Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

И Алиена, вероятно, существовала.

Если ее так звали.

Что за склонность играть именами! Сам он никогда не беспокоился о значении собственного имени, было ли оно дано в честь храбро и глупо сгинувшего в Ронсевальском ущелье пэра Франции или в честь горы Олив, где когда-то звучало моление: «Господи! Да минует меня чаша сия!» Знать он не хотел этих игр. Не потому, что считал их глупыми, а потому, что они были опасны.

Пример был перед ним.

Он с радостью успокоился бы на этой версии. Но…

Разумеется, он слышал о переселении душ, читал пифагорейцев и Платона. Но все эти мистики и философы сходились в одном — душа возрождается вместе с новой сущностью, это столь же естественно и столь же таинственно, как телесное рождение. Но человеческой волей призвать душу умершей, вселить ее в чужое тело?

Он сказал бы, что это полный бред. Но совсем рядом были Открытые земли. Заклятые земли. Где жизнь лишь поколение назад строилась по законам бреда. Здесь господствовали странные силы… «Душа же человечья им приманка и поводырь».

Он вздрогнул. Чушь все это! Селия родилась не в Заклятых землях, а в прозаичнейшем Солаие. Все прочее — домыслы.

Не важно. Он сказал ей, что им, возможно, придется блуждать всю зиму. Но если он был готов принять на веру существование Алиены, в существовании Сломанного моста он более чем сомневался. А это значит, что на поиски уйдет не только зима. Сколько можно искать то, чего нет?

Хоть всю жизнь.

Ну и пусть. А справа от них солдаты, слева — молодчики Козодоя, а вдали маячит Святой Трибунал. Весело, нечего сказать!

Ему и в самом деле стало весело. И легче на душе.

Еще висела утренняя мгла, когда они снова двинулись в путь, — без дороги, без карты, следуя по неразведанной местности вдоль ручья, — иных ориентиров не было. Лес смыкался над ними, все густея по мере того, как они спускались, но сейчас он казался более дружелюбным, чем горы.

— Селия, — неожиданно спросил Оливер, — у тебя бывают предчувствия?

— То есть?

— Ты наточила оружие перед нападением. Ты взяла веревку перед тем, как я упал.

— Нет… — Она помедлила, очевидно, прежнее «приятель» ее уже не устраивало, а называть его по имени она еще не привыкла. — Это у тебя бывают предчувствия. — Веревку я взяла, говорила же, потому что предстояло ехать по горам, и оказалась права. Оружие давно пора было привести в порядок, только случая не представлялось… Но… — Она вдруг помрачнела. Оливер задал вопрос безо всяких задних мыслей, однако вдруг почувствовал, что они там были, и Селия их угадала.

— И еще одно соображение, — быстро продолжал он. — Помнишь, Вальтарий ссылался на кастеляна в Файте? И нас еще туда приглашал? Как думаешь, он просто языком молотил, понимая, что мы откажемся, или кастелян действительно замешан в разбойных делах?

— Не знаю. По правде, я тоже думала об этом. Возможно и то и другое. Если замешан, то помоги Бог владельцу замка, мы уже не поможем. Меня другое смущает — почему бандиты послали за нами только одного человека? Я бы рада поверить, что мы кажемся безобидными, но Вальтарий вроде бы так не считал.

— Возможно, они не собирались убивать нас. Просто обокрасть. Вальтарий, как ты слышала, считал нас излишне простыми, а не безобидными.

— Похоже, мы такие и есть. Излишне простые. Или будем, если поверим, что мы в безопасности.

Но, несмотря на эту предостерегающую ноту, никто не потревожил их в этот день. Все было как в первые дни их совместных странствий, имевших оболочку мирной, почти идиллической прогулки.

Ручей, вдоль которого они продвигались, принимал в себя все новые звенящие родники, — Оливеру, выросшему на Юге, их пение казалось прекрасным, — и превратился в быстрый поток, по которому плыли желтые палые листья. На сей раз на привале они развели костер, чего не делали… Бог мой, последний раз они разводили костер еще до Кулхайма — правда, с тех пор сиживали они и у костра, и у очагов, но это были не их костры и очаги, и Селия сказала: «Давненько я не готовила ничего горячего». Они решили наловить рыбы — крючки у Селии имелись, она смастерила их из обломка шила и иглы, еще когда ехала одна. Для наживки использовали крошки, оставшиеся от взятого в Бастионе хлеба. И все еще сохранялись в котомке у Селии остатки соли и чеснока — подарки хитрого хуторянина.

