Салфур: Тайны Запретного Леса - Анастасия Бегерус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что я натворил? — скрипя зубами спросил юноша. — Я не пришел на помощь Нисе! Почему?!
— Потому что ты не мог, — раздраженно бросил сатир. — Потому что если бы попытался, то умер бы сам.
— Ну и что? Даже если так, я должен был спасти ее! Я должен был…
Юноше тяжело давалось сдерживание собственных чувств. Он всем своим сердцем желал заплакать, выпустить их наружу, но все не пережитые эмоции застряли у него в горле, не желая выплескиваться через край, не желая освободить его от тяжкого бремени.
— Это все он… Этот чертов голос! Он не давал мне ступить и шагу! Он уговаривал бежать и бросить Нису сгорать заживо! — неожиданно перейдя на крик, воскликнул Бран. — Откуда этому взяться в моей голове?
— Это голос разума, дитя! Именно он призывал тебя к спасению собственной жизни!
Сатир вплотную подошел к Брану. Его ярко-желтые глаза сияли, а из ноздрей выходили клубы пара. Одвала явно раздражало поведение юноши, его напрасные терзания, и Бран это отчетливо ощущал.
— Это твой голос. Ты просто боишься это признать, — продолжил сатир.
В смятении Бран отошел на несколько шагов. Возможно, Одвал говорил правду, и именно трусость, скрытая глубоко внутри его сознания, не дала ему спасти подругу.
«Неужели я настолько трусливое чудовище, прячущееся за спины своих друзей? Неужели это действительно был мой собственный подавленный голос? Все они пожертвовали собой ради других, а я настолько жалок, что не смог уберечь Нису?»
— Это часть тебя. Наиразумнейшая часть, я бы сказал, — настоятельно произнес сатир. — Смирись с этим, мальчик мой, и прими как данность.
— Нет, Одвал, ты не прав, — внезапно просияв, ответил Бран, какая-то цепочка идей влекла его за собой, путаясь и создавая невидимую дорожку, мысли вели его к истине. — Это не мой голос, потому как я уже слышал его раньше здесь, в пещере. Он настаивал, чтобы я взял кинжал, предупреждал о том, что… — юноша прекратил говорить и внимательно всмотрелся в глаза сатира, словно наконец поймал за хвост мысль, которую ни в коем случае нельзя было отпустить.
— Дитя, в любом случае, сейчас это не имеет никакого смысла, — опустив массивную ладонь на плечо юноши, сказал Одвал. — Я знаю, тебе тяжело, но, отвергая свою судьбу, ты лишь приносишь несчастье остальным.
— Судьбу? — недоуменно переспросил Бран.
— Именно, мальчик мой. Должно быть, ты догадывался, что очутился здесь не просто так? Чувствовал некую связь, красную нить, что объединяет тебя с этим местом?
— Я чувствовал лишь нечто животное внутри себя. Яростное и одновременно трусливое. Разве это и есть то, о чем ты говоришь? Это и есть то, о чем говорила Сиенна?
Сатир легонько кивнул и, отступив на пару шагов от Брана, взмахнул своими крепкими руками. Спустя секунду на пустовавшем месте появилось сердце, окутанное пеленой молочного тумана.
— Я не стану предлагать дважды. Ты должен сам решить свою судьбу, — строго сказал Одвал. — Среди людей тебе более нет места. И никогда и не было.
Бран слушал слова сатира как завороженный. Притягивающее взор сердце, что продолжало медленно сокращаться в руках его хранителя, заставляло пребывать юношу в нелепом оцепенении.
— Они издевались над тобой, дитя. Клеймили тебя одиночкой. Прозвали плодом греха.
Бран, не отрывал взгляда от бьющегося сердца с чудовищными подтеками черной крови.
— Они отвезли тебя и твоих друзей в лес. Сделали из вас жертв, — громко вещал сатир. — Ты думал, что лишь Брат Каллет — гнилой человек, но ошибался. Они все желали вам смерти. Они собственными руками сожгли Нису. И сожгли бы собственных детей, представься им такая возможность.
— Если я съем его, то смогу покарать их? Смогу стать возмездием?
— Сможешь. Мы вдвоем сделаем это, — науськивал его сатир. — Месть — единственное, что поможет твоей душе смириться с потерями.
Бран взял обеими руками холодное сердце, сжал его, в очередной раз вспоминая о том, как когда-то на поляне сжимал сердце убитого троллями дикого кабана. Вспомнил и ту, в чьей груди теплилось это сердце до тех пор, пока сатир собственными руками не вырвал его оттуда — Сиенну.
— Поможет, говоришь? — стеклянная пелена спала с глаз Брана, и он с вызовом посмотрел в ярко-желтые глаза сатира, хищно сверкающие в отсвете горящих факелов. — Ты говорил, когда я убью Сиенну, мне станет легче, но ничего такого не произошло. Я чувствую лишь пустоту, — Бран положил ладонь на грудь. — Пусто. Даже не могу найти в себе сил, чтобы прочувствовать всю эту боль.
Сатир слегка опешил, затем забрал из рук Брана сердце убитой Королевы. Вновь взяв себя в руки, он с укоризной посмотрел на юношу.
— Ты ведь уже знаешь, что именно Сиенна желала вашей смерти?
Бран молча кивнул.
— Пока я не расскажу тебе о том, что именно сподвигло ее совершить этот поступок, ты не возьмешь на себя ответственность за Салфур, верно?
Бран молча кивнул, соглашаясь со словами Одвала.
— Что ж, — хмуро произнес сатир, взглянув туда, где в центре потолка до сих пор громоздилась толстая паучья сеть, которую он пристально рассматривал, пока рассказывал Брану о Королеве леса. — Многими годами ранее, когда деревня Ардстро только формировалась на границах леса, Салфур во всю расцветал, разрастался, подобно дикому цветку, — сатир остановился на полуслове и перевел тяжелый взгляд на Брана. — Должно быть тебе также известно, что феи больше всего и всех на свете ненавидели Сиенну и хотели избавиться от нее? Это было неспроста. Когда-то Королевой была одна из них, одна из дивных крылатых нимф, которую избрал… А знаешь, дитя, это совершенно неважно, — хмыкнул себе под нос сатир, странновато покачав головой.
— А что же тогда важно? — отрешенно спросил Бран, все еще напряженно следуя цепочке мыслей, что стремительно вели его к чему-то, о чем он пока лишь догадывался.
— Важно лишь одно. Когда ты появился на свет, Сиенне снизошло пророчество, в котором говорилось, что Салфур выбрал себе нового наследника, что с каждым прожитым днем сила Королевы будет утекать сквозь пальцы, что однажды дитя пророчества вернется туда, где было рождено, и станет править всем лесом. Дабы не тратить жизненные ресурсы на бодрствование, Королева и ушла в спячку, стала жестокой по отношению к себе и к своим подчиненным.
— Жестокой? — с интересом переспросил Бран.
— Именно, — кивнул Одвал. — Она заставляла Мару заживо съедать людей, рубивших чащу. Забрала у фей всю их энергию, лишила их поселения зелени, кустарников, оставив лишь выжженные земли.
— У нее с
