Люди города Ура - Игорь Дьяконов

618

У Л. Легрэна «антилопу» (питьевую, весом в 250 г!? — И. Д.); darà означает «горный козел», но здесь это, может быть, трубка, украшенная его изображением (вес очень мал!).

619

Странное имя «Нанна-Совершается-в-Излиянии/Воссиянии его» требует пояснений, да и само чтение нуждается в оправдании. В тексте dNanna mu-ri-a-na ba-ak. Здесь ясно dNanna — «бог Нанна» и ba-ak — «делается, совершается». Но dNanna (абсолютный падеж!) — не подлежащее к ba-ak, потому что показатель Ьа- в глаголе обычно указывает на безличное действие. Однако оборот mu-ri-a-na ba-ak не является и придаточным предложением, так как не имеет соответствующего показателя. Стало быть, этот оборот, означающий «совершается» или «совершилось mu-ri-a-na» (глагол здесь имеет безлично-непереходное значение, и поэтому по правилу различение видо-временных категорий в нем не обязательно), является как бы глагольным приложением-эпитетом к имени Нанны, чему есть аналогии в шумерском языке (ср., например, имена статуй лагашского правителя Гудеи). Что означает сочетание знаков mu ri а na? Синтаксически — а-na — энклитическое притяжательное местоимение 3-го лица имен одушевленных — ane/i при имени, стоящем в родительном или местном (локативном) падеже на — а. (Падежи по-шумерски ставятся в конце всей именной синтагмы, т. е. после определений.) Поскольку имя mu-ri состоит из двух знаков, к тому же с разными гласными (по-шумерски в одной именной пли глагольной основе могут быть, по правилу, только одинаковые гласные), поскольку оно должно состоять из двух основ; а поскольку именного словосложения в шумерском не бывает, то перед нами глагольное имя от составного (двухосновного) глагола, где первая основа является объектом второй. Увы, в «основном» шумерском языке глагол mu-…ri не существует или нам неизвестен. Можно попытаться искать его не в «основном» шумерском языке, а в «женском» языке eme-sal. Известно, что для шумерянок (и для евнухов) «мужское» произношение было табуировано и они многие фонемы и целые слова произносили иначе, чем шумеры- мужчины. Дошедший до нас древний словарь языка eme-sal (MSL IV) очень неполон, но он показывает, что как mu на eme-sal произносилось общешумерское слово giš (giz) — «дерево». Предположив, что на eme-sal точно так же произносилось и слово gìš/s — «penis» в написании UŠ, будем искать глагол UŠ — … -ri (при чтении — re, тоже возможном, eme-sal ожидалось бы *…-ra). В аккадском словаре В. фон Зодена AHw для redûm засвидетельствованы только идеограммы RE и UŠ по отдельности, но UŠ — лишь в чтении ús, а не gíš/s. Можно принять, что перед нами глагол ri=redûm = «гнать, течь, изливать(ся)».

Ясно, однако, что перед нами, во-первых, наименование некоторой специфической ипостаси бога Нанны и что имя-предложение означает «бог Нанна-Совершается-в-Излиянии-…-его». В сочетании с фактом выдачи ложа и сосуда для питья через тростинку не кажется невероятным отождествление этой ипостаси бога Луны с маской, заменявшей его в брачном обряде.

620

gú ne-sag-(g)á inim-gál-(l)а. Слово inim-gál, вообще говоря, означает «спор», может быть, и «распря». Но, возможно, надо вспомнить, что богиня Инана была не только богиней любви, но и распри — не идет ли речь о любовном споре? Ср. спор не только Думузи и Энки-имду, но и Инаны с Думузи, прежде чем она приняла его любовь.

Там ссора влюбленных кончается строками песни:

Слово, что сказали они, — слово желанья:С началом ссоры приходит желанье сердца.

Или тут эвфемизм?

621

См. под alû и alallû в CAD, А 1; особенно обратить внимание на текст Malku IV, 142 и сл.

622

О ней кроме наших текстов из хозяйственных документов известно лишь, что наряду с управляющим Дайей она имела собственного парфюмера (см. UET III, 1001, 11)) и заботилась о «Бездне» (abzu) храма.

