Смутное время - Олег Яковлев

Вестник в черной кожаной маске – чтобы не нарушать покой темного зала чувствами, отражавшимися на лице и в глазах, – передал свернутый в свиток кусок багровой демонской кожи древнему, как само время, гному с длинной белой бородой и мрачным морщинистым лицом. Заостренным ногтем указательного пальца старик разрезал сшивающие послание черные нити, сделанные из смолистых волос того же демона, с легким шорохом развернул письмо и опустил взгляд на вырезанные ровные руны. Посланец хмуро склонил голову – он знал, что там написано.

Молчание в сумрачном, словно колодец, зале становилось все более угнетающим и дрожащим, как тишина, предшествующая злобному и всегда столь неожиданному раскату грома. Кругом возвышались черные ряды каменных кресел. Там, во мраке, сидели без движения и, казалось, даже без дыхания около трех десятков фигур, неотрывно следящих за глазами старика.

Глава Тинга, облаченный в белые, словно полированный зуб дракона, и изломанные драпировками одеяния, протянул свиток гному, который сидел по левую руку от него. Тот был укутан в длинные тяжелые одежды темно-алого цвета. Они многочисленными складками стекали с подлокотников, сиденья и высокой резной спинки, будто потоки расплавленного кровавого сургуча, поблескивая в одиноком свете зажженной в центре зала свечи. На его лице лежала непроглядная тень, виднелась лишь испещренная паутиной седины длинная черная борода, подстриженная таким образом, что край ее напоминал не то крюк, не то серп. В нее были вплетены длинные стальные иглы. Гном бросил лишь один быстрый, пронзительный взгляд на послание – всего два слова было там…

– Камень и Пламя. – Треснувшие от времени губы шевельнулись, выпуская хриплые безжалостные слова.

Тьма в зале Тинга колыхнулась молчаливым ужасом и изошла не высказанной вслух болью. Все присутствующие поняли, что их братьев и сестер больше нет в живых, а дом родичей разрушен до основания. Сразу за горем в сердце каждого гнома вошло единственное стремление – жестокая месть. Самая жестокая из всех возможных. Кровь зальет вскорости все подземелья севера, а тоннели затянет пелена летящего пепла и дыма от костров, на которых будут сгорать порубленные демоны. Ножи будут раз за разом впиваться в тела тех, кто выжил, вырывая из них куски плоти, выпуская наружу мерзкую зловонную жидкость, которую они смеют величать кровью. Эти две короткие руны, вырезанные на коже убитого демона, значили: всё – наступил конец. Тэрион пал.

– Мой дом… моя жизнь… – раздался из тьмы самого высокого и дальнего ряда кресел надтреснутый голос. Казалось, это волк в бессилии и ярости рычит, застряв лапой в капкане и истекая кровью. – Мой брат… моя мать… – По широкой каменной лестнице, ведущей вниз, к Кругу Трех Древних, начала медленно спускаться невысокая фигура, звеня сталью и стуча тяжелыми латными сапогами. Казалось, сами камни пришли в движение и решили своими рокочущими голосами нарушить дремучую тишину, что царила под этими сводами.

Чем ближе гном подходил к стоящей на небольшом мраморном постаменте горящей свече, тем четче становился его облик. Латы Подгорного были громоздки и тяжелы, плащ, стекающий со спины, обхватывал бока и сходился на груди большим узлом, из которого торчали два коротких рунических меча со сквозными вырезами на клинках. В выемках на спине висела двусторонняя секира. Дор-Тегли в одной руке сжимал глухой шлем, в другой – большую кованую руну-хранитель, свисающую с пояса на прочной цепочке.

Гном являлся обладателем ярко-рыжей, как безумный огонь в горне, бороды и длинных, собранных за спиной в пучок волос. Из упомянутого пучка торчал большой золотой ключ. Под хмурыми кустистыми бровями залегли глубокие тени, так что невозможно было разглядеть глаза. Все его лицо слилось в непроглядную черную маску.

