Утраченные звезды - Степан Янченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто-то посадил и вырастил эти деревья, как и еловую аллейку от улицы к крыльцу, с каким-то философски-романтическим замыслом или намеком: входишь в храм знаний как бы по тернистой аллее, но ждет тебя там радостно сверкающий, манящий свет познаний.
В такой наряд обрядила свои мысли Татьяна Семеновна и подумала, что этот высокий намек входящим в школу мог придумать человек с веселой жизнеутверждающей благородной фантазией, и с уважением посмотрела на Михаила Александровича — по времени его работы в школе и эта аллея могла быть предметом его заботы.
— Так что вы уж простите меня, Татьяна Семеновна, за то, что не предупредил вас об изменении плана работы с детьми, — продолжил Михаил Александрович, и на его лице было искреннее выражение извинения, так что Татьяне Семеновне было даже как-то некорректно с ее стороны видеть и слышать его безвинное извинение, она поспешно ответила, краснея:
— Что вы, Михаил Александрович! Я никак не заслуживаю того, что бы вы просили у меня прощение по такому пустяку: на два часа раньше в школу пришла. Это я виновата, что вчера в школу не зашла, а, сопроводив ребят, не зайдя в школу, ушла домой.
— Ну, хорошо, значит, будем считать — мы квиты, — весело рассмеялся директор, — а пока я вас попрошу художественно поразмышлять к новому учебному году. Идемте в школу.
Они вошли в здание школы, и директор провел Татьяну по классным комнатам, уже отремонтированным и подготовленным к занятиям, и в каждой высказал свои пожелания, какие наглядные пособия ему хотелось бы видеть, и чтобы они были сделаны своими руками, но с художественным вкусом, чтобы привлекали детский взгляд.
Когда они прошли по всем классным комнатам, директор остановился в коридоре на третьем этаже и сказал своим преподавательским тоном, в котором Татьяне Семеновне слышались профессиональные педагогические интонации:
— Вы, Татьяна Семеновна, конечно, понимаете, что весь учебно-воспитательный процесс в школе строится по единому методическому началу и, как бы кому-то ни хотелось, соблюдение и, добавлю, построение этого методического принципа уполномочен осуществлять директор школы. Вместе с этим же мы с вами, — два последних слова он подчеркнул ударением, — не должны уходить от создания и поддержания идеологической и политической атмосферы в школе, — и Татьяна Семеновна поняла, что означало ударение на его словах мы с вами, и с некоторым чувством смущения взглянула на него, как бы спрашивая, а до конца ли он доверился ей. Он сделал небольшую паузу, словно угадал ее смущение, поднял палец и серьезно продолжил: — Я сказал — мы с вами, это понятно?
После этого его вопроса Татьяна Семеновна призвала свое сердце к твердости и серьезным, смелым взглядом посмотрела директору в глаза и сказала:
— Должно быть, я вас поняла.
— Вот и отлично, дорогой товарищ, — и подал ей руку и при рукопожатии добавил: — При этом наши идеология и политика не должны быть навязываемы, должны быть непринужденно вытекающими из понимания, лучше, — из убеждения. Нам потребуется в этом вопросе гибкость чутья и ума. И в этом я в вас уверен.
Все это он говорил негромко, неспешно, но в пустой школе, в длинном коридоре голос звучал внятно, усиливаясь резонансом, и непривычно настраивал Татьяну Семеновну на какое-то торжественное восприятие каждого его слова.
Вообще школа настраивала ее на большое благоговейное чувство и на святое поклонение всему, что здесь, по ее понятию, должно совершаться, а совершается в этих стенах таинство становления человека с его индивидуальными особенностями личности, и то, как эти особенности улавливаются, и есть секрет педагогического искусства. На этом-то тонком лезвии и предстояло ей испытать себя. Она по своей честности, разумеется, робела перед предстоящим испытанием, и перед директором робела, взявшим на себя смелость выставить ее на такое испытание, да еще и гарантировать его успех.
И она, спросив свою совесть, ответила директору и самой себе:
— Я постараюсь справиться и оправдать ваше доверие.
