Из воспоминаний сельского ветеринара - Джеймс Хэрриот

В йоркширских холмах в каждой местности существовал свой рецепт изготовления овсяных хлебцев и лепешек. Если в тесто подбавлялись дрожжи, получался ноздреватый хлеб; из муки, просто смешанной с водой с добавлением небольшого количества жира, выпекались хрустящие рассыпчатые лепешки. Чтобы приготовить такие лепешки, распустите шарик топленого сала или жира величиной с грецкий орех в 2 столовых ложках горячей воды и вылейте его в 120 г овсяной муки среднего помола, уже смешенной с щепоткой соли. Замесите тесто в колобок, потом разомните его ладонью в лепешку около 0,3 см толщиной. Если же тесто очень рассыпчатое, разделите его на несколько лепешек поменьше. Осторожно переложите их на горячий противень или в слегка смазанную жиром сковороду и выпекайте несколько минут.

Перед обмолотом ячменя необходимо убрать ости — жесткие «усы», растущие на колосе между зернами. Для этого используется сбивалка. Этой ручной сбивалкой, которая употреблялась до того, как очищающее устройство было введено прямо в молотилку, били по куче ячменных колосьев, пока ости не отваливались. Их изготовляли местные кузнецы. Они состояли из деревянной рукоятки и железной насадки из параллельных полос на расстоянии 2,5–5 см друг от друга. Длина такой полосы равнялась 30–45 см.

Жатки, в которые запрягались лошади, появились в йоркширских холмах около 1890 года. Некоторые имели две передачи — нижнюю, чтобы срезать колосья, и верхнюю, чтобы косить траву. За такими жатками должны были идти работники и вязать снопы. Но лет через десять-двадцать к ним добавили сноповязальный механизм. Мелкий фермер мог арендовать жатку примерно за фунт в день у более богатого, имевшего собственную. Двое-трое мелких фермеров иногда покупали жатку в складчину в общее пользование. К 40-м годам фермеры сменили лошадей на тракторы.

Эта датская порода свиней была ввезена в Англию из Швеции в конце 40-х годов и приобрела большую популярность у свиноводов, так как дает прекрасный бекон.

Сахарная свекла, широко культивировавшаяся в Йоркшире, поступала на сахарные заводы. Этот свеклокопатель был изготовлен в 1926 году лидской фирмой «Фаулерс», занимавшей ведущее место в мире по производству паровых сельскохозяйственных машин. Управлял им один человек, по полю он двигался на канатах, соединенных с паровыми двигателями на обоих концах поля. Одновременно выкапывалось десять рядов свеклы.

5. Рози на краю гибели

— «Сердце я отдал свое в беззаботные руки!» — звенел тоненький голосок Рози, пока я осторожно вел машину по изрытому колеями проселку. Теперь мои часы за рулем скрашивало пение.

Ехал я перевязать рану на спине коровы и слушал с огромным удовольствием. Мало-помалу до моего сознания дошло, что свершилось еще одно чудо: вновь со мной на вызов едет мой ребенок! Когда Джимми поступил в школу, мне очень не хватало его общества в машине, однако я и вообразить не мог, что все повторится, но уже с Рози.

Следить, как твои собственные дети впервые знакомятся с четвероногими обитателями ферм, наблюдать их растущую любовь и интерес к окружающей природе, слушать детскую болтовню, не способную надоесть, разделять веселье и смех, скрашивающие трудности и заботы каждого дня, — все это мне было даровано дважды.

Ну а что до пения, так все началось с покупки радиолы. Музыка всегда значила для меня очень много, и мой проигрыватель доставлял мне немало счастливых минут. Однако я мечтал обзавестись чем-нибудь получше, чтобы прекрасные оркестры, игра и пение моих любимых исполнителей звучали точнее и естественнее. В те времена о стереосистемах и прочих современных новинках, революционизировавших мир записанной музыки, еще никто не грезил. Пределом желаний была хорошая радиола.

После долгого мучительного изучения каталогов разных фирм, наслушавшись всевозможных советов и рекомендаций, я сократил список вожделенных моделей до трех и, чтобы сделать окончательный выбор, попросил доставить их в Скелдейл-Хаус, прослушал на каждой начало бетховенского Скрипичного концерта, потом повторил пробы еще несколько раз, несомненно доведя представителя радиомагазина до белого каления. Зато я убедился, что должен купить «Мэрфи» и только «Мэрфи». Великолепный футляр, изящные ножки, а главное — звучание! На полной мощности — ни малейшего смазывания! Я был совершенно очарован, но в бочке меда имелась своя ложка дегтя: стоило это чудо девяносто фунтов с лишним, деньги в 1950 году колоссальные.

