Колесница Гелиоса - Евгений Санин

Поравнявшись с друзьями, они опустили раненого на землю, и тот застонал, силясь разорвать на груди окровавленный хитон.

Эвбулид увидел обломанный конец выглядывающей из тела стрелы.

— Кончается… — вздохнул ремесленник и с горестной усмешкой оглянулся на Эвбулида: — Что, тоже решили посмотреть на «наследников»?

— Да уж насмотрелись! — покачал головой грек. — Век бы их теперь не видать!

— Скоро увидишь! — хмуро пообещал бородатый раб и, склонившись над притихшим товарищем, провел ладонью по его лицу, закрывая остановившиеся глаза. — Следом за этими их столько навалит — только успевай кланяться… Я уже видел такое в своей Македонии!

— Не буду я больше ни перед кем ломать шеи! — с неожиданным озлоблением выкрикнул Эвбулид, и Лад, злобно прищурившись, добавил:

— Хватит, накланялись!

— Тогда вам одна дорога — с нами! — заметил ремесленник.

— А куда вы? — устало поинтересовался Эвбулид.

— К Аристонику! Он сейчас в Левках, это всего два дня пути отсюда!

Похоронив убитого, они двинулись в путь.

Время от времени их догоняли небольшие группы людей, которым также удалось спастись от резни в центре Пергама. Уже через час-другой следом за размашисто шагающим Ладом, с трудом поспевающим за ним Эвбулидом и бородатым рабом из Македонии, назвавшимся Пелом, шло не менее полусотни человек. И число это продолжало расти.

То и дело к ним подбегали рабы и крестьяне пригородных имений.

Узнав о прибытии сенатской комиссии и кровавой расправе над теми, кто пытался остановить ее, они бросали сады, где только что окапывали деревья, и возвращались с лопатами, серпами, вилами. Все чаще из усадеб доносились вопли истязаемых рабами хозяев.

— Лад, останови их! — просил Эвбулид. — Или ты хочешь, чтобы мы были похожи на начальника кинжала?

— Око за око! — коротко ответил сколот, приветливо кивая по сторонам.

Так они шли час, другой.

Когда солнце начало клониться к горизонту, Лад неожиданно подтолкнул Эвбулида локтем.

— Признаешь? — тихо спросил он, показывая глазами на богатый дом в глубине сада, и Эвбулид вздрогнул, узнав имение Эвдема.

Ничто не изменилось здесь за время их отсутствия. Все так же стирали белье у баньки рабыни, копошились в саду рабы, держал кого-то, судя по задвинутому засову, за своими крепкими стенами зргастул…

— Лад, — задумчиво сказал Эвбулид. — А ведь в кузнице могли остаться мечи и наконечники Сосия…

Сколот понял его с полуслова и, сходя с дороги, закричал растянувшимся на десяток метров спутникам:

— Эй вы, я управляющий этим имением и хочу угостить вас на славу!

Повеселевшие люди, приняв слова Лада за удачную шутку, в предвкушении сытной еды и отдыха, бросились к дому и в растерянности остановились. Выбежавший из его дверей надсмотрщик действительно встретил их вожака низким поклоном.

— Так ты и правда управляющий? — неприязненно покосился на Лада Пел.

— Да! — усмехнулся сколот, поворачивая свою щеку так, чтобы всем было видно клеймо «Верните беглого Эвдему». — И вот как мой господин отблагодарил меня за то, что я сбежал от этой должности!

— А этот? — указал пальцем на ничего не понимающего Кара бородатый раб.

— А это самый настоящий пес Эвдема! — нахмурился Лад.

— Он вырезал веки у Сосия и тем самым ослепил его! — добавил Эвбулид, с ненавистью глядя на Кара.

— Тогда и у меня он сейчас увидит солнышко в последний раз! — усмехнулся в бороду Пел и взял из рук крестьянина услужливо протянутый серп.

— Нет! — закричал Кар, подползая на коленях к Ладу, и, когда тот брезгливо оттолкнул его ногой, метнулся к Эвбулиду: — Ты же эллин, неужели ты позволишь в своем присутствии такое варварство?! — Эвбулид отвернулся. Кар, не вставая с колен, подполз к нему с другой стороны: — Афиней… Эвбулид! Умоляю тебя, останови их!

— Лад! — нерешительно сказал грек. — Может, не надо?

— А это ты скажи им! — посоветовал сколот, показывая рукой на рабов с клеймами на лицах, изможденных, с многочисленными рубцами на шеях и руках. — Или Сосию! Молчишь? Давай! — кивнул он склонившемуся над Каром Пелу.

Дикий вопль надсмотрщика вызвал подобие улыбок на лицах рабов, давно отвыкших от веселья.

Ослепленный Кар, смаргивая на землю кровь, стоял на коленях и протягивал вперед руку, словно ища человека, который помог бы ему подняться.