А директор, увлеченный своими мыслями, не мог предполагать, какие чувства переживала Татьяна Семеновна, учительница по приказу, но еще не учительница. Он продолжал приобщать ее к поклонению храму, настоятелем которого он увлеченно служил:
— Но, сообразуясь с общим принципом, каждый преподаватель имеет, по крайней мере, должен иметь индивидуальный творческий подход в своем педагогическом призвании, в раскрытии своего таланта на поприще педагогического искусства. И мы с вами не должны помешать проявлению этого искусства, — Михаил Александрович широко размахнул руками, как бы изображая безграничность творческого проявления учителя, и поощрительно улыбнулся. — Поэтому мы предоставим каждому классному руководителю и предметнику возможность потрудиться самостоятельно над подготовкой наглядных пособий, а вы потом поможете им в художественном оформлении. Хорошо?
Татьяна Семеновна с легкостью согласилась с директором, а он с радостью ответил:
— Вот и прекрасно! А теперь пройдемте в наш школьный краеведческий исторический музей.
И они спустились на первый этаж, Михаил Александрович отомкнул свом ключом замок в двери и ввел Татьяну Семеновну в большую комнату, скорее похожую на небольшой зал, чем на класс, здесь на стене висел даже небольшой экран, очевидно, для какого-то кинопоказа.
— Что, обратили внимание на киноэкран? — спросил с улыбкой директор, заметив, как Татьяна Семеновна задержала свой взгляд на экране. — В музее хранится собрание отснятых кинолент наших кинолюбителей. Вот после каникул устроим конкурс документального кинопоказа наших кинорепортеров, бывают очень интересные кинокадры.
Татьяна Семеновна оглянулась вокруг. Вся комната была увешана фотоснимками, другими экспонатами, по стенам стояли стеклянные витрины с документами, книгами и некоторыми личными вещами. Окинув взглядом обстановку в комнате, Татьяна Семеновна отметила тематичную и предметную хаотичность расположения экспонатов, но об этом промолчала, выразила лишь восхищение множеством музейных материалов.
Похоже, что сам Михаил Александрович замечал хаотичность в музее, его внутреннюю неустроенность, зачем и привел сюда Татьяну Семеновну с ее художественным вкусом и пониманием того, для чего музей в школе предназначается.
— Вот сегодня я вам отдам ключ от этого зала с просьбой поизучать представленный материал в музее на взгляд нового человека и предложить свое мнение на предмет того, чтобы все преобразить более привлекательно и со смыслом. А потом мы обсудим, что вам для этого нужно, а Галина Сидоровна нам поможет деньгами, — с веселой, слегка лукавой улыбкой положил в ладонь Татьян Семеновны ключ от музея.
Татьяна Семеновна тотчас сообразила, что от нее требовалось, и какое о ней сложилось представление у директора, про себя порадовалась доверию и была уверена, что предположение директора оправдает. Но ее смущало то обстоятельство, что ее работа в музее может как-то выделить ее в еще незнакомом коллективе до того, как станет работать учительницей, а какой учительницей в классе, на уроках покажет себя, она и сама не знала, и какой физик или математик из нее выйдет, тоже не знала.
Но, помня о своей безработности, на этот раз она наступила на свою скромность, ибо уже без робости знала, что работать она всегда и во всем умела, и что в работе на нее всегда не только увлечение находило, но и вдохновение являлось, и тогда вся она, казалось, облачалась в легкий праздничный наряд, а мысли ее свободно парили над предметом труда — и это были часы, дни, недели ощущения счастья.
В такие моменты она любовалась своей красотой и приступами чувства любви к мужу, детям, родителям, ко всем людям, это был ее высший душевный взлет к достижению идеала человека. Все это в ней проявлялось не в мыслях, не в самопереоценке, не в психологическом анализе, а как естественная ее сущность, углубленная, может быть, процессом общественного труда, из чего и вылепилась вся ее натура.
Михаил Александрович затем позвал ее в свой директорский кабинет — небольшую комнату с одним окном, в которой стояли большой письменный стол, заваленный книгами, два простеньких кресла перед столом, книжный шкаф, полный книг, а по стенам из подвешенных горшочков дрались лианообразные растения, которые тут назывались комнатными растениями.
В углу по правую руку от стола, на специальной подставке, сделанной учащимися, стоял небольшой бюст Ленина. Весь правый край стола занимал компьютер.
Усадив Татьяну Семеновну в кресло, Михаил Александрович сел на обычное свое место за столом, молча, продолжительным взглядом посмотрел на будущую учительницу, как бы что-то взвешивая в мыслях, потом решительным движением выдвинул ящик стола, вынул и положил на стол пухлую папку, прикрыв ее рукой, доверительно поведал: