Патриарх Тихон - Михаил Вострышев

23 апреля/6 мая. Московский ревтрибунал вынес частичное определение «о привлечении к уголовной ответственности свидетелей Беллавина и Феноменова», то есть патриарха Тихона и архиепископа Никандра.

В 6 часов вечера, когда в московских храмах благовестили к всенощной, в квартире патриарха Тихона на Троицком подворье появился отряд красноармейцев, и Святейшему было объявлено, что он находится под домашним арестом.

24 апреля/7 мая. Служил литургию в храме Спаса Преображения села Богородского.

Протоиерей Михаил Польский, участвовавший в патриаршем богослужении этого дня, вспоминал:

«Поздно ночью перед этим он вернулся из Чеки. Его только что долго и упорно допрашивали. Дома своим приближенным, измученным ожиданием, Патриарх сказал:

— Уж очень строго допрашивали.

— Что же вам будет?

— Обещали голову срубить, — ответил Патриарх с обычным своим благодушием.

Литургию он служил как всегда — ни малейшей тени нервности или хотя бы напряжения в молитве. Глядя на него, приготовляющегося к тюрьме, а может быть, и к казни (тогда это было серьезно), я невольно вспомянул слова Христовы: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего». Пусть обвиняют — ничего не найдут, он будет невинен. Так я думал и на эту тему говорил проповедь за литургией. Благословляя меня на проповедь, Патриарх шепнул:

— Их-то не затрагивай.

Знаю, что жалеет проповедника. Не за себя, а за тех, кто около него рискует собою, он боится. Но не помню, чтобы кто-либо, кому выпадал случай проповедовать за патриаршею службою, утаивал в слове своем правду. Как-то всегда и всеми говорилось то, что надо, что соответствовало лицу Патриарха, невзирая ни на какие страхи».

Закончился Московский судебный «процесс 54-х». В 14 часов дня объявлен приговор. Одиннадцать человек приговорили к расстрелу, остальных к различным срокам тюремного заключения.

В газете «Правда» подборка статей со злобными выпадами против патриарха Тихона под общим заголовком «Святейшая контрреволюция». Подобная же подборка статей в газете «Известия ВЦИК» имеет общий заголовок «Контрреволюция под церковным флагом». В последующие дни центральные советские газеты переполнены выступлениями против Русской Православной Церкви и ее духовенства во главе с патриархом Тихоном.

26 апреля/9 мая. Допрос патриарха Тихона на Лубянке начальником Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсоновым.

Патриарх Тихон дал расписку Т. П. Самсонову в том, что «приговор Московского Трибунала от 5/5-22 о привлечении меня к судебной ответственности мне объявлен».

Патриарх Тихон также вынужден был дать следующее обязательство: «Я, нижеподписавшийся гр. Беллавин, даю настоящую подписку Секр. Отд. ГПУ в том, что без разрешения последнего обязуюсь из Москвы никуда не выезжать, при перемене адреса обязуюсь поставить о том в известность Секретный отд. ГПУ, и по первому требованию последнего обязуюсь явиться в здание ГПУ для дачи показаний в связи с привлечением меня к ответственности согласно постановления Московского Ревтрибунала от 5/5-22».

Письменное обращение патриарха Тихона к председателю ВЦИК М. И. Калинину:

«Решением от 8 сего мая Революционного Трибунала в Москве приговорено несколько, в том числе и духовных лиц, к высшей мере наказания (смертной казни) по «делу об изъятии церковных ценностей».

В силу определения Всероссийского Собора от 8 декабря 1917 г., § 2, е, имею долг печаловаться[104] перед Вами о помиловании осужденных, тем более что инкриминированного послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и, вообще, контрреволюцией не занимались».

Из Петрограда в Москву прибыло духовенство так называемой «Живой Церкви», сотрудничающей с ГПУ: священники Введенский, Красницкий, Белков и псаломщик Стефан Стадник.

29 апреля/12 мая. Патриарха Тихона посетили вместе с чекистами представители «Живой Церкви» А. Введенский, В. Красницкий, Е. Белков, С. Калиновский и потребовали от Святейшего сложения с себя сана патриарха и передачи им всей полноты церковной власти.

Письменное обращение патриарха Тихона к председателю ВЦИК М. И. Калинину: «Ввиду крайней затруднительности в Церковном Управлении, возникшей от привлечения меня к Гражданскому Суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно до созыва Собора во главе Церковного Управления или Ярославского Митрополита Агафангела, или Петроградского Митрополита Вениамина».

Телеграмма из Москвы польского телеграфного агентства: «На заседании Совнаркома обсуждалось предложение Троцкого об упразднении в России патриарха и всей церковной иерархии. Управление делами Церкви должно быть, по проекту Троцкого, передано самим верующим, а все религиозные общины подлежат регистрации, как и все прочие союзы и товарищества».

30 апреля/13 мая. В этот день Н. П. Окунев оставил следующую запись в своем дневнике:

«Пошел сегодня за всенощную на Патриаршее подворье[105]. Прекрасная «правильная» служба, как в небольшом монастыре незабвенного старого обихода… В алтаре всю всенощную стоял сам Патриарх, как простой богомолец. Его можно было видеть, став за левым клиросом, в те моменты, когда открывались Царские Врата. Он стоял направо, в стороне от престола, в простой рясе и без параманда. Так вот он и на суде предстал «высокий и стройный». Грустно было смотреть на такое, может быть, и любезное его сердцу, но теперь, безусловно, вынужденное[106] смирение главы Российской Церкви. А паства? «Боголюбивая» Москва, где же она? Отчего она не потянулась в эти дни именно сюда, в этот уютный и скромный храм, в этот русский Ватикан? Ведь все знают, что на Патриарха спущена вся свора спецов по богохульству. Все ждут крайнего утеснения Святейшего отца. Ясно, что ему приготовляют всякие поношения и лишения вплоть до «высшей меры наказания». Так чего же не шли взглянуть на Патриарха в такие черные и тяжелые для него дни? Разве мало в Москве стариков и вообще почтенных людей, обязательно посещающих воскресные службы. Ну, и шли бы или на трамвае ехали со своих Плющих, Хамовников, Серпуховок, Таганок, Бутырок или Грузин на Троицкое подворье. Или хотя бы поочередно от каждого прихода по одному приличному пожилому человеку. Тем самым поспорили бы с неверующими, которые теперь очень кричат, да и не без основания, что кончено дело Церкви — распадается она, редеет, вырождается!

И какое бы утешение старику видеть, что не одни бабы иоаннистического типа[107] пришли помолиться с ним (как это было сегодня за малым исключением), а сошлись еще человек 300 старых богобоязненных москвичей. Он видел бы в этом сочувствие к себе со стороны верующих и явился бы на ожидаемый «суд неправедный» еще более «высоким и стройным» и безусловно праведным».