Король русалочьего моря - T. K. Лоурелл

– Ксандер говорит, что мы просто друзья, – шепнула рядом Одиль, и опять же, Белла легко угадала её фирменную улыбочку, даже не видя. – Не возмущайся, он увидел красивую девушку – он так сказал – и логично предположил, что…

Белла замерла. Красивую? Нет, конечно, она знала, что смотреть на неё глазам не больно, но вот так, впрямую, ей такого никто не говорил. Точнее, говорил, но на приёмах в замке, где было ясно, что это – больше от хороших манер, чем от искренности. Ещё говорил Адриано, но тот был тем более недолжным судьей: для Адриано любая женщина была красавицей. Но тут…

– … тебе кофе как обычно, Белла? – донёсся сквозь эти размышления до неё голос Ксандера. «Ты»? Хотя да, они же здесь для всех студенты… – И, может быть, десерт?

– Пожалуйста, – сказала она и откашлялась. – Да, десерт – это хорошо. Что-нибудь с шоколадом.

Старик честно всё записал и ткнул пальцем в плечо официанточку, которая всё ещё улыбалась что-то тихонько говорившему ей Адриано. Она подскочила и умчалась, а старик, покачав головой, что-то спросил у Ксандера – в чём Белла услышала, или подумала, что услышала, имя «Мориц». Ксандер ответил, они оба вздохнули, и старик ушел тоже.

Спросить Одиль, точно ли она расслышала, и о чём это было, в воцарившейся тишине ей было почему-то неловко. Впрочем, долго пауза не затянулась: официантка – на этот раз Белла поняла из слов Ксандера, что звали её Ханной – вернулась едва ли не молниеносно, ловко неся большой поднос с кофе и двумя тарелочками с десертом. Белле и в самом деле достался кусок шоколадного торта, а Одили – что-то молочное и мягкое.

Поставив это всё, Ханна подняла голову и что-то воскликнула – так укоризненно, что Белла тоже посмотрела в окно. Перед кафе собралась небольшая кучка людей: стайка девушек старательно делала вид, что рассматривают цветы у входа в кафе, а вовсе не глазеют на их компанию, а какой-то мужчина в белом летнем пиджаке что-то быстро говорил господину с большой коробкой в руках, в которой Белла опознала фотоаппарат.

– Не обращайте внимания, – Ксандер говорил по-иберийски, и, должно быть, решил, что дальше этикетом пренебрегать не стоит, насколько возможно. – Они просто любопытствуют.

– А… эти?

– Журналисты.

– Да ты в самом деле знаменитость, – фыркнул рядом Адриано и поднял чашку, словно бокал в тосте. – Я вот в газеты не попадаю, даже завидно.

– Ну почему, как-то раз попал, – сказала Одиль с ядовитой сладостью, смакуя кусочек своего угощения. – Когда угнал отцову галеру. Вилланы, – пояснила она остальным, – конечно, умеют замечательно не видеть то, чего не хотят. Но большинство не настолько талантливы, чтобы проигнорировать боевой корабль, врезающийся в причал.

Белла тихо вздохнула, ковыряя маленькой вилочкой свой торт, есть который ей резко расхотелось. Она понимала, что брат и сестра хотели обратить это всё в шутку, и Ксандер в самом деле слегка присвистнул и улыбнулся, но ей расслабиться не получалось. Она терпеть не могла есть, когда на неё пялятся. Или – когда пялятся на кого-то рядом с ней.

Ксандеру же это было нипочем, похоже. Он слушал Одиль с Адриано, перешедших со своей байки на обсуждение того, является ли церковь готической или романской, иногда вставляя слово и улыбаясь людям за окном. Компания девушек в какой-то момент убежала, и прохожие скоро разошлись, но журналисты остались – и Белла увидела, как у Ксандера промелькнула на лице досада.

Почему-то это её разозлило.

– Можно подумать, тебе это не нравится, – сказала она, благо говоривший до того Адриано умолк, допивая свой кофе. – Все эти люди, улыбки, их подобострастие и лесть.

– Они мне просто рады, – ответил Ксандер будто бы даже с удивлением – но под этим удивлением был холод. – Тут живут весьма открытые и дружелюбные люди. Они искренне уважают королевскую семью. Считаете, мне льстят?

– Считаю, они глупы, – сказала она так безразлично, как могла. – Иначе они бы пожалели тебя.

У Одили вырвался невнятный звук, но что бы это ни было, Ксандер его проигнорировал.

– Пожалели? Почему они должны меня жалеть?

Голос внутри звал её остановиться, но она продолжила, безрассудно и почти с наслаждением:

– Ты не станешь их королем, так что, фактически, ты им бесполезен. Будь они умнее – они бы игнорировали тебя. Будь они добрее – они бы тебя пожалели. – Небрежно и изящно, как подобает благородной даме, она отправила в рот кусочек торта. – Кстати, очень вкусно.

Краем глаза она увидела, как Адриано глянул на сестру, и как та едва заметно качнула головой. Отлично. Тем более что Ксандер тоже это видел – и должен был понять, что в этом поединке он один.

– Любовь не меряется полезностью, – сказал он. – Королевский дом довольно большой, многие не станут править страной. Ну и что? – Он отпил кофе. – А жалеть они меня жалеют. Я же попал в чудовищный пожар, да ещё прямо после того, как умер мой старший брат Мориц. – Он не отрывал взгляда от кружки с кофе. – После его гибели люди здесь плакали, даже флаг на мэрии приспустили.

На этот раз она поймала взгляд Адриано, направленный на неё – красноречивый, в упор, – но остановиться не могла и не хотела.

– Очень трогательно. Ну, можешь утешаться тем, что устроишь замечательный праздник, когда я сдохну.

– Как прикажете, сеньора.

Это у Ксандера вышло сквозь зубы, и она почувствовала почти болезненное удовлетворение.

– Прекратите уже, – Адриано поставил свою чашку так резко, что чудом не разбил. – Вкусный кофе, десерт тоже, каникулы, опять же. Наслаждаться надо, раз уж так вышло, а не…

– Тут, в этом городке, все знают кто я, но никто не знает, кто ты, – сказал Ксандер так, будто Адриано не говорил вовсе, и при этом так, словно продолжал его мысль. – Нет правил и обязанностей для тебя. Можно отдохнуть.

– Я знаю, кто я. Этого достаточно.

– А я и не предлагаю тебе об этом забыть. – Он вдруг взял ложку и, отломив кусочек её торта, отправил в рот. – Но сейчас о том, кто ты, хочу забыть я. – Он обернулся к окну и улыбнулся помахавшей ему статной женщине. – А ты просто расслабься, Белла.

Белла так опешила, что смогла только молча проводить взглядом кусок торта от своей тарелки до рта фламандца – а он, поймав её взгляд, ещё и улыбнулся, как будто уже совершенной наглости было мало. В ней же даже Огонь притих, настолько это было безумно, зато проснулась смутная тревога – может, это