Корона, Огонь и Медные Крылья - Максим Далин

Я пошел с ним.

Узнавши, что мы лишились проводника, староста деревни Айл-Шалле представил Антонию юношу-охотника, хорошо знавшего горы; этот юноша, Лаурвайи, Золотой Месяц, провожал нас до хутора мельника, но хутор оказался уже безлюден. Водяные твари, полупрозрачные и трясущиеся, подобно желе, обволокли мертвые тела мельника и его семьи; от плоти несчастных остались лишь кости с клочьями плоти.

Вероятно, эти мерзкие создания могли нападать лишь на спящих. Сопротивляться солдатам Антония они не могли, но и уничтожить их простыми способами оказалось невозможно: их студенистые тела, прикосновение к которым обжигало кожу до волдырей, смыкались в местах сабельных разрезов и продолжали неспешно шевелиться. Чуть поколебавшись, Антоний приказал сжечь мельницу и пристройки к ней; Лашвайи и я нарисовали жирною сажей знаки Сердца Города на скалах вокруг обгорелых останков постройки.

Наш новый проводник обещал показать самую короткую и простую дорогу к деревне Нхитхарайе. Приходилось очень торопиться: мы покинули Айл-Шалле на рассвете, к полудню догорел злосчастный хутор — а попасть в Нхитхарайе на встречу с драконами надлежало бы темноты.

Впрочем, люди Антония были весьма воодушевлены и бодры. Победы над нечистым сбродом казались им легкими; здесь, в горах, солдаты начали осознавать себя истинными воинами Божьими. Мерзости тех, кто желал зла всем детям земным, не глядя на цвет их кожи и на их добродетельность, укрепляли наших бойцов в вере исподволь — а великодушие и дружелюбие горцев немало тому способствовало. Беседы в нашем отряде велись о том, что стоит только победить, как случится что-то хорошее.

Над нами реял легкий призрак надежды. Будущее казалось невнятным и темным, но солдаты полагали, что оно не может быть дурным. Те, кто убивал язычников в городке на побережье, измывался над их женщинами, швырял в огонь их детей, грабил их дома — то ли умерли прежде начала нашего похода в горы против нечистого сброда, то ли совершенно обо всем забыли и радовались военной удаче.

Помнил лишь Антоний. Чем дальше мы продвигались, тем явственнее на его лице выражались печаль и ожидание. Сии проявления были мне совершенно не знакомы — и я даже задумался, не ощущает ли мой принц собственную обреченность. Но, скорее, Антоний скорбел об убитых, своих и чужих.

Скорбь эта весьма поднимала его в моих глазах.

Мы продвигались вперед очень быстро. Широкая дорога, обрывающаяся с одной стороны, а с другой ограниченная зеленой стеною, полого поднималась вверх. Ослики весело стучали копытами по утоптанной земле и плоским камням; дул свежий ветер, сияло солнце, мир Божий казался мирным и прекрасным — но я чувствовал, что главные наши испытания еще впереди.

Лаурвайи, идущий рядом со мною, приостановился, показывая вперед рукою, когда мы увидали реящий вдали на горной стене небывалый город. Замок, венчавший горный пик, казался продолжением самой горы, а дома, подобные ласточкиным гнездам, все окруженные яркою зеленью, расходились в стороны, продолжая крепостную стену собственными стенами; все это удивительное сооружение выстроили из розовато-золотистого камня, лоснящегося в солнечных лучах, как лоснится полированный мрамор.

Дорогу, по которой мы шли, отделяла от города пропасть. Облака свежим снегом лежали под нашими ногами.

— Это город драконов, — сказал Лаурвайи. — Людям нет туда хода. Мы в самом сердце гор Нежити; старики говорят, что здесь множество пещер, откуда появляются на солнечный свет существа из долины смертной тени.

Я кивнул и перевел эти речи для Антония.

— Ну что ж, — сказал мой принц, кивнув. — Нам надлежит быть бдительными.

Город драконов медленно разворачивался перед нами в солнечном свете — но вскоре исчез из глаз. Наш отряд оказался в естественном коридоре между двух скальных стен, буйно поросших зеленью. Гибкие стволы, подобные как бы сухожилиям и мышцам, возносили вверх множество косматых крон — и между всем этим зеленым царством во множестве жили птицы. Заросли местами совершенно скрывали собой камень, но кое-где валуны выступали из зеленых кущ, темные, растрескавшиеся от непогод.

Это ущелье выглядело столь мирным и благодатным местом, будто располагалось не на земле нашей грешной, а в эдеме. Свежий ветер спасал от зноя, пение птиц и блеск солнца в листве утешали душу. Бальзам лекаря из Айл-Шалле изрядно облегчил боль от змеиного укуса — я все еще чувствовал слабость, но плечо напоминало о себе лишь при резких движениях. Стало возможным идти пешком — я так и не привык ездить верхом на ослике и шел рядом с Антонием. Солдаты заметно развеселились, что, впрочем, не мешало им внимательно озирать окрестности; принц тоже оглядывался и прислушивался.

Несмотря на всю красу и благость здешних мест, каждый из нас все бессознательно ждал нападения — но того, что случилось, когда дорога пропала из виду, делая резкий поворот за край скалы, никто не ожидал.

Мы услышали пронзительный женский вопль, который тут же подхватило и раздробило эхо. Женщина дико закричала снова — и, мгновением позже, куда быстрее, чем возможно рассказать об этом, появилась в виду нашего отряда.

Она выскочила из-за поворота дороги; я тут же понял, что странные, очень негромкие звуки, вроде скрипа и похрустывания, доносящиеся откуда-то из-за скальной гряды, издают какие-то мерзкие твари, напавшие на бедняжку. В безмерном ужасе женщина едва не влетела прямо в объятия Антонию, но осознав это, отпрянула назад, едва удержавшись на ногах.

— Сестра! — закричал я, подбегая к ней. — Ты можешь не бояться больше, ты — среди друзей. Скажи, что тебе угрожало?

Она, тяжело дыша, несколько секунд молча глядела на меня широко раскрытыми круглыми черными глазами из-под сбившегося платка. Потом выдохнула:

— Те, кто принцесс убил! Я думаю, принцессы мертвы!

— О чем она? — спросил Антоний.

— Там, впереди, есть еще женщины, они в беде! — крикнул я, не желая, по малости времени, вдаваться в подробности.

Антоний, не прикасаясь к сабле, выхватил оба пистолета и крикнул солдатам: "За мной!" — что было излишне, ибо все и так ринулись вперед. Женщина прижалась к замшелой скале, пропуская солдат — ей, очевидно, хотелось бежать в противоположную сторону, она вовсе не ждала, что кто-то останется с нею, чтобы охранять и защищать. Я попытался нагнать Антония, но рана в плече отозвалась на бег таким ударом боли, что свет на миг померк перед моими глазами. Мне пришлось опереться о камень, пережидая приступ головокружения, нестерпимой боли и дурноты; придя в себя, я осознал, что бой уже вокруг и в самом разгаре.