Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов

489. А. С. СУВОРИНУ 2 октября 1888 г. Москва. 2 октября. Ну, заварилась каша в душе Корша! Когда я задал ему тот вопрос, он обалдел, испугался, обрадовался, заторопился и стал уверять меня, что он знает Вас еще с тех пор, когда воспитывался у своего дяди Корша, и что для него будет высшим блаженством, если его театр попадет в такие надежные руки. На вопрос он ответил не сразу. - Я вам в антракте все книги покажу... Вы должны видеть цифры... Видя, что он так серьезно волнуется, я стал уверять его, что в бухгалтерии я ничего не понимаю и поверю ему на слово... Я испортил ему весь вечер. Он ходил по коридорам ошалелый, как горем убитый, и всё время искал меня, чтобы излить свою душу. Раз поймал он меня в буфете и зашептал:

{03008}

- Напишите ему, что я возьму во всяком случае не меньше ста тысяч. - Только-то? - удивился я не шутя.- А я думал, что Вы запросите по крайней мере миллион. - Но, голубушка, я ведь назначаю цифру приблизительно, наугад... Я вам книги покажу. (Решительно.) Напишите ему, что я возьму с него 150 тысяч! Он долго думал о чем-то и спросил: - Вы не знаете, голубушка, всё еще он переписывается с Заньковецкой? - Не знаю. Должно быть, переписывается. - Милый, только передайте ему, что с Рыбчинской у меня заключен контракт на два года! - Передам. Встретив меня еще раз, он воскликнул радостно, в полной уверенности, что театр его уже продан: - Голубушка, я завтра к Вам приеду! Я все книги привезу! Милый мой! Дорогой! Когда же вы мне свои книжки дадите? Жена Вас читает! Вы знакомы с женой? Катя, вот тот Чехов, который... (представляет жене). Завтра приеду! Но он не приехал, а прислал письмо, которое при сем прилагаю. Мне немножко жаль Корша. Если бы я знал, что ему так хочется продать свой храм славы, то я бы уберегся от того вопроса, но чёрт же его знал! Мы оба решили держать наш разговор в строгой тайне. Вы порвите его письмо, а то если Ваша девица прочтет его и сообщит Слюнину, что Вы покупаете театр Корша, а Слюнин Жителю, Житель моему брату, а брат еще кому-нибудь, и если затрезвонят потом "Листки", то мой Корш застрелится. "Дачный муж" провалился, и Жан Щеглов обратился в тень. Пьеса написана небрежно, турнюр и фальшивые зубы прицеплены к скучной морали; натянуто, грубовато и пахнет проституцией. В пьесе нет женственности, нет легкомыслия, нет ни жены, ни мужа, ни Павловска, ни музыки, ни соли, ни воздуха; я видел на сцене сарай и мещан, которых автор уличает и казнит за то, над чем следует только смеяться, и смеяться не иначе, как по-французски. Можете себе представить, Жан для контраста вывел на сцену дворника и горничную, добродетельных пейзан, любящих друг друга по-простецки и хвастающих том, что у них нет турнюров.

{03009}

Берите, мол, господа, с нас пример... Тяжело! Пусть бы прислуга только дурачилась и смешила, так нет, это показалось милому Жану несерьезным, и он прицепил к метлам и фартухам дешевенькую мораль. И вышла чёрт знает какая окрошка. Глама играла не жену, а кокотку, Градов не мужа, не чиновника, а шута горохового... Декорации были отвратительны. Жан ходит теперь около меня, "поправляет" свою пьесу и ноет: - Если бы Глама надела побольше турнюр, если бы не кричал суфлер да если бы Корш не был скуп, то... То ничего и не вышло бы все-таки. "Горы Кавказа" имели успех, потому что были без претензий и только смешили, а "Дачный муж" хочет и смешить, и трагедией пахнуть, и возводить турнюр на высоту серьезного вопроса... Алексея Алексеевича еще нет в Москве. Повестушку свою я кончил. Написана она вяло и небрежно, а поправлять нет времени. Читал я своего "Иванова". Если, думается мне, написать другой IV акт, да кое-что выкинуть, да вставить один монолог, к(ото)рый сидит уже у меня в мозгу, то пьеса выйдет законченной и весьма эффектной. К Рождеству исправлю и пошлю в Александринку. "Медведь" пропущен цензурой (кажется, не безусловно) и будет идти у Корша. Соловцов жаждет играть его. Нет ли у Маслова пьесы? Я бы поставил ее у Корша. Актеры со мной очень нежны. Поклон Анне Ивановне, Насте, Боре, Буренину и Маслову. Ваш А. Чехов. Поклон Трезору и нововременской утке. Очки и каталог драм(атического) общества Вы получите с Алекс(еем) Алекс(еевичем).

