Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

Тут произошло нечто из ряда вон. Найл уже не «слушал» беседу и в пещере тоже не находился. А был он на расстоянии нескольких миль, на том самом холме, и наблюдал, как идут дела у мышей в их гнезде, что в корнях дуба. Все здесь было предельно реалистично: полускрытая тучами луна, шелест сучьев на ветру, шуршание древоточцев в подгнившей коре. И хотя он был полностью уверен, что по-прежнему находится в пещере хамелеонов, все здесь смотрелось до такой степени достоверно, что убедить его в обратном тоже не составило бы труда.

Свидетельства были налицо. Найл полностью вошел в ментальный мир хамелеонов. Ясно, что способность запоминать реальность иных времен и мест была у них развита несравненно сильнее, чем у человека.

Ему уже довелось однажды испытать нечто подобное. Во время аудиенции, когда великий воитель Хеб Могучий рассказывал о противостоянии людей и пауков, верх в котором одержали восьмилапые, Найла, помнится, коробило от того реализма, с каким представали перед ним сцены расправы над собратьями. Но возможно, с реальностью рассказ отождествляло тогда его собственное воображение.

Внезапно Найл перенесся обратно в пещеру — но, как оказалось, на считаные мгновения. На этот раз один из хамелеонов повествовал о бедственном положении, в котором оказались рыбы, обитающие ниже по течению. В прошлом году сильный разлив повредил заводь, в которой многие из них проводили зиму, беспечно зарывшись в ил или упавшую на дно листву. Найл воочию увидел вывороченные бешеным напором воды деревья, сметенные паводком залежи ила, тщетно борющихся с течением выхухолей, из которых многие разбились в лепешку или утонули. Вспомнилось во всех деталях и то, как он сам однажды едва не пошел ко дну. Видение было таким реалистичным, что Найл невольно глотнул воздуха, как будто ему и впрямь предстояло вот-вот с головой окунуться в пенистый водоворот.

То, что произошло дальше, повергло его в замешательство.

Вдруг подумалось, что при таком быстром течении его заплечную суму вполне уже могло унести в море.

Мысль эта мгновенно поступила в общее русло сознания, а поскольку Найл был гостем, внимание ей было уделено в первую очередь.

Тотчас последовал ответ, что он увидел не реку, которая под городом пауков, а другой поток, сбегающий с гор на северо-востоке. А ею суму вполне могло прибить к топкому берегу, куда нередко выносит трупы рабов.

Найл увидел эту сиротливую болотистую низменность в двадцати милях от паучьего города. Ущербный свет чахнущей луны над горизонтом делал ее еще более унылой. Чувствовался запах гниющей растительности. Вид довершала разбухшая туша с выклеванными глазами. Что и говорить, место еще то.

В камышах неподалеку Найл оторопело разглядел свою заляпанную грязью суму.

— Э, да вот же она! — воскликнул он, вне себя от изумления, и только тут понял, что все ее видят ничуть не хуже.

От нелепого выкрика картина истаяла, и он опять очутился в пещере.

Вид меркнущей луны дал понять, что ночь уже на исходе; пора бы и двигаться в путь. Однако мысль Найла оказалась услышана, и когда он собрался вставать, старший из хамелеонов сказал, что не одобряет его затеи идти при свете дня: слишком опасно. Лучше внять совету и дождаться наступления темноты.

Найл пояснил, что времени в обрез:

«У меня болен брат, и я должен найти ему снадобье».

«Но людям нужен сон, — последовал ответ, — Безопаснее спать здесь, чем снаружи».

Найл попытался объяснить:

«Но мы спим, лишь когда устаем. А я не устал».

«Это потому, что ты находишься среди нас. — К Найлу обращались как бы от единого лица. — Когда окажешься один, почувствуешь усталость».

Найл нутром чуял, что так оно и будет. Но сна и вправду не было ни в одном глазу.

Сложность заключалась в том, что хамелеоны никогда не испытывали сонливости. Утомившись, они просто делали передышку, пригубляя при этом свою изумительную зеленоватую чудо-воду. А их интерес друг к другу, взаимное приобщение к мыслям и чувствам соплеменников делали такое понятие, как сон, просто неуместным.

Еще никогда Найл не сознавал с такой ясностью: люди уходят в сон оттого, что напрочь между собой разобщены.

«Покажи, как ты засыпаешь», — обратились к нему.

Просьба странноватая, но Найл решил не противиться.

Он закрыл глаза и «пошел ко дну», как будто погасил свет в спальне.

Что удивительно, сонливость объяла быстро и легко. Продолжительность дня у человека в среднем шестнадцать часов, а Найл этот порог превысил уже с лихвой. Поэтому биоритмы привычно взялись за свое. Хотя и не совсем удобно засыпать с дюжиной деликатных наблюдателей в твоей голове.

В результате тело погрузилось в приятную дремоту, хотя сознание осталось бодрствовать.

Обычно при засыпании мысли и образы перестают соответствовать своему прямому назначению и принимаются вольно блуждать, теряя направленность. Как будто бы управляющий сознанием уходит с поста, пуская все на самотек, покуда его не сменяют сны. Теперь же, с поддержкой хамелеонов, сознание у Найла оставалось на посту, наблюдая, как ум впадает в беспорядок. Мысли бестолково кружились, то и дело так же наобум сталкиваясь. Странно и вместе с тем забавно, будто в какой-нибудь примитивной комедии.

Найл пошел на поводу у веселого легкомыслия. Вот он учуял приятный запах вроде того, что доносился с кухни во дворне. Мать тогда устроила его сестрам вечеринку, а те наприглашали своих друзей из детского квартала, что на другой стороне реки. Повара там превзошли себя всевозможной выпечкой, пирожными, ла еще и разноцветной сладкой ватой — комьями тончайших волокон из карамели, восхитительно тающими на языке. Были и напитки, тоже разноцветные и вкуснющие; Найл таких раньше и не пробовал.

В этот момент он ощутил что-то вроде притиснутых к голове рук, которые бережно вытянули его обратно в сознание. Он, как видно, излишне углубился в воспоминания о вечеринках и мог действительно уйти в омут сна. Хамелеоны почувствовали, что Найл теряет внимание, и легонько подтолкнули его в сторону бодрствования.

Он по-прежнему зависал на размытой границе между сном и пробуждением. Сон утягивал за собой, словно нетерпеливый ребенок, и Найл опять поддался, поплыл. Едва это произошло, как вернулся сладкий запах.

Он стоял на какой-то улице, пестрящей полосами зеленого, синего, желтого. По сторонам — большущие кульки-здания, тоже в яркую полоску. Вокруг — такая же полосатая равнина в синих изломах каких-то гор. Небо бледно-голубого цвета, в сполохах странного вида молний.