– Сомкни уста, Щит Ахана, – грозно проговорил Старейшина в кровавом плаще. – Не оскверняй своей речью своды Тинга. Вернись на свое место либо же покинь навеки сии чертоги!

Звания Щита Ахана за всю историю подгорного королевства удостаивались всего лишь четверо гномов – и это были неслыханные честь и уважение. Каждый из прошлых Щитов являлся величайшим героем и воином. Последнего звали Дарин Немегор, он был непризнанным сыном подгорного короля Ахана. Его растерзали драконы на пике Бурь, когда он защищал королевство от нашествия крылатого племени. Он пал, сразив одиннадцать огромных чудовищ… Нынешний Щит был дерзок и своеволен, но никто из сидевших здесь не посмел бы выступить против него в бою. Помнится, сто двадцать рунных кругов назад, когда орки осаждали стены гор, он в одиночку несколько часов удерживал ворота от многотысячной орды. Гном стоял в одиночестве в проеме меж створками и одного за другим отправлял врагов в небытие, не отступая ни на шаг до тех пор, пока не подошли хирды… Что ему стоило нарушить вековое правило Тинга – молчание!

– Мой дом уничтожен… – несмотря на повеление, прорычал рыжебородый Щит. – Мой свод обрушен…

– Как и мой, – раздался холодный голос третьего Старейшины. Его черные, как ночь, одеяния распростерли чернильные драпировки по полу вокруг его трона на несколько футов, и можно было подумать, что по правую руку от белобородого старца вообще никого нет. – Но уже поздно выбивать искры из кремня, Двинн, лорд Тэриона. После бойни топором не машут…

– Я бы махнул!!! – взревел в ответ рыжий гном, теряя остатки самообладания. – Я бы так махнул, что у К’Талкха голова враз отлетела!!!

– Двинн Гареон, не смей нарушать покой Высокого Тинга упоминанием этого богомерзкого существа! Горе твое – также и наше горе! Но если ты не сомкнешь ныне уста и не потупишь взор, кровь твоя прольется на плиты Покаяния, а кости твои отдадут Рунному Владыке на съедение.

Рыжебородый что-то рыкнул в последний раз, склонил голову и надел шлем. В тот же миг на его стальном латном нашейнике с шорохом задвигались некие механизмы, и шлем стал единым целым с доспехом. Суставчатые перчатки легли на рукояти двух торчащих из плащевого узла мечей.

Старейшины посчитали эти жесты знаком покаяния. Древний белобородый старик прохрипел:

– Волею Высокого Тинга и избранных в отсутствие подгорного короля его наместников и Старейшин: Морина Белое Крыло, Лерина Громовой Кулак и Траина Терна – надлежит ратям Ахана выдвигаться на север по подземному тракту Хор-Тарнага на помощь братьям. За дерзость и нарушение молчания под сводами чертога Тинга Двинн Гареон приговаривается к незамедлительной смерти.

Лишь прозвучали слова Старейшины и эхо от них рассыпалось прахом, как Щит Ахана стремительным движением вырвал из узла на груди оба меча. Плащ распустился, и его длинный подол с негромким шепотом тяжелой ткани лег на каменный пол. В полной тишине раздался звон механизмов на доспехе гнома – это, скрипя, отъезжали в стороны пластины кирасы, обнажая ровные прямоугольники на груди и животе. Дор-Тегли вскинул перед собой руки и одновременно повернул к себе оба клинка, один параллельно другому: тот, что в левой руке, – на уровне груди, тот, что в правой, – чуть ниже. После чего безропотно и не оттягивая времени вонзил оба меча в свое тело. Не раздалось даже хрипа. Гном покачнулся и с грохотом упал на колени. Рунный амулет-защитник на цепочке, обмотанной вокруг пояса, налился багрянцем и запульсировал, будто разгоряченное сердце, борясь за жизнь своего хозяина. Но вскоре он затих – ему не хватило сил…