Книга о Боге - Кодзиро Сэридзава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти прокричав про себя эти слова, я вскочил.
— Вот и чудесно, — раздался рядом тихий голос.
Из травы на меня смотрели какие-то безымянные цветочки: белые, желтые, алые…
— Взгляните на нас — пусть люди нас и не замечают, но благодаря милостям Великой Природы мы цветем и радуемся жизни. Все деревья в вашем саду сверкают свежей зеленью, по утрам прилетают птицы, они щебечут о счастье, и мы вместе с деревьями вторим им, сливая голоса свои в общий хор благодарности Богу. Потому-то мы и готовы терпеть, когда люди нас топчут…
Приглядевшись, я понял, откуда взялись здесь эти красные цветочки: десять лет назад жена посадила в саду гвоздику, года через два она засохла, и ее удалили, но, очевидно, она успела уронить в землю семена, и теперь совсем одичавшие растения мужественно пытаются расцвести. Я почувствовал, что к глазам подступили слезы.
Помнится, месяца два назад, разговаривая с госпожой Родительницей, я сказал, что хотел бы увидеть Бога. Она рассмеялась:
— Мне тебя жаль! — потом добавила: — Да… в далекой древности то же самое сказал Моисей, и ему ответили: если Бог явится тебе, ты все равно не сможешь открыть глаз, так ослепительно Его сияние… Скоро настанет весна, Кодзиро, и тогда ты сможешь увидеть Бога, он будет повсюду.
Теперь мне вспомнились ее слова, и, растроганный до глубины души, я смотрел на неприметные цветочки, видя в них знак присутствия Бога. Потом я вспомнил, что она сказала под конец: «Когда засохший куст украсится цветами, эти цветы и есть Бог», — и поспешил туда, где росли розы.
Дело в том, что несколько лет назад завирушки посеяли в нашем саду сурепку, и каждый год в середине марта небольшая полянка от дзельквы до трех розовых кустов покрывалась прекрасными желтыми цветами, о которых шла слава по всей округе. К сожалению, сурепка слишком разрослась, и розовые кусты, больше двадцати лет радовавшие нас крупными цветами, совсем зачахли и словно забыли о том, что умеют цвести. В этом году я, желая спасти их, попросил садовника выполоть сурепку, пока она не начала цвести. И вот, подойдя к розам сегодня, увидел на двух из них с десяток нежно-розовых цветков, правда, они были гораздо мельче прежних.
— Радуйтесь, сэнсэй. Благодаря свету, теплу и влаге, дарованным нам природой, мы наконец возродились. И раскрыли несколько цветков, пусть и совсем невзрачных… Нам хотелось хоть так отблагодарить Великую Природу… Взгляните, как она рада. А чайная роза такая гордячка! Может быть, потому что носит имя английской королевы?.. Нет, вы только послушайте ее… «Благодарить природу? Вот дуры, да разве можно цвести, не получая никаких удобрений?» И что же? Вид у нее и в этом году довольно-таки жалкий. Но вы ее не ругайте, похоже, она раскаивается…
В самом деле, куст чайных роз был по-прежнему чахлым и — ни единого бутона, только листья.
Молча расстался я с розами и вернулся в свой кабинет. У меня было такое чувство, будто со мной говорили не розы, а сам Бог. Скромность и самонадеянность стали причиной, соответственно, счастья и несчастья… А ведь я и сам частенько забываю о скромности…
Что касается еврейского вопроса, то Жак наверняка захочет поговорить со мной на эту тему, надо просто запастись терпением.
Глава третья
Следуя указаниям Бога, я накупил всяких книг по христианству и сложил их стопкой на своем письменном столе. Читать я начал с Ветхого Завета, и немало дней прошло, пока эта стопка книг окончательно растаяла….
Обе книги Митико Инукаи — и «Библейские легенды» и «Евангельские легенды» — были изданы малым форматом, в них оказалось более пятисот страниц набранного в две колонки текста, так что к тому времени, как вся стопка книг, лежавшая на столе, была прочитана, мои старые глаза пришли в весьма плачевное состояние. Но я ни о чем не жалел.
Раньше я мало интересовался Ветхим Заветом, полагая, что это мир, целиком и полностью построенный на выдуманных кем-то легендах и сказаниях, не имеющий никакого отношения к действительности. Но теперь благодаря углубленному чтению у меня словно впервые открылись глаза.
Я понял, что мир Ветхого Завета по своим природным условиям мало чем отличался от нынешних стран Среднего и Ближнего Востока, в основном населенных арабами: те же пустынные земли, которые природа словно обошла своими милостями. Что политическая ситуация во времена Ветхого Завета была так же сложна, как в современных странах Среднего и Ближнего Востока: раздробленные мелкие царства боролись друг с другом за власть. Что Ветхий Завет — это история долгих мытарств еврейского народа, который был избран Богом и в сложных политических обстоятельствах пытался выжить и выполнить свою миссию избранника Божьего.
