Воин - Дмитрий Колосов

— Может быть и безумен. Но его безумством двигала злая воля, да и речь совсем не об этом. Не так давно царь должен был быть на Крите, где его ждали друзья. Однако на побережье Пелопоннеса он попал в засаду. Будь на месте Леонида кто-нибудь другой и можно б было заказывать поминальный пир.

— Царь Леонид великий воин! — с гордостью подтвердил Еврит.

Эмпедокл зевнул.

— Я говорю все это потому, что к нам идут незваные гости. Они перелезли через стену и прошли сквозь лес. Думаю, они уже вошли в дом.

— Клянусь Зевсом… — Спартиат начал медленно подниматься со своего места. — Так почему ж мы спокойно сидим?!

— Дело в том, дорогой юноша, что у каждой игры есть свои правила, которые следует исполнять, и лишь в этом случае она доставляет удовольствие. — Звонок тренькнул в третий раз. Философ поспешно пробормотал, вскакивая:

— Тогда было рано, а теперь в самый раз!

Они едва успели сорвать со стены мечи: Эмпедокл чудо-клинок, привлекший внимание спартиата, Павсаний — махайру, а Еврит сразу два — ксифос и акинак, как дверь с треском распахнулась и в комнату ворвались вооруженные люди. Каждый из них сжимал в руке короткий меч, некоторые прихватили с собой беотийские, наиболее подходящие для подобной схватки, щиты, кое-кто на всякий случай, скорей по привычке, надели легкие шлемы, но не один не облачился в панцирь. Это свидетельствовало о том, что незваные гости рассчитывали на внезапность нападения. Возглавлял врагов человек с восточными чертами лица. У него был характерный горбатый нос, черная колечками бородка, через левую щеку тянулся рваный шрам.

— Пун мой! — закричал философ и стремительно атаковал слегка оторопевших от подобного приема гостей. Еврит с изумлением проследил за тем, как мудрец дважды махнул своим чудо-мечом и на пол рухнули два обезглавленных трупа. Однако оставаться зрителем спартиату пришлось недолго. Враги опомнились и перешли в наступление. Пятеро насели на Эмпедокла — впрочем, через мгновение их осталось четверо, — еще шестеро напали на Еврита и Павсания. Спартиат взял на себя пятерых врагов, так что на долю ученика пришелся лишь один, но и этого для него оказалось слишком много. Судя по всему, акрагантянин куда лучше работал поварешкой, нежели мечом.

Нападавшие не были новичками в ратном деле, в этом Еврит смог убедиться сразу, но для них явно было неожиданностью, что у философа оказался подобный гость, машущий мечами с такой легкостью, словно в его руках не по десять мин[119] заостренной бронзы, а невесомые ивовые прутики. Предвидь подобное, они хотя б облачились в доспехи. Ведь незащищенное броней тело столь уязвимо, оно разваливается под ударом меча подобно куску свежего масла… Еврит не особо утруждал себя хитроумными финтами. Вот ксифос рассек воздух, а заодно и горло одного из нападавших и почти в тот же миг акинак выпустил кишки еще одному. Враги отшатнулись, воспользовавшись этим спартиат перешел в контратаку. Он со звоном отбрасывал в сторону клинки противников, краем глаза следя как обстоят дела у его товарищей. У Эмпедокла все было в порядке. Он разрубил пополам очередного врага, причем чудо-меч рассек сначала подставленный под удар щит, а уж потом пошел наискось сквозь плечо, позвоночник и ребра; прочих философ оттеснил к выходу из трапезной. Павсанию приходилось туго. Здоровенный бородатый воин загнал акрагантянина в угол и уже примеривался как бы половчее отсечь его ученую голову.

Получай! Еврит метнул в бородача акинак. Вообще-то спартиатов никогда не учили бросать нож или меч, но все вышло удачно, будто Еврит ежедневно упражнялся подобным приемам. Попав точно промеж лопаток, узкий клинок пронзил тело насквозь. Бородач даже не вскрикнул. Цепляясь непослушными руками за одежду акрагантянина, он медленно сполз на пол. Павсаний посмотрел на свой заляпанный кровью хитон, сдавленно охнул и растянулся рядом с убитым.

Эмпедокл каким-то образом сумел заметить этот бросок.

— Молодец, спартиат!

Чудо-клинок с хрустом вспорол грудную клетку очередному врагу. Через мгновение он лишил руки еще одного. Последний бросился было бежать, но философ аккуратно уколол его острием в незащищенную шлемом шею.

Оставшиеся враги вынуждены были разделиться. Один с криком бросился на Эмпедокла, двое других яростно атаковали Еврита.

— Спартиат, не забудь, пун мой! — вновь заорал философ, рассекая пополам отлично закаленный клинок, подбиравшийся к его животу. Еврит не ответил. Парировав выпад чернобородого, кого Эмпедокл именовал пуном, он перехватил ему руку и ударил врага коленом в живот. Тот охнул и начал оседать. Еврит присел одновременно с ним, и сделал это очень вовремя, потому что меч другого убийцы просвистел прямо над его головой. Обозлившись на свой промах, нападавший ударил еще раз. Еврит увернулся вновь, а вот корчившийся от боли пун не успел. Бронзовое острие попало ему чуть выше глаза и вышло наружу, покрытое кроваво-жирными сгустками умерщвленного мозга. Воспользовавшись замешательством врага, Еврит вонзил свой ксифос в последний раз. Клинок вошел в левый бок и вышел из правого. Роняя изо рта струйки крови, воин рухнул на труп чернобородого.

— Отличный удар! — похвалил также расправившийся со своим последним врагом Эмпедокл. Еврит кивнул и, упершись ногой в труп, не без труда освободил клинок, застрявший в ребрах. В этот миг философ обнаружил, что чернобородый, как и все остальные, мертв.

— Зачем ты убил пуна?! — набросился он на Еврита. — Ведь я велел тебе не трогать его!

— Это не я, а вот он. — Еврит указал острием ксифоса на распростертого на полу воина, изо рта которого набежала порядочная лужица крови. — Он слишком неосторожно махал мечом.

— Болваны! — Эмпедокл брезгливо скривил губы. — Это наемники Ферона. Видишь, какие у них шлемы? — Шлемы у убитых были действительно очень своеобразные — с большими нащечниками и тремя медными завитками на затылке. Еврит впервые видел подобные. — Такие шлемы изготавливают в Этрурии. Ими пользуются воины Великой Эллады[120]. В войске Ферона много наемников из Кротона и Тарента. Видно, тиран не слишком щедр, вот они и решили подзаработать, прикончив меня. Их нанял этот пун, а вот кто платил ему, мы уже, к сожалению, не узнаем…

— А ты оживи его, — как бы между прочим предложил Еврит, вытирая окровавленный меч о одежду одного из убитых.

— Тебе рассказал об этом Павсаний?

— Да.

— Я бы мог попытаться, но к сожалению меч повредил лобные доли мозга. Он будет двигаться, но не сможет говорить.

Спартиат выразительно посмотрел на философа, словно говоря: слова недорого стоят. Эмпедокл перехватил этот взгляд.