На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— На рождение дети — воля Великая Многоокая Праматерь! — назидательно ответствуют мне. — А твоя брат — дохлый червезявка. Как и ты.

Ясно. Демарш не удался. Быть Соколовой битой… А может, и павшей. За честь Земли, родной Славии и всего Млечного Пути. Ладно. Умываю руки и готовлю регенератор.

Помощница орет с вершины главной судье, что последний спорный адам будет разыгран в решающей схватке, и трибуны взрываются одобрительным ревом — альфы и рады продолжению шоу. Тасе с Цилли вручают заслуженные призы, сунув им в руки завязанные на шее у трофеев веревки, а вот Рекичински оставляют прикованным, пока рукопашная не определит владелицу. Все, кроме суперкарго и оставшейся на страже амазонки, спускаются вниз по тропе, проходящей по более-менее пологому склону горы. Забравшаяся таки наверх предводительница племени несолоно хлебавши тащится следом, бросая на Варга тоскливые взгляды. Рыжая участница в конце концов махнула рукой на полпути и теперь, вся ободранная, сползает обратно.

— Я растереть тебя в порошок, — утробно рычит лишившаяся надежды захапать нашего пилота альфа, испепеляя взглядом топающую рядом Ярку.

— Тогда я забьюсь тебе в дыхательные пути, и ты склеишь гравиботинки от удушья, — не теряется та. Хотя, конечно, вряд ли варварка в курсе, что такое гравиботинки.

— Надо все же предложить им замену, — скептически замечает бортмех — Не та весовая категория абсолютно. Неспортивно.

Пыхтящий позади нее на поводке Бас пытается разразиться возмущенной тирадой, но ему не хватает ни дыхалки, ни слов.

— Базильчик, миленький, да я ж ее под лакийский шишконогий орех разделаю, даже не сомневайся! — попирая все нормы субординации, старается утешить его Соколова. Воистину оптимизм ее граничит с идиотизмом.

— Хорош квохтать, точно лимбийская семейка над яйцом, — встревает вдруг капитан Вегус. — Не сбивайте кадета с боевого настроя.

Идею замены главная арбитрица гневно отвергает. Все, на что расщедривается судейская бригада — это разрешение обратиться перед битвой к Праматери за наставлениями и благословением. Яркина соперница, взобравшись на ближайший холмик, издает натуральный брачный рев коборука, и этим ее молитва исчерпывается. Соколова только пожимает плечами и снимает с шеи не пригодившийся ключик, чтобы передать его на хранение Цилли. Народ с трибун начинает подтягиваться к месту боя, дабы не пропустить ни одной подробности эпохального противостояния, окружая выделенную под арену лужайку. Судьи отгоняют всех подальше, видимо, чтобы искушение подраться не пересилило священные правила.

— Убрать отсюда адам! — приметив освобожденные призовые кубки, ярится главная арбитрица. — Только будущий выигрыш иметь право взирать на Игры!

Может, оно и лучше, чтобы пилот не видел, как Соколову будет вязать в морские узлы здоровенная злобная амазонка? Бас и так вон испереживался весь, как бы потом не прилег на недельку в капсулу… с каким-нибудь обширным инфарктом. Тем более, что она нам наверняка понадобится для самой Соколовой, не валетом же их там укладывать? Сам-то Ксенакис наверняка с радостью задарил бы отбивающего Яркино внимание конкурента всему племени в вечное пользование. Со страпелькой в придачу.

Пока судья зачитывает весьма кратенькие правила, противницы стоят друг напротив друга. Пенсионерка буравит Соколову ненавидящим взглядом, та в ответ вперивает в нее задиристые голубые пуговицы и корчит рожу. Жаль, не с Таисьей бабуля место поделила, уж мы бы живо титановой ручкой ее в нокаут отправили. Одного удара б хватило распаленное либидо угомонить. Судья дает сигнал, и амазонка бросается в атаку, точно раздраконенный бык на древней корриде. Соколова отпрыгивает, и соперница резко разворачивается, только трава и земляные комья из-под копыт брызжут. Альфа яростно заносит кулак, которым можно и коборука слегка оглушить, но Ярки уже на прежнем месте нет. Еще пара-тройка таких маневров, и амазонка начинает раздражаться. Толпа разочарованно ревет — она алкает крови и зрелищ. Если Соколова рассчитывает взять противницу измором, то, вероятно, болельщицы не выдержат раньше и кинутся дубасить негодную божественную дочь сами.

