Будь моей нежностью - Екатерина Дибривская

Дорога до ближайшей больницы изнурительна и бесконечна. Я вынужден притормаживать себя, сбрасывая скорость, когда мне просто необходимо как можно скорее передать Асю в руки медиков.

Лишь в приёмном покое, коротко обрисовав ситуацию, когда Асю увозят на осмотр, а я делаю звонок домой, с облегчением обрушиваюсь на кушетку. Напротив меня зеркало в пол. От нечего делать я осматриваю своё отражение.

Дико усталый и потрёпанный вид. Дорогой костюм, местами изорванный в клочья, покрыт сырой грязью, кровью – моей и Асиной. Лицо в синяках и ссадинах, разбитая губа, рассечённая бровь.

Теперь, когда действие адреналина подходит к концу, я снова чувствую тяжесть в подреберье, отбитые внутренности начинают ныть, вкус крови во рту вызывает тошнотворное головокружение.

– Мужчина, – обращается ко мне медсестра. – Пока полиция в пути, давайте мы вас тоже осмотрим.

Я лишь безразлично киваю. В ожидании новостей о состоянии Аси и ребёнка мне всё равно, где коротать время.

В смотровой меня просят раздеться, и я скидываю грязные вещи в стороне. Безропотно позволяю обработать все ссадины и ушибы, соглашаюсь на рентген, даю наложить пару швов на иссечённую бровь. Две трещины в ребре и один перелом. Ушиб лёгких и селезёнки. Легко отделался. Даже слишком. Словно кто-то свыше сегодня решил похлопотать за меня.

И я надеюсь, он не оставил без внимания моих Асю и сына.

К тому времени, как надо мной перестают колдовать доктора и мои рёбра жёстко стянуты повязкой, в больничке появляются Рашида с Алимом.

Я надеваю чистые шмотки, сестра помогает мне там, где я не справляюсь самостоятельно. Она не перестаёт кудахтать, вызывая во мне вспышки злости и нестерпимую головную боль, и я прошу у врача что-нибудь из обезболивающего.

– Тебе нужно лечь на обследование, – увивается за мной по пятам до самого сестринского поста Рашида. – Ты выглядишь отвратительно, ещё и наверняка схлопотал воспаление лёгких или ещё чего похуже.

Смотрю на неё как на идиотку.

– Рашида, ты в своём уме? Ты реально считаешь, что мне есть дело хоть до чего-то, пока я не знаю, в порядке ли Ася и наш сын?

Она поджимает губы, и новая волна ярости затапливает меня с головой.

– Кстати, сестра! Ничего не хочешь мне рассказать?

– На что ты намекаешь? – осекается она.

– Намекаю? – недобрая усмешка слетает с моих губ. – Да я тебе прямым текстом говорю: ты меня подставила?

Неподдельная обида вспыхивает у неё в глазах, и сестра поджимает губы. А я возвращаюсь в глубинах памяти в день, когда решилась моя судьба.

2002 год.

Я забредаю в ближайший к дому Агриппины магазин, беру первую попавшуюся бутылку огненного пойла и жадно хлебаю.

Хочется разогнаться на всю мощь и влететь в бетон. Чтобы даже мокрого места не осталось. Но, словно назло, я доезжаю до дома в целости и сохранности. Словно кто-то свыше решил, что я должен жить. Это ради какой такой высшей цели? Ради чего?

Моя жизнь – череда сплошных разочарований. А теперь ещё и это. Зачем влез? Ну подумаешь, одним младенцем на Земле стало бы меньше!

Нет, не подумаешь, – проносится навязчиво в мыслях, и я готов начать биться головой о стену, лишь бы забыть эту невесомость в руках, стук крохотного сердца. Чёрт его знает, как я должен справиться, если девчонка станет копией отца. А если матери?

Эта мысль вызывает во мне ещё большее отвращение. Как можно ненавидеть кого-то столь же прекрасного? Как мне удержаться за эту ненависть? Как мне выстоять и сдержать обещание? Мерзкое – данное Хасану, вынужденное – данное Маше Мироновой.

Я вхожу в дом и всё-таки не выдерживаю. Бьюсь лбом о стену и тут же оседаю на пол. Маши больше нет. Есть только грёбанная ошибка, зачатая семенем ублюдка. Чёртово недоразумение, размером с кабачок.

Ася. Я пытаюсь найти в себе былое отвращение, ненависть, злость, что бушевали несколько месяцев до сегодняшнего дня, но снова и снова вспоминаю лишь внимательный взгляд глазок-пуговок, крепкую хватку малюсеньких пальцев, частые удары сердца, которое однозначно должно биться. И я просто обязан её защитить.

Ни одна живая душа не должна знать, что ненависть к этому ребёнку умерла вместе с Машей. Что я собираюсь, чего бы мне это ни стоило, сдержать данное ей слово. Пусть ценой собственной жизни, но Ася будет жить.

Я выполню всё, что потребуется, чтобы её оставили в покое. Поступлюсь принципами, отыграю навязанную мне роль, если того будут требовать обстоятельства.

Когда девчонка вырастет, я поставлю чёртов штамп и подарю ей лучшую жизнь.

– Богдан, что ты делаешь? – Рашида бросается ко мне в темноте коридора. – Ты что, плачешь? Ты что, пьян?

– Сегодня умерла Маша Миронова, – сообщаю ей. – Но она припасла мне прощальный подарок.

– Ох, Аллах, Аллах! Что ты несёшь, брат?

– Она оставила мне свою дочь, – я смеюсь в голос. – И однажды она станет моей женой.

– Ты спятил? – обиженно спрашивает сестра, помогая мне подняться. – Тебе лучше проспаться и выкинуть эту дурь из головы.