А следовательно, как это ни удивительно, можно считать, что те короткие три дня, которые я по воле случая провел в 1951 года в Израиле, я прожил в мире Ветхого Завета.
Что касается Евангелия и христианства, то здесь я во всем разобрался и все понял. Настолько, что, появись Иисус Христос в японской гостиной моего дома теперь, я бы охотно ответил на его вопросы и, думаю, он остался бы мною доволен, не то что раньше — был случай, когда Он вдруг появился и приветливо заговорил со мной, а я, остолбенев от изумления, ни слова не смог сказать Ему в ответ.
В Новом Завете говорится о том, что, согласно обету, данному Богом, в Вифлееме иудейском родился Спаситель, Христос, но поскольку до той поры люди считали, что Господь (Бог) может быть явлен только в облике царя или правителя, то, когда Он появился в облике простого плотника, они не только не поверили, что он Господь, но еще и убили Его, распяв на кресте. Убившие тоже были евреями. После смерти Христа Его немногочисленные ученики стали распространять Его Учение и благовествовать о Нем, но, к примеру, одного из них, Павла, его же соплеменники, иудеи, обличали и подвергали гонениям за то, что он, обращаясь с проповедью к иноплеменникам из Греции, Азии, других стран и многие муки при этом принимая, проявлял якобы непочтительное отношение к законам иудейским. Твердо держась своей веры, Павел был великодушен и терпим к людям, но эту терпимость иудеи сочли приспособленчеством и возненавидели Павла. Много мук претерпев за веру, окончил он свою жизнь, но пока был жив, время от времени посылал верующим разных земель послания, в которых излагал основы своей веры. Все послания его исполнены пламенной мощи, способной вдохнуть жизнь в души тех, кто прочтет их с должным вниманием. И таких вдохновенных людей в мире Нового Завета было немало, поэтому чтение его оказалось не только неутомительным, но в высшей степени увлекательным.
Особенно мне было интересно впервые встретиться в мире Нового Завета с Иоанном, Светом надежды, ведь года полтора назад, явившись мне, Бог-Родитель сказал: «О, Кодзиро, Иоанн Света был в прежнем рождении пристанищем твоей души, он написал для Бога три книги, и столько же книг должен написать теперь для Него ты». Позже и живосущая Родительница неоднократно напоминала мне об этом, в результате я написал две книги, но до сих пор ничего не знал об Иоанне. Более того, я совершенно не ощущал себя им в новом рождении.
Однако, начав читать Новый Завет, я узнал, что тот Иоанн, который там фигурирует, в юности был рыбаком. Предпочтя рыбной ловле науки, он стал учеником Иисуса и вместе с ним скитался по разным землям. Возможно, он последовал за Иисусом потому, что тот не принадлежал к сильным мира сего, а был городским плотником и отличался душевной простотой. Меня поразило сходство этого периода его жизни с моей, и я проникся к нему дружескими чувствами. Однако его дальнейшая жизнь вызывает у меня такое благоговение, что я могу только восхищенно взирать на него снизу вверх: когда Иисуса распинали, Иоанн, жалея Мать Его, Марию, был тут же, рядом, и разделил с ней муки Христовы, а после смерти Христа стал вместо Него заботиться о Его Матери и старался как мог распространять Учение Христа, благовествуя людям.
Посвятив жизнь свою проповедничеству, Иоанн в возрасте восьмидесяти четырех лет, то есть в 94 году, проповедовал в большом городе на берегу Эгейского моря, Ефесе, но был схвачен по указу римского императора Тита Флавия Домитиануса и заточен в темницу на острове Патмос. Темница та была глубокой пещерой, куда не проникали солнечные лучи, там вечно царила кромешная тьма, с потолка и стен сочилась вода, ее капли падали на тело Иогжна, скованное цепью по рукам и ногам. Ему ничего не оставалось, как только ждать срока казни, он мог лишь гадать: пошлют ли его в Рим и отдадут на съедение львам в Колизее или сожгут на костре?
Сокрушаясь о том, что умрет, так и не дописав то, что должен был написать, Иоанн, воспрянув духом и испуская сиянье, воззвал к Богу из своей пещеры. Он молил продлить ему жизнь, дать возможность написать то, что должно, ради будущего человечества: во-первых — Святое Благовествование о Господе, Иисусе Христе, во-вторых — Послания к друзьям своим об этом Благовествовании, а в-третьих… Тут обращенное к небесам лицо его залилось слезами и он забился в рыданиях. Я тоже не мог сдержать рыданий: в ту ночь Иоанн услышал, как перешептывались совершавшие обход надзиратели, и понял, что завтра его поведут на казнь.