Пружинисто скачущая вокруг тяжеловесной соперницы Ярка наконец успевает провести удар. Амазонка гневно рычит и меняет тактику. Теперь и она не бросается почем зря, а выжидает удобного момента. От очередной атаки Соколовой снова удается увернуться, но пенсионерка таки не зря жизнь в диком племени прожила — она предугадывает этот маневр. Удар левой настигает Ярку вскользь, но и этого достаточно, чтобы та кувырком полетела на траву. Толпа радостно взревывает. Альфа пытается закрепить свой успех, прыгнув на поверженную соперницу, но Соколова моментально перекатывается, вскакивает и еще успевает отвесить просвистевшей мимо амазонке крепкий пинок.

Глаза у седовласки наливаются кровью, и я всерьез начинаю опасаться, что после этого боя перед тем как затолкать Соколову в капсулу, сперва придется долго и муторно собирать ее с этой полянки по кусочкам. Сама же Ярка хладнокровно продолжает свои танцы воробьиной гидры вокруг кипящей злобой противницы. Пенсионерка отлично понимает, что ее преимущество в грубой силе, а не в плясках, и атакует с удвоенной яростью снова и снова. В какой-то момент они сплетаются в один ком и катятся по лужайке, ожесточенно лягаясь и молотя друг друга кулаками.

Кончаются эти покатушки не в Яркину пользу: когда пыль и клочья растений оседают, альфа пытается усесться верхом на бешено извивающуюся под ее весом Соколову. Под глазом у амазонки наливается фингал, а челюсть как-то свело набок. Страшно представить, на что тогда похожа несгибаемая колонистова дщерь, которая, очевидно, скорее согласится на вырванные конечности, чем на признание честного и достойного поражения. Наверно, стоит закрыть глаза, чтобы не видеть финального аккорда этого безобразия. И может даже, заткнуть уши… треск костей чертовски неприятный звук. Но тут долину сотрясает поистине нечеловеческий вой, который мог бы исторгнуть, вероятно, лишь тагаранец, обнаруживший покражу пра-пра-прадедушкиного замшелого арбалета. А в следующий миг верхом на альфе восседает уже Соколова, с явным удовольствием выкручивая той руку каким-то наверняка особо жестоким болевым приемом. Толпа дружно ахает.

— Нечего свои псевдоподии тянуть к чужим адамам! — мстительно приговаривает Ярка, сплевывая кровь. Под глазом у нее тоже намечается знатный фонарище, на лбу красуется ссадина, да и левую скулу окрасил отнюдь не девичий румянец, а начинающий багроветь синячина, но боевой задор ничуть не угас. Амазонка пытается сбросить наглое божественное семя, но то посильней нажимает на вывернутую конечность, и судья поспешно свистит. Бабка тоже не из тех, кто сдается, а лечение сломанных костей глиной и травками дело нудное и долгое, и никому взваливать на себя его неохота. Однако почему-то, когда Ярка спрыгивает с поверженной противницы и, прихрамывая, отходит, та со сдавленными стонами хватается вовсе не за руку. Вместо этого она катается по полянке, судорожно держась за пятую точку. И вот тут-то я начинаю догадываться, что Соколова плевалась вовсе не своей кровушкой. Ай, да Ярка-искусательница!

— Адам достается небесной дочери Многоокой Праматери! — сквозь зубы цедит арбитрица. Болельщицы становятся мрачнее грозовой тучи.

— Только не говорите, что за призом опять по скале лезть придется, — ворчит Ярка, с достоинством отряхивая то немногое, что осталось от ее меховой юбочки.

— Ступать по тропа, — буркает судья. Растрепанная и раскрасневшаяся противница Соколовой угрюмо прикладывает под отрепья своей юбки какие-то длинные голубые листья. Местный всеисцеляющий подорожник, видать.

— Рекичински-и-и-и! — вскинув голову и размахивая руками, торжествующе орет Ярка перед тем, как поковылять вверх за своим заслуженным призом. — Теперь-то я точно обставлю тебя в шахматы-ы-ы!

И, осторожно пощупав кончиком пальца припухшую скулу, задумчиво прибавляет:

— Как обнаружилось, небольшое мозготрясение порождает необыкновенное прояснение шахматной мысли…