623

Бог Лаль редко встречается за пределами приведенных нами текстов. Помимо этого мы узнаём лишь, что у него было собственное «святилище» (точнее, вероятно, хранилище), имевшее привратника (UET III, 1110, г. 1; 1144). Кроме того, он упоминается еще в одном документе (UET III, 72): «2 лепешки (?) (по) 1 bàn 1 раз, 2 лепешки 2 раза — (божеству) dNin-zalag(?)-(g)a-na, 2 лепешки по 5 sìla — богу Ниназý, 1 — dNin-dúl, 1 — (богу) Лаль, 1 — (богине) dNin-Urim-ti». Первое из божеств совершенно неизвестно, однако ср. UET V, 355 и ниже, примеч. 625: dNin-a-zalag-(g)a; второе — уже упоминавшееся хтоническое божество, почитавшееся, между прочим, в Уре, третье — «Госпожа отдыха» (или «тени»), затем идет известный уже нам «Медок» и, наконец, богиня «Госпожа — „жив-город-Ур“», очевидно какое-то весьма второстепенное божество. Документ датирован в месяце á-ki-ti (VI месяц «á-ki-ti посева Нанны»). Перевод «лепешка» — по Легрэну (шум. gìri-lam); вместо dNin-dùl Легрэн читает Húl- dùl «Радость (и) Отдых». Sìla — около 0,75 или 0,95 л, bán=10 sìla. Не только в культе хмельного медка, который пьет жрица во время обряда (ср. hauma- у иранцев, soma- у индийцев), нет ничего удивительного, но неудивительно и то, что его хранилище считается святилищем.

624

geštin eša-da.

625

Вместо dNin-é-zalag-(g)a — «Госпожа светлого дома» Л. Легрэн читает dNin-é-ìa-ga — «Госпожа дома растительного масла и молока», что мне представляется менее вероятным. dNisaba — богиня хлебов (а также клинописи; интересно, что и dGeštin-an-(n)a, богиня «Небесная Лоза», сестра Думузи, — тоже знаток грамоты: в аккадское время в качестве Bēlet sēri — «Владычицы степи» она являлась «девой-писцом» Преисподней. Может быть, это объясняется тем, что клинопись возникла в связи с нуждами крупного, т. е. храмового, земледелия? Во всяком случае, Нисаба здесь, вероятно, выступает не в своем «ученом» качестве, а в качестве божества растительного плодородия, вроде Ашнан, «Пшеницы», сестры Думузи).

626

tu5 (?). Перевод Л. Легрэна: «клея»; tu5, собственно, «слюна; колдовство».

627

Л. Легрэн переводит «лент». В тексте KIN níg-sud-a guškin.

628

Аккад. буквально «солнышки», т. е. «блестки».

629

Сокращенно вместо Nanna mu-ri-a-na ba-ak. Перевод: «1 мина клея (?) для золотых лент (?) и блесток (для „<Нанна>-Совершается-в-Излиянии/Воссиянии-его (??)“».

630

Ссылка на текст времени ВарадСина мной утеряна; но ср. еще Sīn-īribam, dumu en-(n)a, U. 7836, UET V, 252, 35-й год РимСина I, возможно, сын Эн-Анеду; ср. также печать к текстам, изданным Д. Орсби, № 6: d[EN-ZU-i-bi-šu] dumu en dNanna. .; Charpin D. Le clergé d'Ur…, c. 126.

631

Это, конечно, означает, что он не имел официально известного отца, иначе бы он не остался без отчества, обязательного для каждого полноправного гражданина. (Люди царского и храмового персонала обычно вместо отчества называли себя по профессии; но «сын жрицы», разумеется, и не профессия.)

632

В тексте — me, аккад. parsu[m]; это некая вещественная сущность или эманация, определяющая характер и судьбу бога, человека, вещи, рода деятельности и т. п.

633

Любопытно, что парик, по-видимому, назывался по-шумерски hi-li, что означало далеко не только «парик» и «красота», «пышность», но и «(сексуальная) прелесть».

634

Все это очень напоминает убор Пу-аби, см. выше.

635

По другому варианту, жених спрашивает ее, почему она заперлась, и она отвечает (видимо, через дверь), что она одевалась; но при этом ее приготовления описаны несколько иначе: сначала она совершает омовение в «белом (каменном) тазу», намыливаясь (конечно, мыльным корнем, а не мылом) и поливаясь из котелка, одевается в царственную одежду, подводит себе глаза сурьмой, чешет волосы, часть их убирая в прическу, а часть отбрасывая с затылка; надевает браслеты и бусы на шею. Это описание, менее экстравагантное, наверное, ближе к действительным свадебным обычаям.

636

túgpala; объясняется древними словарями как túg-nam-lugal и túg-nam-nin — «мужская и женская одежда царственности»; вероятно, плащ- накидка — ср. одеяние Пу-аби? Впрочем, на печати времени «Архаического Ура» жрица Нингали одета лишь в род юбки.

637

Kramer S. N. The Sacred Marriage Rite, с. 25.

638

Заметим, что на широте Нижней Месопотамии молодой месяц как бы полностью «лежит» на небе, еще более, чем у нас, напоминая бычьи рога или ладью с высоким носом и кормой — ср. «Ладью (má или má-gur8) Нанны»!

639

Впрочем, один из «плачей» был посвящен исполнению дошедшего до нас песнопения «Плач о гибели Ура»; их было по крайней мере два — один относился к XXIII в. до н. э., другой был посвящен разрушению царства и города амореями и эламитами в конце XXI в. до н. э. Здесь, вероятно, речь идет об оплакивании другого рода.