{03010}

490. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 4 октября 1888 г. Москва. 4 окт. Дорогой и милый Алексей Николаевич! Рассказ для "Северного вестника" переписал и послал в редакцию. Утомился. Теперь жду гонорара. Весь сентябрь я сидел без денег, кое-какие вещишки заложил и бился, как рыба об лед; каждый сентябрь мне круто приходится, в этом же году после летнего безделья и житья в счет будущего сентябрь был для меня особенно мрачен. Был должен Суворину 400 руб., отработал 200... Как-то я послал Вам из театра Корша письмо. Если "Медные лбы" пойдут у Корша, то не забудьте через меня или через кого хотите заключить условие. Корш платит за оригинальные пьесы 2% с акта, а за переводные 1 %. Деньги неважные, но все-таки деньги, и бросать их не следует... Ваших "Медных лбов" в каталоге драмат(ического) общества нет. Кстати: Корш платит Обществу уже 6 рублей с акта, а не 5. Светлов актер хороший и парень славный. Сегодня был у меня Павел Линтварев. Приехал поступать в Петровскую академию, но его, беднягу, кажется, не примут. Он под надзором. В Москве гостит Жан Щеглов. Его "Дачный муж" в Москве успеха не имел, но, по всем видимостям, будет иметь его в Петербурге и в провинции. В Москве непонятны ни Павловск, ни дачный муж, ни дачная прислугa, ни департаментская служба. Пьеса очень легка и смешна и в то же время раздражает: к турнюру дачной жены прицеплена мораль. Я такого мнения, что если милый Жан будет продолжать в духе "Дачного мужа", то его карьера как драматурга не пойдет дальше капитанского чина. Нельзя жевать всё один и тот же тип, один и тот же город, один и тот же турнюр. Ведь кроме турнюров и дачных мужей на Руси есть много еще кое-чего смешного и интересного. Во-вторых, надо бросить дешевую мораль. "Горы Кавказа" написаны без претензий на мораль, а потому имели выдающийся успех. Я советую Жану написать большую комедию, этак в актов пять, и во всяком случае не бросать беллетристики.

{03011}

Скоро Вы увидите Жоржа. Он едет в Петербург. В письме к Анне Михайловне я просил не вычеркивать в моем рассказе ни одной строки. Эта моя просьба имеет в основании не упрямство и не каприз, а страх, чтобы через помарки мой рассказ не получил той окраски, какой я всегда боялся. Целую Вас крепко и остаюсь сердечно любящим и преданным А. Чехов. Почтение Вашим 491 А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 4 октября 1888 г. Москва. Едва послал Вам письмо, как получил от Вас, дорогой Алексей Николаевич, известие, которое очень не понравится Светлову. Я сейчас сообщу ему Ваш ответ и буду настойчиво рекомендовать "Дурного человека". Если бы Ваше письмо пришло двумя часами раньше, то мой рассказ был бы послан Вам, теперь же он на полпути в Басков пер(еулок). Был бы рад прочесть, что написал Мережковский. Пока до свиданья. Прочитавши мой рассказ, напишите мне. Он Вам не понравится, но Вас и Анны Михайловны я не боюсь. Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником и - только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи... Потому я одинако не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святая святых - это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником. Однако я заболтался. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов.

{03012}

492. М. М. ДЮКОВСКОМУ 5 октября 1888 г. Москва. Милый Михаил Михайлович! Будьте добры, пришлите мне дня на два Адрес-Календарь Москвы. Буду очень благодарен, а у посланного не останусь в долгу. Если же привезете сами, то буду очень рад видеть Вас у себя. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов. На обороте: Здесь, У Калужских ворот, в Мещанском училище, Его высокоблагородию Михаилу Михайловичу Дюковскому.

493. Н. А. ЛЕЙ КИНУ 5 октября 1888 г. Москва. 5 окт. Здравствуйте, добрейший Николай Александрович! Вчера кончил повесть для "Северн(ого) вестника", над которою возился весь сентябрь, и сегодня отвожу душу на письмах. Где Вы? В городе или на Тосне? Пишу по городскому адресу. Прежде всего - спасибо за "Пух и перья". Издание хорошее, рисунки очень приличные и добросовестные. Рассказы подобраны так, как нужно. Именно такие рассказы мне наиболее симпатичны у Вас. В них простота, юмор, правда и мера... Особенно мне понравился рассказ, где два приказчика приезжают к хозяину в гости на дачу и хозяин говорит им: "Дышите! Что ж вы не дышите?" Отличный рассказ. Кстати. Я, кажется, не писал еще Вам своего мнения о "Сатире и нимфе". Если хотите знать мое мнение, то прежде всего "Сатир и нимфа" стоят гораздо ниже "Стукина и Хр(устальникова)". "Сатир" роман чисто местный, питерский, захватывает он узкий и давно уже изученный район. Во всех этих Заколове, Акулине, Пантелее, Тычинкине, кроме разве мужа Акулины Данилы,