Корабль идет дальше - Юрий Клименченко

— Знаю. Я все рассчитал. Уменьшим расход топлива за счет некоторых усовершенствований. Кстати, бригаду механиков я отправил к Лазареву. Ничего не сделали. Так все и осталось.

— Идти-то можно?

— Я же вам говорил. Дойдем. А за уголь я ручаюсь.

Вокруг «Менделеева» крутились катера и буксиры. Это срочно доставляли на борт всякое снабжение и продукты. Лазареву хотелось как можно скорее выпихнуть нас в море: в Арктике стояла хорошая погода.

Вечером мы пошли под бункер. Все судно засыпало угольной пылью. У моей каюты громоздилась гора. Грейфер промахнулся и высыпал часть угля на палубу. Даже в самой каюте все покрылось толстым слоем угольной пыли.

Когда боцман с матросами скатили палубу и надстройки и судно приняло свой обычный щеголеватый вид. я поднялся на мостик. Надо было идти к лихтерам, осмотреть их, завести буксиры. Тогда можно сниматься в море.

— Уходим, — сказал я, увидя на мостике Полковника. — Все в порядке?

— Три кочегара не вернулись с берега… пока, — смущенно промямлил Полковник. — Надо бы подождать немного…

— Серьезно? Отдавайте швартовы! — крикнул я на бак старпому. — Научите своих кочегаров смотреть на часы…

Я знал, что без трех кочегаров в море не уйдешь, но ждать пьянчужек было свыше моих сил. Я решил доставить им тоже несколько неприятных минут. Скверно, когда ты подходишь к причалу, а твоего судна нет. А вдруг все же оно ушло в море? Пусть поищут свой «Менделеев».

Ранним, холодным и ясным утром «Менделеев» спустился вниз по Северной Двине до контрольно-пропускного пункта Чижевка. Здесь ожидали нас приведенные из порта груженые, готовые к отходу лихтера. Мы ошвартовались у большого, напоминающего морской теплоход двухтысячного лихтера.

Взаимоотношения между буксировщиком и буксируемым судном, или, вернее, между капитаном и шкипером, сложились давно и совершенно определенно. Капитан — хозяин положения. Он поднимается на борт своего «объекта», не смотрит на шкипера и трех человек его экипажа, недовольно цедит сквозь зубы ядовитые замечания, все ему не нравится, все надо переделать по его указаниям, он требует от шкипера знания сигналов связи наизусть. Шкипер следует позади капитана-буксировщика и канючит: «Дак все сделано, товарищ капитан, как надо. Если что не так, скажите…» Капитан-буксировщик машет рукой и посылает свою команду сделать как полагается. Команда лихтера помогает с виноватым видом. Так бывает всегда. Ведь капитан-буксировщик отвечает за все: за благополучную буксировку, за лихтер, за шкипера и его команду. Как только подан буксир, команда лихтера переходит в полное подчинение к капитану буксира и должна беспрекословно выполнять его распоряжения.

…Помню, как однажды я оказался в роли шкипера. Такое положение было мне внове, и я благодаря своей неопытности все еще продолжал чувствовать себя человеком, полноправным участником буксировочной операции. К нашему борту подошел красавец буксир, такой же точно, как «Менделеев», на палубу выскочило несколько матросов в высоких сапогах, зюйдвестках и штормовках, поднялся хмурый капитан и заворчал:

— Шляпы! Даже кнехты не освободили для буксира. А ну быстро давай людей! Скидывайте ваши швартовы, они не потребуются.

Я хотел обидеться. В кармане у меня лежал диплом капитана, а тут такое обращение… Но времени на обиды не осталось. Надо было крепить буксирный трос. А позже, когда нас выводили из порта, я побежал на бак, опасаясь, чтобы буксир не ахнул мое судно об узкие ворота выхода. В маленький жалкий мегафончик я орал свои советы. Капитан буксировщика долго не обращал внимания на мой писк. Наконец он снизошел до ответа, и я услышал громоподобный голос, усиленный радиорепродуктором:

— Ну, что ты там авралишь? Иди отдыхай! Я, понимаешь ты, я отвечаю за твое судно, дуралей.

Поверженный, я отправился в свою каюту. С тех пор я твердо усвоил разницу между капитаном-буксировщиком и шкипером несамоходного судна…

«Менделеев» мягко стукнулся носовым кранцем в борт лихтера. Подали швартовы. К моему удивлению, нас никто не встретил. Обычно вся команда буксируемого судна встречает свой буксир. Я отправился сам в кают-компанию лихтера. Мне не понравилось такое нарушение морских традиций. В просторной, теплой, залитой электрическим светом кают-компании в новеньком форменном пиджаке с тремя золотыми нашивками сидел за столом мой старый знакомый, штурман Андрей Филиппович Ерохов. Он сосредоточенно глядел в свои ладони, в которых по три штуки были зажаты кости домино.

— Привет. Кто здесь шкипер? — спросил, я полагая, что сейчас все играющие вскочат и займутся вопросами буксировки.

Ничуть не бывало! Ерохов спокойно взглянул на меня и важно ответил:

— Привет. Я здесь капитан, — и, обернувшись к своему партнеру, закричал: — Ставь дупеля, Пашка, не то засушишь!

Такое отношение к моему появлению меня возмутило, и я прошипел:

— Пока придется закончить. Буксир надо принимать. Или вы думаете, что мы с вами до утра чухаться будем, пока вы «козла» не закончите?

— А что его принимать? — нахально сказал Ерохов. — Возьмете нас за среднюю ноздрю, положите на буксирный кнехт, и всего дела. Ставь шесть и шесть, — скомандовал он партнеру.

Наверное, Ерохов, как когда-то я, считал себя еще «человеком», а величина его грандиозного судна внушала ему уверенность, что он не шкипер а капитан, настоящий капитан, а не какой-то капитанишка с буксира. На его судне было все за исключением машины и гребного винта. Стоит ли помнить о таких мелочах?

— Вот что, — угрожающе сказал я, — если ваши люди немедленно не пойдут принимать буксир, то я ухожу обратно в город и заявляю Лазареву, что вы не готовы к буксировке. Ясно? Почему между вами и вторым лихтером не заведен буксирный трос?

— Ваш лихтер, вы и заводите, — еще пытался сохранить престиж «человека» Ерохов, но прежней бодрости в его голосе уже не было. Он взял рукавицы, лежавшие на грелке парового отопления, и, не глядя на меня, сказал:

— Пошли, ребята. Сначала на корму.

Я понял, что беспокоиться мне больше не о чем! Андрей Филиппович «пришел в меридиан».

Не успели мы закрепить как следует буксиры, на реке послышалось пение. За то, что это пели не участники хора Александрова, можно было ручаться. В утлой самодельной лодчонке, которой управлял какой-то древний дед, сидели три наших кочегара и довольно противно пели «Из-за острова на стрежень». Настроение у них еще было хорошим. Я перешел на другое крыло мостика, чтобы не видеть их лиц и выгрузку со шлюпки. Завтра предстоял серьезный разговор, от которого, по всей вероятности, настроение у кочегаров испортится. Кому приятно потерять премию?