— Если бы Святой Трибунал хоть что-нибудь понимал, — прокомментировала она их явление из свертка, — тут же снял бы с меня все обвинения. Все бабки утверждают, что нечистая сила не переносит ни соли, ни чеснока.

— А еще железа, серебра и омелы. К чему бы это?

— Насчет твоего сообщения сомневаюсь. Но в любом случае варить из этого суп не умею…

Рыбная похлебка, приготовленная ею, казалась Оливеру такой же вкусной, как грибная. Очевидно, ее треклятый учитель был, помимо прочего, и чревоугодник. Но он не рискнул высказать это вслух. Пусть вчерашний день останется вчера, а Селия — не в меру начитанной и не по возрасту много пережившей девушкой, а не странным существом, причастным запретных бездн. И в этот вечер так оно и было. Они все же были очень молоды и легко забывали. И он забыл за разговорами о том, как когда-то где-то удавалось вкусно поесть и сладко выпить, — а в тот вечер только такие разговоры и велись, такие, как правило, случаются среди голодных людей, но иногда и сытые ими разражаются, в конце концов, воспоминания о говяжьих почках с грибами или бараньей лопатке с красным вином ничуть не хуже воспоминаний о славных сражениях и геройских поединках. Он забыл о том, что затеняло их путь, что милая девушка, столь искушенная в домашнем хозяйстве, вот этими руками, которыми варила ему суп, убила меньше чем три месяца назад полтора десятка человек, причем большинство из них у него на глазах, что не далее как позавчера угрожала еще одному человеку — раненному! — пыткой, и кто знает, возможно, осуществила бы свою угрозу… Потому что тогда пришлось бы вспомнить о своем участии во всем этом, а ему надоело копаться в себе. Хотелось радоваться жизни, пусть радость заключается всего лишь в том, чтобы сидеть у костра, есть рыбу и рассказывать, как ее запекают в родном городе.

Это был хороший вечер. Но сколько бы Оливер ни забыл, об одном он помнил — рассчитывать на то, что такие вечера будут повторяться часто, не приходится.

По разным причинам. Тем больше оснований ценить то, что есть.

Лес становился плотнее, а река — шире. Теперь им порой приходилось спешиваться, спускаясь под уклон, — хорошо, что не прорубаться сквозь заросли. Это их не очень беспокоило ввиду отсутствия опасности. Селия положила арбалет на плечо, готовясь не столько обороняться, сколько подстрелить что-нибудь на ужин, в продолжение вчерашней кулинарной поэмы. И поглядывала по сторонам, стараясь приметить дикую утку, — она видела, что те еще не улетели зимовать.

Но вместо уток она заметила старика.

Они с Оливером шли высоким берегом, но несколько ниже тропа спускалась к самой воде. И там, на узкой полосе галечника, был седой человек с вершами.

Она хотела было окликнуть Оливера, но поостереглась. Старик, — ей почему-то сразу показалось, что это старик, хотя она не видела его лица, — их не замечал. В этот миг Оливер повернулся к ней и сказал:

— Послушай…

Она поднесла палец к губам, но было слишком поздно. Голос Оливера ясно разнесся над рекой, и склонившийся над водой человек выпрямился. И увидел над собой двух вооруженных людей.

Сам он был именно старик, и более всего к нему подходило слово «клочковатый». Серая борода в клочьях, и в клочья же износившаяся одежда, когда-то, похоже, вполне добротная. Несколько мгновений он молча смотрел на них так, что глаза были готовы выскочить из орбит, а потом закричал, да что там — взвыл в ужасе. Оливер неподдельно изумился. Нет, их, конечно, обозвали «страшными ребятишками», но не настолько же! Однако довести до конца это соображение не удалось. Старик попятился, взмахнул руками, точно пытаясь отвести от себя представшее ему зрелище, поскользнулся и рухнул в воду. Течение тут же подхватило и потащило его, и он снова завопил, но теперь с гораздо большим основанием.