Иномиры (сборник) - Александр Казанцев

— Как же «они» выпустили тебя? Ты же приговорен к высшей мере!…

— Я все объясню, а сейчас позволь мне прижать тебя близко к себе, чтобы вызвать наше общее обнуление масс. Мы полетим обратно к маме.

— К маме? Которая обрекла тебя на смерть?

— Мы с тобой живы! И будем жить вместе, но…

Он не договорил, крепко обнял Олю, и она почувствовала потерю веса, а в следующее мгновение земля ушла у нее из-под ног. И они уже летят над речкой, виднеющейся внизу, как когда-то над другой рекой, в другом мире.

Опустились они перед самым домиком Моэлы, где их ждали взволнованные судьи.

Моэла бросилась к девушке.

— «Не могу простить себе, — передавала она ей, — что не поняла твоего состояния, не оберегла… Конечно, жаль вашего Робика, прекрасная была биомашина».

Моэла телепатически уже была осведомлена обо всем, что произошло.

— Мы все так тревожились за вас, — сказал старец.

— «Я хотел лететь за вами, но эта способность, к счастью, вернулась к Альсино», — «услышала» Оля музыканта.

— Но вы же хотели убить его! — упрекнула Оля.

— Вы неправильно поняли приговор. Высшая мера у нас — это лишение доверия, запрет Альсино проникать в иные миры и выполнять возложенную на него Миссию, — печально сказал Наза Вец.

— Для меня это страшнее смерти, — произнес Альсино.

— Да, возможно, для любого из нас это так… — согласился старец. — Но, к счастью, вы, милая девушка, невредимы, и мы с Миредо можем спокойно покинуть вас, — закончил Наза Вец. И неожиданно для Оли обнял Альсино. Это было прощание с ним. И старец немедленно взмыл в воздух.

Миредо так же тепло простился с недавним подсудимым и последовал примеру своего старшего собрата.

Оля была настолько ошеломлена всем произошедшим, что не могла сразу осознать, что они с Альсино живы, что к ним по-прежнему тепло относятся все… Но почувствовала, что он стал совсем другим… И не потому, что снова мог летать. Обретя вновь эту способность, Альсино потерял нечто, куда более важное.

Моэла, ласково улыбнувшись обоим, ушла в дом что-то готовить «на кухне», как она для Оли называла комнату, когда трубопроводы доставляли все заказанное. Она деликатно оставила молодых людей одних.

Оля с Альсино сели на скамейку.

— Что? Что с тобой? Они же сказали, что не казнят тебя?

— Милая моя Оленька! Мою душу терзает не моя судьба и не судьба нас двоих… Я думаю о миллионах и миллионах людей, которым не выжить из-за экологической катастрофы, если ее не предотвратить… А ее бездумно, безответственно перед потомками непременно вызовут в вашем мире, губя и сопредельные. Я отстранен от борьбы. А это хуже смерти.

— Альсино! Что ты такое говоришь? — И куда только девалась недавняя безутешность девушки: она всею силой своей души готова была поддерживать упавшего духом любимого. — Разве ты не заронил в нас семена разумного, не убедил не только наших погибших друзей, но и многих других в необходимости перестроить нашу цивилизацию? Многие и многие мыслящие люди поймут тебя и там, у нас, продолжат твое дело.

— Откуда эти миллионы? Как узнают они о грозящей всем беде? Разве поняли меня в подземном зале, где собрались передовые умы?

— Альсино, милый! Там же были только люди, пользовавшиеся особым доверием тех, кто стоял тогда у власти! Многое, наверное, изменилось и у нас, поверь! Надо только найти способ, как продолжить в нашем мире твое дело.

Из домика с приветливой улыбкой шла Моэла.

— «Все обсуждаете мнимую гибель моего сына? — на ходу передала она свою мысль. — Милая гостья из чужого мира! У нас нет даже такого понятия, как казнь, которое так испугало вас. Моя вина, что я не объяснила этого заранее».

— Мы обсуждали с Олей результаты моего проникновения в их мир.

— «Одно появление твоей прелестной невесты здесь чего стоит!»

— А я все еще боюсь. Может быть, вы просто утешаете меня?

— «До сих пор, девочка, ты утешала своего избранника, уверяла, что его проникновение оставило след…» -

передала Моэла, словно только что присутствовала при разговоре Оли с Альсино.

— И я добавлю, — оживилась Оля. — Разве никто из ваших людей не заменит Альсино и наших погибших спутников?

— «Ты права, — устало передала Моэла, садясь рядом с Олей. — Наш мир постоянно пытается воздействовать на ваш. Мы долго считали, что ваши религии помогут нам донести до людей главные ценности сосуществования. Разве Моисей с десятью заповедями, Будда и Христос, принявший мученическую смерть, с их учениями Добра не были провозвестниками наших идей?»

— Но то было давно, — возразила Оля. — И после этого во имя тех же христианских, исламских или иных гуманных и справедливых идей заповеди нарушались. Учением Добра прикрывались изуверы инквизиции, пылали костры, где якобы во имя спасения души сжигались инакомыслящие люди или просто неугодные тем, кто властвовал. А крестовые походы, «священные» и религиозные войны! Одни народы хотели силой заставить другие молиться Богу по-своему…

— «Мы это знаем, тысячелетиями изучая ваш мир, — печально согласилась Моэла. — Религия стремилась поддерживать высокую нравственность у наиболее преданных ей людей. Поэтому, может быть, некоторые наши послания от имени высшего космического разума ваши люди воспринимали как божественные. Но не эти поверившие им люди стояли и стоят у власти. Необходимо было привлечь на нашу сторону тех, кто определяет развитие цивилизации, высшие умы ее творцов, ученых и техников, создавших все то, что определяет уровень цивилизации и что очень часто использовалось во вред людям, превращалось в средства уничтожения, все более массовые и безнравственные».

— Да, это так… Но, кажется, одна из страшных аварий атомной станции на деле убедила людей, что ядерная война недопустима, что в ней не будет победителей. Так говорит моя бабушка, Евлалия Николаевна.

— «У тебя очень мудрая бабушка. Я благодарна ей прежде всего за теплую встречу, оказанную моему сыну, у которого была особая задача».

— Особая? — переспросила Оля.

— «Он должен был привлечь на свою сторону самих творцов цивилизации, открыть им глаза, убедить их, что они на неверном пути. Улучшая быт людей, делая их богаче и, казалось бы, счастливее, они вместе с тем разрушают Природу. Но этого я не буду тебе внушать. Это делал у вас мой сын».

— Да, конечно! — воскликнула Оля. — Мы полюбили его и стремились, чтобы он был не один в своей Миссии. Вот я и хочу, чтобы Альсино не падал духом из-за того, что наложен запрет проникать к нам.