Династия. Белая Кость - Такаббир Эль Кебади
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рэн вложил в сморщенную ладонь стопку серебряных «корон». Выпроводив повитуху, прошёлся по комнате, подбирая слова, которые наиболее точно передали бы его чувства.
— Как-то мы устроили привал. Развели костёр, поели, выпили…
— Мы? — отозвалась Янара, делая вид, что разглядывает половицы.
Рэн опустился перед ней на корточки и сжал её руки:
— Нас было около полусотни. Сыновья лордов, с нами вольные рыцари. Все молодые, но бойцы опытные, не раз сражались на поле брани. Мы сидели вокруг костра, и кто-то завёл разговор о том, что нужно мужчине для счастья. Мы сошлись во мнении, что в жизни ничто не доставляет такого удовольствия, как бешеная скачка, жаркая битва, звон мечей и вкус крови на губах.
— Надо же, — произнесла Янара едва слышно.
— С нами был разведчик. Немолодой, жилистый и сильный как буйвол. Он побывал в таких переделках, из которых сам чёрт бы не выбрался… И вот, когда мы пришли к единому мнению, он назвал нас желторотыми птенцами. Мы вздёрнули подбородки: как смеет выходец из низов называть дворян глупыми и наивными?! А он усмехнулся и сказал, что сражения, скачки, мечи и кровь — это всего лишь мужские забавы, но никак не счастье. Сказал, что в жизни нет ничего лучше, чем обнимать любимую женщину и держать на руках своего ребёнка. Мы смотрели на него: седовласого, изуродованного шрамами, не знающего ни страха, ни жалости, орущего в исступлении всякий раз, когда отсекал врагу голову. Мы смотрели на него и думали, что он шутит.
— Интересно, — прошептала Янара, не смея смотреть на мужа.
— Он не шутил. — Рэн обхватил её за талию. — Я обнимаю любимую женщину и задыхаюсь от счастья. — Прижался щекой к её животу. — Когда я возьму на руки своего ребёнка — наверное, сойду от счастья с ума.
Янара запустила пальцы ему в волосы:
— А если это будет дочь?
— Сын или дочь — какая разница? Это же моя плоть и кровь!
Рэн отправил гонца в столицу, чтобы навстречу процессии выслали лекарей и карету на мягких рессорах. Вышел во двор и обвёл взглядом дворян:
— Господа! Сегодня выяснилось, что моя супруга в тягости. Я не хочу…
Его голос утонул в радостных криках и аплодисментах.
Рэн вскинул руку:
— Я не хочу рисковать, поэтому мы поедем очень медленно. Моих рыцарей и гвардейцев — для охраны более чем достаточно. Если кто-то торопится, уезжайте без угрызений совести.
Вскоре королевская чета и свита в полном составе направились в Фамаль.
С каждым днём становилось теплее. Крестьяне вышли в поля. Воздух наполнялся запахами трав и свежевспаханной земли. Деревья и кустарники робко расправляли листья-крылья, будто сомневались, что наступила весна. И вдруг дружно зазеленели.
Проехав половину пути, колонна встретилась с отрядом Выродков, присланных лордом Айвилем. Они прискакали бы раньше, если бы не сопровождали две кареты. Первая предназначалась королеве. Во второй приехали монахини из женской общины при Просвещённом монастыре: мать Болха и её помощница, принявшая обет молчания.
Янара пересела в карету, потом перебралась обратно в кибитку: в ней меньше трясло, хотя досаждал визг полозьев по камням. Во время остановок мать Болха не оставляла королеву ни на минуту, присутствовала при встречах с королём, запрещала выходить из комнаты и спать с мужем в одной постели. У Рэна складывалось впечатление, что монашка считает его похотливым самцом. Это задевало. Он вовсе не помышлял о близости. Ему хотелось быть рядом с Янарой, обнимать её и мечтать о будущем. У Рэна не было другой возможности видеть жену: он ехал верхом, она — в кибитке.
В праздник Двух Пятёрок — пятый день Лугового месяца (05.05) — хозяин корчмы устроил для важных гостей настоящее представление: накрыл столы под цветущими абрикосами, позвал из деревни парней и девок, велел им нарядиться в яркие одежды и надеть венки из луговых трав. Свита пила и ела, а крестьяне танцевали под звон бубнов и колокольчиков. Мать Болха с помощницей наблюдали за празднеством с крыльца. И только Янара ничего не видела: окна её комнаты выходили на другую сторону дома.
Рэн смеялся над шутками, хотя считал эти шутки заезженными и пресными, аплодировал танцорам, хотя их танцы больше походили на кривляние. Потом подозвал Тиера, тоскливо сидящего на колоде возле поленницы, и отправился с ним к жене.
Мать Болха бежала за ними по коридору, бормоча что-то о предписаниях просвещённых клириков. Обогнала их на лестнице и встала столбом перед комнатой Янары:
— Ваше величество! Даме в деликатном положении нужен покой! — Сердито зыркнула на менестреля. — И что здесь делает этот? Ваш шут не знаком с правилами приличия. Я доложу о его поведении настоятелю монастыря!
Рэн отодвинул её в сторону. Приоткрыв дверь, прошептал в щель:
— Милая, я не один. Со мной Тиер.
Получив разрешение войти, пропустил вперёд менестреля, переступил порог и закрыл дверь перед носом разгневанной монахини.
В лучах заходящего солнца плавали пылинки. Лиловые тени обволакивали углы. Тиер пел о вечной любви. Притулившиеся на кушетке Миула и Таян смотрели на него заворожённо. Рэн и Янара возлежали на подушках и не сводили друг с друга глаз.
После этого Рэн приходил к супруге при первой же возможности, сопровождал её на вечерних прогулках по роще или лугу и спал в супружеской постели. А утром, покидая комнату, читал на лице матери Болхи неприкрытое осуждение.
62
Наконец долгое путешествие подошло к концу. Впереди показался Фамаль. Грунтовая дорога сменилась брусчаткой, и королева пересела в карету. Путники оживились. Их возбуждение передалось лошадям: они припустили рысью, прядая ушами и довольно фыркая. Колонна стройными рядами въехала в городские ворота и под ликование толпы двинулась по улицам.
Очутившись в Фамальском замке, эсквайры побежали в оружейное хранилище сдавать мечи господ, слуги повели лошадей к конюшням, придворные и рыцари направились в Башню Гербов и Башню Доблести. Карета, сопровождаемая королём и гвардейцами, покатила к Престольной Башне.