шкуры могут так долго храниться. Да и в столичном зоопарке ещё совсем недавно сидел гигантский мишка. Потом куда-то делся. Медведей Марина не любит, но гигантских ей почти жалко. Идет-то про них самая дурная слава, а на деле они самые безобидные представители медвежьего племени (правда, муравьи и пчелы бы с этим не согласились). Уже и не осталось почти их, и законов много строгих об охране. А все равно, все меньше и меньше в лесах флегматичных гигантов. И все больше и больше в домах аристократов, как старых, так и новых медвежьих ковров.

Тетка лениво ворошит кочергой угли в камине. Софи всегда красива. Единственная из взрослых, с кем легко Марине, и от кого можно ничего не скрывать. Всегда способна найти ласковое и доброе слово. Какая-то вся теплая и словно светящаяся добротой. Марина не может понять, почему Мама зовет Софи ''Ледяной принцессой''.

Какая-то она вся сонная и апатичная. Ненадолго. Содержимого в бутылке поубавиться… Нет, слушать её рассказы, даже и непонятные интересно. Только никогда не узнаешь заранее, смешно, грустно или страшно будет.

За окном льёт как из ведра. Противный тоскливо-бесконечный осенний дождь. Софи выдула уже половину какой-то кофейного цвета жидкости из бутылки в форме виноградной грозди с яркой этикеткой на мирренском языке. Но сегодня в слёзы её не бросает. Наоборот, говорит зло и резко. И движения быстрые. И взгляд необычайно пристальный. Таковой она наверное бывала в кабине своего истребителя.

Да и Марина ей сейчас нужна только в качестве слушателя. Марина мало что понимает из того, что говорит тётка. Что-то про авиацию. Знакомых слов — самолёт, машина да бардак. Незнакомых — все остальные тангаж, форсаж, вираж, иммельман и прочие мертвые бочки. Бардак в последнее время самое распространенное слово в тёткином лексиконе. Чаще всего с приставкой тупой.

Марина отвечает совершенно невпопад, и то и дело клюет носом. Но спать не пойдёт, пока не соберётся Софи. А это может быть весьма и весьма нескоро. Марине тоже страшно лежать одной и слушать ночные шорохи.

Неожиданно встрепенулась. Сквозь шум падающих капель слышится что-то похожее на плач. Прислушалась. Так и есть. Плач доносится с улицы.

— Тётя Софи.

— Что? — резко бросает та.

— Там кто-то плачет. На улице.

Насторожилась. Словно перед дракой. Кажется, даже уши шевельнулись.

— Нет там ничего!

Но Марина-то слышит.

— Есть. Я пойду и посмотрю. Это кто-то маленький.

— Никуда ты не пойдёшь!

Марина встает.

— Кому-то плохо, и я пойду.

— Я сказала нет!

Направляется к двери. Марина упряма ничуть не меньше, чем мать. Уже на пороге слышит.

— Вернись.

Не хотела но всё-таки обернулась. Софи стоит у раскрытого шкафа, и роется там.

— Вернись. Вымокнешь вся. Плащ надень. И подожди, пока я свой найду.

Плаща Софи так и не нашла, надела форменное кожаное пальто, правда, разыскала два мощных фонаря на ремнях. Пока одевались, Марина заметила как тётка надела плечевую кобуру, только не с пистолетом, а с огромным ножом. Хотела было сказать о позолоченном пистолетике, припрятанном в одном из кабинетов первого этажа, но раздумала. Ибо уверена, оружие им не понадобится.

Вышли наружу. Льет страшно. И темень. Включили фонари. Плач слышен уже явно. Софи повернула голову в сторону, прислушалась, и гаркнула, уперев руки в бока.

— Кого это занесло в мою любимую ажурную беседку?

А Марина не различает ещё ничего, да и фонари светят не в ту сторону. Похоже, Софи, как и Мама, прекрасно видит в темноте.

Марина молча направилась вниз по лестнице, Софи её быстро обогнала. Заходит в беседку.

— А ну кто там под столом? Вылазь!

От столь резкого окрика Марина поскользнулась, и плюхнулась в лужу. Хорошо, хоть плащ непромокаемый.

Из беседки доносится всхлипывание.

— Не лезешь? Ну, я не гордая, сама достану.

Какое-то шебуршание. Марина прихрамывая заходит вовнутрь. Из под стола торчит обтянутый чёрной кожей зад Софи.

— Кусаться! — и звонкий шлепок.

Тётка вылезает из-под стола, вытаскивая за руку насквозь мокрую светловолосую девочку в коротком и грязном летнем платьице. Марина невольно поёжилась. Десятый месяц на дворе. И очень холодный в этом году. Да ещё и дождь… Пригляделась. Да это же…