Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

— Пожалуйста, господин Геринг, в следующий раз, когда вы увидите Гитлера, дайте ему понять, что вопрос стоит совсем иначе.

— Заверяю вас, господин Шахт, что так и сделаю.

Когда через несколько дней я справился о результатах его разговора с Гитлером, Геринг ответил:

— Видите ли, господин Шахт, я всегда стараюсь говорить Гитлеру именно то, что думаю, но, когда я вхожу в его кабинет, моя душа уходит в пятки.

Только у тех людей душа не уходит в пятки, совесть которых чиста, а поведение безупречно. Геринг не относился к таким людям.

К сожалению, именно благодаря мне Геринг приобрел решающее влияние в экономических вопросах. Я все еще не понимал, что даже самые выдающиеся и ответственные умы в правительстве не были готовы подчиняться законам своей страны. Я еще верил, что смогу побудить таких людей, как Гитлер и Геринг, следовать фундаментальным принципам законопослушных граждан.

В начале 1936 года Имперский банк установил, что зарубежные центральные банки предъявляют нам крупные партии банкнотов в рейхсмарках для конвертирования в иностранные валюты. Хотя в Германии все были обязаны законом передавать в Имперский банк всю иностранную валюту, партия до сих пор не подчинялась этим требованиям, несмотря на получение значительных сумм от зарубежных организаций. Во благо или во вред, Имперский банк не заметил этого. Но вот мы столкнулись с открытым злоупотреблением, которое могло оказать гибельное воздействие на нашу валюту. Поток немецких банкнотов, хлынувший в страну из-за рубежа, мог означать только то, что партийные функционеры посылали эти банкноты за границу в обход таможни и валютного контроля. Мы получили подтверждение этого, когда однажды пакет банкнот, который мы послали в один из партийных центров, вернулся к нам через центральный банк Голландии в точно такой же упаковке, в какой покинул Имперский банк.

Я доложил об этом Гитлеру и объяснил, что не имею власти заставить партийных чиновников соблюдать законы. Поэтому попросил, чтобы Гитлер назначил человека, который снял бы с моих плеч бремя валютного контроля, и в ответ на его просьбу предложить кандидатуру назвал Германа Геринга. В конце апреля 1936 года меня освободили от выполнения обязанностей осуществлять валютный контроль. Эту функцию, по распоряжению Гитлера, немедленно взял на себя Геринг с ощущением, что это трамплин к дальнейшему усилению своей власти.

Возможность реализовать свои намерения представилась Герингу на партийной конференции 1936 года. Моя неустанная борьба за сохранение и экономное использование сырья и иностранной валюты и постоянное настаивание на сдерживании гонки вооружений, должно быть, постепенно стали действовать Гитлеру на нервы. За несколько дней до открытия конференции в сентябре 1936 года Гитлер сообщил мне, что намеревается провозгласить на конференции новую экономическую программу, но не дал мне никакого представления о содержании этой программы. Я сразу же почувствовал опасность и попытался связаться с военным министром Бломбергом. Это был единственный из министров, к которому Гитлер мог прислушаться. Бломберг не поддержал меня. После того как я снова подробно разъяснил экономическое положение, он набрался храбрости и признал:

— Полностью сознаю, что вы правы, господин Шахт, но, знаете, я убежден, что фюрер найдет выход из наших затруднений.

Что еще я мог сделать, кроме как откланяться со словами:

— Дай бог, чтобы ваши слова оправдались.

На конференции Гитлер изложил автаркическую программу — так называемый четырехлетний план, — а Герман Геринг был назначен ее выполнять. Для этого Геринг создал организацию, которая вскоре набрала штат в семьсот сотрудников, почти как в министерстве экономики.

Четырехлетний план достиг сравнительно малого в смысле положительных результатов, за исключением того, что вокруг него часто поднимался ненужный шум. Это вызвало широкое и быстрое возобновление охранительных приготовлений за рубежом, где я всегда старался работать без фанфар. Что бы ни завершалось успехом в четырехлетием плане, это было не что иное, как продолжение мер, которые я начинал в министерстве экономики. Теперь, однако, все делалось в спешке и преувеличивалось. Экстракция бензина из угля была организована мной. То же следует сказать об оснащении китобойного флота. Производство штапельного волокна в промышленных масштабах тоже было организовано благодаря принятым мной мерам. Четырехлетний план не выдвинул ничего нового — он просто наладил прежние производства в широких масштабах.

Расширение горных разработок тоже было начато мной. В конце 1937 года я связал их с четырехлетним планом и развитием промышленности, когда меня застало совершенно врасплох образование государственного концерна Hermann Goering Works. Не миллионы, но миллиарды марок вложил Герман Геринг в эксплуатацию так называемого Зальцгиттерского месторождения железной руды в Брюнвике. Сразу выяснилось, что при преобладающих методах обогащения руды это месторождение так и не станет рентабельным концерном, поэтому Hermann Goering Works выкупал каждое предприятие подобного профиля, до которого доходили его руки, — предприятие, которое приносило прибыль и помогало до некоторой степени прикрыть потери в ходе переработки руды. Необходимые средства — вместе и по отдельности — рейху следовало собирать посредством займов или оплаты акций.

Сначала я попытался продолжить работу министерства в соответствии и параллельно с четырехлетним планом, но очень скоро натолкнулся на меры, с которыми не хотел и не мог согласиться.

17 декабря 1936 года Геринг организовал встречу большого числа ведущих предпринимателей, чтобы ознакомить их с его планами. На этой встрече он выдвигал одну за другой идеи, которые явно противоречили любой политической системе и любому экономическому принципу. Если кто-либо ввозил в страну иностранную валюту (легальным или нелегальным способом), его никто бы не останавливал. Наказанию должны были подвергаться только те люди, которые прибегали к незаконным методам, но не привозили иностранную валюту. Геринг требовал, чтобы промышленность производила продукцию, независимо от прибылей и потерь.

Через несколько недель по случаю моего шестидесятилетия состоялась особая встреча в Национальной промышленной палате, на которой мне надлежало выступить. Это была практически та же аудитория, перед которой выступал Геринг. Когда я коснулся его заявлений — хотя без упоминания его имени, — каждый понимал, что мои замечания адресованы Герингу.

«Господа, — начал я, — хочу прежде всего со всей серьезностью указать на фактор, который является абсолютно фундаментальным в искусстве управления: никакая экономика не может функционировать и процветать в любом государстве, которое не опирается на прочно устоявшиеся принципы закона и порядка. Одной из целей законодательства, среди прочих, является гарантия действенности национальной экономики. Поэтому, господа, если кто-нибудь говорит: «Пренебрежение законом и правилами, установленными законом, не важно — это вообще ничего не значит», то я предупреждаю, что буду возбуждать судебные иски против любого лица, которое станет уклоняться от выполнения правил, установленных законом».