— Хелен, — сказал я, когда мы установили покупку в гостиной. — Надо последить, чтобы дети к ней не прикасались. Пусть ставят пластинки на старый проигрыватель, но к «Мэрфи» их допускать нельзя.

Какая наивность! На следующий же день, вернувшись, я еще в коридоре был оглушен хоровым припевом к «Призрачным всадникам» Бинга Кросби, неистовавшим на обороте «Беззаботных рук» во всю силу, на какую был способен «Мэрфи».

Я приоткрыл дверь гостиной и заглянул в щелку. «Призрачные всадники» окончились, Рози пухлыми ручонками сняла пластинку, уложила в конверт, потряхивая косичками, промаршировала к шкафчику с пластинками, поставила Бинга Кросби на место и извлекла новую пластинку. На полпути к радиоле я ее перехватил.

— А на этой что? — спросил я.

— «Пряничный человечек», — ответила она.

Я посмотрел на наклейку. Действительно! Но как она узнала? Детских пластинок у меня была уйма, и многие выглядели абсолютно одинаково. Тот же цвет, та же группировка слов, а Рози в свои три года читать еще не умела.

Она опытным движением поставила пластинку на круг и запустила ее. Я прослушал «Пряничного человечка» до конца, а Рози выбрала еще одну пластинку.

Я посмотрел через ее плечо:

— А это какая?

— «Петя и волк».

Так оно и оказалось. Мне некуда было торопиться, и около часа Рози продолжала ублажать меня одной пластинкой за другой. Вскоре выяснилось, что из песен Бинга Кросби, чьим верным поклонником я был и остаюсь по сей день, она всем предпочитала «Беззаботные руки».

К исходу часа я пришел к выводу, что пытаться разлучить Рози с «Мэрфи» — бесполезно. Если она не уезжала со мной, то принималась слушать пластинки. Радиола стала ее любимой игрушкой. Но все оказалось к лучшему: ни малейшего вреда моей дорогой покупке она не причинила, зато, сопровождая меня, распевала самые любимые свои песни, не ошибаясь ни в едином слове, ни в единой ноте. И мне искренне нравилось ее пение. А «Беззаботные руки» скоро заняли особое место и в моем сердце.

Дорогу на эту ферму в трех местах преграждали ворота. Едва мы подъехали к первым, как пение оборвалось. Наступил звездный час моей дочурки. Чуть я затормозил, как она спрыгнула на землю, гордо зашагала к воротам и отворила их. Относилась она к этой своей обязанности с величайшей серьезностью, и маленькое личико сосредоточенно хмурилось, пока я благополучно не проехал в проем. Когда она вновь уселась рядом с Сэмом, я погладил ее по коленке.

— Спасибо, радость моя, — сказал я. — Ты мне всегда очень помогаешь.

Она промолчала, но порозовела и надулась важностью. Ведь она знала, что похвалил я ее от души — необходимость самому открывать ворота всегда меня угнетала.

Вторые и третьи ворота мы одолели тем же манером и въехали во двор фермы. Хозяин, мистер Биннс, запер корову в старом коровнике с продольным проходом, упиравшимся в стену.

Заглянув в стойло, я не без дурных предчувствий обнаружил, что моя пациентка принадлежит к галловейской породе: черная масть, косматая челка падает на угрюмые глаза. Перехватив мой взгляд, корова наклонила голову и захлестала хвостом.

— А что, привязать ее вы не могли, мистер Биннс? — спросил я.

Он помотал головой:

— У меня для них места не хватает, и эта почти все время пасется на пустошах.

Оно и видно! Назвать ее домашним животным язык не поворачивался. Я посмотрел на Рози. Обычно я сажал ее в кормушку на сено или на перегородку, чтобы она могла посмотреть, как я работаю. Но галловейская корова была малоподходящим для нее обществом.

— Рози, — сказал я, — тут мне негде тебя посадить. Пойди в конец коридора и подожди там в сторонке.

Мы вошли в стойло, и корова начала приплясывать, явно пытаясь вскарабкаться на стенку. Я был приятно удивлен, когда фермеру удалось набросить на нее веревку. Он попятился в угол.

— А вы сумеете ее удержать? — спросил я с сомнением.

— Уж постараюсь, — пропыхтел мистер Биннс. — А эта штука у нее вон там на спине.

Редкий случай! Большой вскрывшийся абсцесс почти у основания хвоста. А хвост все хлестал и хлестал из стороны в сторону — верный признак дурного норова у быков и коров.