10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

«…Члены политбюро смотрели на Сталина разными глазами в разные периоды времени. В первое время сознательно возвеличивали Сталина, потому что Сталин действительно был велик и способен. Он был одним из сильнейших марксистов, и его логика, сила и воля оказывали положительную роль для партии. А потом… Появилось после расправ не только идейное, но и физическое подчинение этому человеку…»{605}

Внимательный читатель заметит, что кое-что из диктовок Хрущева вошло в текст доклада почти полностью, некоторые идеи – частично, иные не нашли своего отражения вообще. Хрущев диктовал много, и глубоко обвинительный стиль доклада в огромной мере сформирован самим первым секретарем, который лично хорошо знал о репрессиях не понаслышке, поскольку принимал в них активное участие, как и Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов…

Выше мы привели хрущевский фрагмент с Зиновьевым и Каменевым, которых Ленин «не расстрелял». А вот что говорил сам Хрущев по их адресу 22 августа 1936 года на собрании партактива: «Сидят главари-бандиты Зиновьев, Каменев, Смирнов, Мрачковский, Тер-Ваганян и другие их сообщники-фашисты, но физически отсутствует один из организаторов террористических актов… Расстрелять не только этих мерзавцев, но и Троцкий тоже подлежит расстрелу. (Бурные аплодисменты.)»{606}.

Немногим менее чем через два года Хрущев действует так же: жестко, беспощадно, «по-чекистски» и на Украине. Там он заявил: «Враги Якир, Попов, Шелехая, Хатаевич, Вечер, Донченко, Балицкий, Косиор… Позже Любченко и Поройко. Но собственно на Украине мы только начинаем расчистку… Разгромим и добьем»{607}.

Конечно, Хрущеву было непросто восстать против тирании Сталина. Непросто прежде всего потому, что он, как и все его соратники, к концу тридцатых годов славил диктатора так, как никогда и никого в России не превозносили. Если взять крохотную, всего два десятка страниц, брошюрку Н.С. Хрущева с его тремя речами на собраниях избирателей Москвы, то в ней первый секретарь Московского городского комитета партии пятьдесят четыре раза (!) говорит о Сталине как о «гении», «великом вожде» и «великом творце». Хрущев призывал в своих примитивных речах не только к «большей ненависти к нашим врагам», но и к большей любви к «нашему вождю, великому Сталину»{608}.

Третьему «вождю» нельзя было этого забыть, но он смог мужественно переступить через «наваждение» молодых лет, всеобщее духовное затмение и большевистскую экзальтацию. У Хрущева хватило сил отринуть бесовство террористической методологии. Однако его нынешние соратники не хотели простить этого первому секретарю, постоянно напоминали ему, что он, как все, повязан старыми грехами.

Так что многие фамилии, которые прозвучат на XX съезде как обвинение Сталину, уже произносились Хрущевым, осуществлявшим с Ежовым, а затем и с Берией «настоящий разгром и расчистку». На этом и хотели сыграть старые члены политбюро.

Особенно упорствовали Молотов и Каганович:

– А что ты о себе скажешь, Никита? Ведь мы все в этом замешаны… И что тебя заставляет говорить о прошлых делах? Надо не спеша поправлять ошибки, а не смаковать их…

Так реагировали по-прежнему «коренные» члены Президиума, у которых (как и у Хрущева) рыльце, мягко говоря, было в сильном «пушку»… Но Хрущев оставался непреклонным:

– Думаю, что нас правильно поймут и партия, и народ. Молчать больше нельзя.

Наконец Хрущев в ходе горячих споров с членами Президиума заявил: «Некоторые из нас много не знали, поскольку мы работали в условиях, когда человеку говорили ровно столько, сколько ему положено знать… Кое-кто знал, что происходило, а кое-кто даже имел непосредственное отношение к событиям, о которых идет речь. И хотя степень ответственности каждого из нас различна, я готов, как Член Центрального Комитета со времени XVII съезда партии (Хрущев вновь подчеркивает, по сути, что в 34-38-м годах он не был членом политбюро. – Д.В.) нести свою долю ответственности перед партией даже в том случае, если партия сочтет необходимым привлечь к ответу всех, кто был в руководстве страной при Сталине…»{609}

Это, кажется, надломило оппонентов. Но они всячески хотели смягчить постановку и рассмотрение страшного для них вопроса.

Наконец уже в конце съезда, во время перерыва, Хрущев заявил соратникам: «Давайте спросим съезд, всех 1436 делегатов, хотят ли они заслушать доклад «О культе личности и его последствиях»? Я скажу, кто в Президиуме «за», а кто «против». Пусть делегаты решают. Как проголосуем, так и будет…»

В комнате наступила напряженная тишина… Так Хрущев сделал победный шаг к трибуне съезда. Теперь уже ничто не могло удержать его семенящей походки к цели: великой и… в чем-то ложной. Ложной в том, что сталинизм не был разоблачен, его генезис, сущность, эволюция. Но и удар по «культу личности» оказался страшным.

На утреннем заседании 25 февраля 1956 года Хрущев произнесет сенсационный доклад «О культе личности и его последствиях». Более четырех часов делегаты, затаив дыхание, будут слушать поражающие воображение разоблачения. На закрытом заседании не было ни зарубежных гостей, ни журналистов. Сам ход этого исторического заседания не стенографировался. Как вспоминал Хрущев, «делегаты слушали затаив дыхание. В огромном зале стояла такая тишина, что можно было слышать, как муха пролетит. Трудно представить себе, насколько сильно были поражены люди, узнав о зверствах, чинившихся по отношению к членам партии… Многие из них впервые услышали о трагедии, охватившей партию, трагедии, проистекавшей из болезни Ленина, относительно которой нас предупреждал Ленин в своем «Завещании»…»{610}.

По предложению Н.А. Булганина было решено прений по докладу не открывать.

Хрущев делал все для того, чтобы возвысить Ленина, партию, большевистский строй, «массы». Цитаты основоположника КПСС сыпались как из рога изобилия: о коллективности руководства, которое было при Ленине; и о том, как Сталин «обидел» Крупскую; как не учли предостережения вождя в отношении генсека и что из этого получилось. Все беды проистекли из того, что «грубость» Сталина постепенно вылилась в «массовый террор против кадров партии»{611}.

Я не собираюсь пересказывать или комментировать доклад Хрущева, который, впрочем, до 1989 года, когда о нем давно уже знал весь мир, продолжал оставаться сугубо секретным документом, хранящимся в глубинах архивных тайников КПСС. Хрущев в своих «Воспоминаниях» очень немного уделил внимания XX съезду, хотя и подчеркнул огромное его значение. Резюме третьего «вождя» относительно исторической сути съезда просто обескураживает: основное значение съезда заключается в том, продиктовал Хрущев, «что он положил начало процессу очищения партии от сталинизма и восстановления в партии тех ленинских норм жизни, за которые боролись лучшие сыны Отечества»{612}.