— Кончай его! — посоветовал бородачу Лад и, обращаясь к остальным, закричал: — В подвалах этого дома — еда и вино, в кузнице должно быть оружие! Разбирай все, что нам может понадобиться!

Люди бросились к дому, кузнице. Одни принялись разводить костры и резать на куски туши овец. Другие рубили длинные ровные ветви деревьев и насаживали на них наконечники копий. Третьи размахивали мечами Сосия перед воображаемыми фигурами римлян.

— Куда его? — спросил Пел, кивнув на распластанное тело надсмотрщика.

— Идем, покажу! — стараясь не смотреть на Кара, сказал Эвбулид и повел рабов, потащивших за ноги надсмотрщика, к яме, в которую могильщики стаскивали умерших людей.

Сразу за зеленью сада в лицо дохнуло жутким запахом непогребенной смерти.

С трудом борясь с тошнотой, Эвбулид дошел до края обрыва и показал, куда сбрасывать Кара. Затем, вместо того чтобы поспешно уйти, застыл на месте, узнавая в уже тронутых тлением фигурах — Сосия, Филагра, незадачливых друзей могильщиков. Ему даже показалось, что он узнал ключницу, Сира, Сарда, старика-привратника. А может, это были другие рабы, умершие еще до того, как он появился в этом имении. Сколько их здесь лежало — сто? Двести? Тысяча?..

Тело Кара мягко ударилось о трупы и замерло.

С трудом стряхивая с себя оцепенение, Эвбулид бросил последний взгляд на то, что осталось от знакомых и незнакомых людей, мучивших его и, наоборот, приходивших когда-то на помощь, и уже понимая, что это жуткое зрелище будет преследовать его всюду, напоминая, где бы он ни находился, о днях, проведенных им в рабстве, круто развернулся и бегом бросился догонять далеко ушедших к дому рабов.

К вечеру следующего дня они с Ладом, возглавившим к концу пути пять тысяч человек, вошли в Левки и, смешиваясь с другими такими же отрядами, двинулись по улице к центру города.

Аристоника Эвбулид увидел сразу, едва они ступили на площадь, до отказа забитую простым людом. Он стоял на высоком помосте, где городские судьи еще вчера вершили скорый суд над рабами и бедняками Левков, и разговаривал, — Эвбулид даже вздрогнул от неожиданности, — с Аристархом.

Чуть ниже, на ступеньках, толпились пергамцы, которых он видел в мастерской Артемидора. Рядом с ними стояла — теперь уже Ладу пришел черед вскрикнуть от радости — Домиция!

— Эвбулид! — призывно закричал сколот и, отчаянно работая локтями, двинулся к центру площади.

Эвбулид почти без помех шел за ним по освобожденному проходу и лишь виновато улыбался в ответ на обрушивающиеся на них со всех сторон гневные окрики. Изредка его недружелюбно хлопали по спине, дергали за локти.

Но что все это было по сравнению с тем, что он наконец-то был свободен и уже зримо видел тот счастливый день, когда станет рассказывать ахающей от ужаса Гедите и притихшим детям обо всем, чем жил, мечтал и надеялся эти бесконечные два года, проведенные им вдалеке от семьи.

Лад и Домиция стояли, плотно прижатые друг к другу, на самой верхней ступеньке помоста.

— Все эти дни я думал только о тебе, Домиция! — не слушая, о чем говорит Аристоник запрудившему площадь народу, шептал Лад. — Когда меня замуровывали каменными глыбами в подвале Эвдема, я думал только об одном: неужели я больше никогда не увижу тебя?

Домиция не ответила и только слегка виновато пожала плечами.

— Понимаю, ты никак не можешь забыть своего Афинея! — хмуро заметил Лад. — Ну, а если его давно уже нет в живых?

Римлянка метнула на него разгневанный взгляд.

— Да нет, нет — может, он и жив!.. — пробормотал, сникая, сколот. — Но ведь я тоже живой… и я не могу без тебя! Зачем мне такая свобода, чтобы я ехал на родину один? Ну скажи — зачем?

Вместо ответа Домиция глубоко вздохнула.

— Не хочешь даже говорить со мной! — покачал головой Лад и повернулся к вставшему рядом с ним Аристарху: — Слушай, ты великий балий! Дай же мне такое снадобье, чтобы она полюбила меня!

— Не могу! — улыбнулся в ответ Аристарх.

— Ну тогда такое… чтобы я разлюбил ее.

— Да нет на свете таких снадобий! — объяснил лекарь. — Я перечитал множество папирусов и ни в одном из них не видел ничего подобного.

— Значит, все эти папирусы писали люди без сердца! — воскликнул Лад. — Домиция вон уже и разговаривать не хочет со мной.

— Не сердись на нее! — улыбнулся Аристарх. — Она не может этого сделать… Она, как бы тебе это сказать, — онемела. На время!

— У нее после всего этого… отнялся язык?! — в ужасе спросил сколот.