Наваждение Люмаса - Скарлетт Томас

Они оба хихикают.

О боже.

— Ну чего, вон ее сознание. Вон дверь. Пошли покончим с этим, — говорит первый.

— Что-то у нее сознание не как у других, — замечает мальчишка в плаще. — Сплошная трава.

— Ну, вообще-то да. Но какая разница-то?

— Постойте, — говорю я.

— Постойте, — передразнивает меня тот, что в плаще.

Черт. Черт. Что теперь говорить?

— Вот это мы сейчас повеселимся! — подпрыгивает мальчишка-ковбой. — Ву-хууу!

Он присвистывает так радостно, как будто бы родители только что разрешили ему купить вон ту игрушку, или сообщили, что поведут его в зоопарк, или сказали, что он может смотреть фильм допоздна вместе со всеми.

— Я знаю, что с вами произошло, — говорю я. — Мне очень жаль.

— Почему? Это же не ты нас убила, — говорит тот, что в плаще.

— Нет, но… — Я хочу сказать что-нибудь о том, что я их понимаю, что я могла бы быть одной из них. Но мне не удается подобрать слова.

— Молчал бы ты, Бенджи, — говорит ковбой. А потом поворачивается ко мне: — Не лезь к нам со своим психоанализом, сука!

Второй мальчишка вылупливает глаза и громко хохочет.

— Ладно, за дело, — говорит первый и вытаскивает из-под плаща свой скейтборд. — Давай, Майкл.

Нужно что-то делать! Но что?! Здесь даже нет никакого оружия. Ни металлических прутьев, ничего такого — впрочем, не думаю, что от этих можно отбиться металлическим прутом…

Где Аполлон Сминфей?

— Пожалуйста, помогите мне, — думаю я.

— Мы уже позаботились о твоем любовничке, — говорит Майкл-ковбой.

Второй давит в себе смех, но все равно слышно, как он хихикает. Не знаю, зачем ему понадобилось это скрывать — я же ничего не могу с этим поделать…

— Он теперь совсем чокнутый, — говорит Бенджи. И, покрутив пальцем у виска, кривляется: — Ку-ку, ку-ку!

О боже. Что это значит? Неужели они смогли добраться до Адама? Пробрались в монастырь, несмотря на то что вход туда им закрыт, и нашли его — и проникли в его сознание, как пара чертовых гоблинов? И что же они сделали? Возможно, убедили его выйти из монастыря и вынести книгу. Но они ведь не знали, что книга там. Тогда зачем вообще им понадобилось его трогать? Просто так — мне назло? Или, может быть, они думали, что он знает, где я, и хотели добыть у него информацию? А потом зачем-то взяли и превратили его мозг в спагетти. Точь-в-точь как обещали поступить со мной. Точь-в-точь как собираются поступить со мной сейчас, ведь мне совершенно нечем их остановить.

И вдруг я вижу еще один силуэт — кто-то движется по улице в нашу сторону. Это человек, и он один. Сначала я думаю, что это Аполлон Сминфей, но нет, это кто-то не такой высокий. Потом силуэт начинает приближаться быстрее, и я понимаю, что человек бежит.

Это Адам.

— Вы уверены, что вам это удалось? — спрашиваю я у мальчишек.

И вовсю улыбаюсь. У Адама с собой два гранатомета, по одному на каждом плече. Где он их… А потом я вижу, что он несет и кое-что еще. Белый бумажный пакет с неровными краями — похоже на пакет старинных конфет. Что происходит? Мне это все снится? Нет. Это реально. Реально настолько, насколько это вообще возможно.

ДИТЯ оборачиваются туда, куда смотрю я.

— А, это священник, — говорит Бенджи.

— Скукота-а… — ноет Майкл.

— Здравствуй, — говорю я, и Адам протягивает мне один из гранатометов.

— Эриел, — говорит он, глубоко вздохнув и закрыв глаза. — Наконец-то.

— Где ты… То есть как тебе удалось это раздобыть? — спрашиваю я его.

— А, я встретил Бога, — говорит он. — Тут здорово, правда?

— М-м…

— Ну, если не считать этих маленьких придурков.

— О нет! — взвизгивает Бенджи, топнув ножкой. — Мы свихнули не того парня!

— Тьфу ты! — расстраивается Майкл.

— Вольф, — приходит мне на ум. Они ведь видели меня с Вольфом.

— Я сказал им, что у тебя роман с Патриком, — говорит Адам.

— Откуда ты знаешь про Патрика?

— Боюсь, я про все знаю, — говорит Адам. — Сейчас все расскажу, подожди минутку.

Он поднимает гранатомет и прицеливается в Майкла.

— Адам, — говорю я и целюсь в Бенджи — правда, у меня дрожат руки.

— Что?

— Нельзя. Они ведь всего лишь дети.

— Да, — говорит Бенджи. — Так нечестно!

Он принимается плакать. Майкл следует его примеру и тоже ревет.

— Ты говорил, что принесешь нам конфет, — говорит Бенджи. — А вместо этого хочешь нас обидеть! Ты как все взрослые. Ненавижу тебя!

Я замечаю, что они не произносят слова «убивать». И вспоминаю, что говорил Аполлон Сминфей. В тропосфере нельзя убить. Тогда как же мы сможем избавиться от этих треклятых мальчишек? И почему Адам здесь? Я не понимаю вообще ничего из того, что тут происходит.

— Хотите вместо этого конфет? — спрашивает Адам, опуская оружие.

У Майкла дрожит нижняя губа, и он говорит:

— Да. Да, пожалуйста.

— И мне, — вторит Бенджи. — И мне конфет!

Майкл в нетерпении заламывает руки, а Бенджи от волнения подпрыгивает и покачивается, как малыш, который хочет в туалет.

— Ну хорошо. Только смотрите, не ешьте все сразу, — говорит Адам.

Он подходит к Майклу и дает ему пакет.

— Это вам на двоих, — говорит он, и Майкл немедленно засовывает в пакет руку.

— Эй, отвали, — говорит Майкл, когда Бенджи тоже пытается просунуть туда руку.

Им обоим удается достать по пригоршне розовых, желтых и зеленых конфет. Они заталкивают их в рот — все больше и больше конфет, — пока щеки у них не раздуваются так, что, кажется, вот-вот лопнут.

— Зачем ты дал им конфеты? — спрашиваю я Адама.

— Смотри, — говорит он.

Мальчишки едят конфеты, и их очертания становятся менее отчетливыми. Сначала мне кажется, что у меня что-то с глазами, и я тру их, чтобы видеть лучше. Но, конечно же, с глазами здесь ничего не может случиться. Мальчишки и в самом деле растворяются в воздухе.

— Они исчезают, — говорю я.

— Они уходят к Богу, — говорит Адам. — Оружие сделало бы то же самое. Они всего лишь, м-м…

— Метафоры, — подсказываю я. — Как и все здесь.

— Ага.

Мальчики уже почти исчезли. Проходит еще минута — и от них не остается и следа, только пустой бумажный пакет.

— А что с ними сделает Бог? — спрашиваю я.

— Освободит их, — отвечает Адам. — Сделает так, чтобы они умерли как следует.

— Бог на это способен?

Адам кивает:

— Может, он ничего и не создавал, но менеджер он неплохой.

Я смеюсь.

— Это похоже на то, что пишут на всяких там плакатах у входа в церковь!

— Ага, — говорит Адам и тоже смеется.