Доживем до понедельника. Ключ без права передачи - Георгий Исидорович Полонский

— Как, неужели еще не все?! — спросил принц и в страхе заслонился руками. — Вот ужас-то… Вы, господа, меня запугиваете…

Карлику Прогнусси было угодно понять последние слова как шутку, и он попытался утеплить свои совиные глаза за зеленоватыми стеклами:

— Надеюсь, этот добрый юмор доказывает, что мой принц здоров? И это инвалидное кресло не означает…

Если бы сейчас они находились, к примеру, у бильярдного стола — очень даже могло случиться, что Лариэль запустил бы тяжеленным шаром в эту коротенькую мишень! То есть, говоря на теперешнем обогащенном языке, принца достали… Но похоже, он нашел лучшее решение, чем шаром в голову!

— Нет-нет, здоров, ничего такого кресло не означает. Престолонаследие означает, только и всего. Знаете, господа, у меня сильное желание угостить вас. Знаете чем? Догадываетесь? Ага… У меня еще есть, представьте…

Они переглянулись. Творожок с Кисломолочных островов он имеет в виду, это же ясно!!! В один голос побледневшие министры сказали, что благодарят, что они сюда явились прямо из-за стола и вполне сыты… Барон Прогнусси видел: не может принц простить их общей ошибки, их курса на брачные узы с Фармазонией. Откашлявшись, он заговорил об этом прямо. Политики без ошибок не бывает — это во-первых. Во-вторых, они имели дело с королем Балтасаром, а Его Величество сам оказался вероломно обманутым! Его предельно избалованная дочь…

Принц, глядя на карлика в упор, продолжил его доклад:

— Да-да-да… «в своей неслыханной извращенности» эта Юлиана любила, оказывается, простого музыканта. А папа ее, от которого это держалось в тайне, напрашивался к нам в родню без ее ведома, за ее спиной… Знаем. Эта новость прокисла уже неделю назад и не интересует нас вовсе, барон.

Бум-Бумажо (кстати, его поздравить можно: он уже обладатель собственной нормальной руки вместо той позорной гусиной конечности!) сказал, что они «вернулись из Фармазонии не с пустыми руками». Они встречались с выдающимися людьми этой страны… встречались не затем, чтобы приятно время провести, а исключительно в государственных интересах…

Тут между бароном-карликом и министром свежих известий завязалось соперничество, сперва деликатное, а позднее — не очень: каждый норовил такое доложить, чтобы оживился тусклый, скучающий взор принца. Каждому хотелось, чтобы его, именно его служебные усилия и верное чутье оценил с похвалою принц. Невмоготу им было мириться с тем, что с высоты трона на них, как на старую ветошь, глядят… Или даже — как на клопов. Для человека при дворе это катастрофа и острый катар желудка с потерей аппетита и сна! Так что старались они, очень старались заслужить другой взгляд!

Барон Прогнусси доложил: случай помог ему выйти на одного из богатейших людей Фармазонии. Огромное его состояние сделано на нефтяных отходах: принадлежащие ему предприятия выпускают сотни видов продукции — от черной икры до дамской косметики! Этот ловкач успел прослыть первым авантюристом страны и даже на каторге побывать… недолго, впрочем, — года три всего. А теперь с ним очень даже считаются при дворе Балтасара; министры и дипломаты мечтают, чтоб он пригласил их перекинуться в картишки с ним! Пример для наглядности: его галстучная булавка с особо крупным бриллиантом стоит больше, чем вся пухоперонская Академия наук вместе с жалованьем академиков!

Так вот, у этого господина — единственная дочь-невеста… Девушку так тянет познакомиться с Его Высочеством принцем Лариэлем, что она решилась наведаться к ним! Причем одна, без папы… только в обществе четырех телохранителей! Сейчас она — в отеле «Гусиное крылышко»… одна в громадном пустом номере… в пяти минутах ходьбы от дворца. Барон не считает себя тонким знатоком женской красоты, но на грубоватый его взгляд девушка — розанчик!

Принц никак не отозвался на эту информацию. Вид его оставался скучающим. Он перевел взгляд на Бум-Бумажо, которого распирало от нетерпения. И услышал историю, начинавшуюся кисло: в этой поездке министру свежих известий срочно понадобилась переделка зубного протеза, который то натирал невыносимо, то соскакивал и мог вообще выпасть на ковер при людях!

Один дипломат привел страдальца к наивысшему авторитету в этой деликатной области, к профессору Y. «Великий маэстро, поверьте, Ваше Высочество… я на себе убедился! — расхваливал его Бумажо. — Виртуоз и волшебник! Представьте: он немедленно выкинул в корзину тот негодный протез, и я не успел закрыть рта, как получил новенький… Нет, вам его искусства не надо, я понимаю… Но должен заметить с грустью, понятной всякому патриоту: вилла профессора оставляет далеко позади этот дворец!»

— К дочери переходите, к дочери! — раздраженно поторопил Лариэль. — Дочь его — розанчик? Или Афродита?

— Не дочь, Ваше Высочество. Внучка! Сам он — крепкий, как дуб, старик…

— Но внучка-то — Афродита? Или скорее розанчик?

— Снимки у меня с собой, Ваше Высочество. Замечу только, что не я, а господин Фуэтель любит у нас такими комплиментами сорить… Внучка по-своему мила и обучена хорошим манерам, но скажу сразу: у нее, пардон, довольно заметные усики…

— Да? — Принц поднял бровь и спросил, будто невзначай: — Но протезы-то хорошие?

— Как влитые! — мгновенно отвечал Бум-Бумажо и оскалил в улыбке свои новые искусственные зубы, и лишь потом озадачился: — У кого, простите?

— Неважно. Фуэтель, взгляните на снимки.

Бум-Бумажо передал пачку фотографий главному знатоку красоты.

— Афродита?

— На мой вкус — не совсем, Ваше Высочество, — отвечал Фуэтель, которому казалось, что политически правильнее — поддержать невесту, найденную Стачетырьмясантиметрамистраха…

— Стоп! — перебил принц министра и самого себя. — Чихнул кто-то? Или мне послышалось? Не один из вас? Эй! — Он поднялся из кресла и прошел всю эту просторную террасу по диагонали и обратно. Что-то похожее на «апчхи!» слышали и другие… но почему он придавал такое значение этой чепухе? Министры переглядывались, недоумевая. — Кто чихнул? Будьте здоровы!

Каменная бело-розовая терраса примыкала к королевской библиотеке. Оттуда и возникла, из-за ближних шкафов и стеллажей с книгами, мадам Колун, имевшая самый простодушный вид, а за ней, конечно, Агнесса и Колетта. Разумеется, они прилежно подслушивали все это время. А теперь — присели все трое в благочестивом поклоне. Принца поблагодарили за пожелание здоровья, а само чиханье объяснили книжной пылью.

Лариэль явно был разочарован, ему хотелось совсем другого… никто не понимал, чего именно… На его вопрос: «Что привело сюда дам?» — мачеха Золушки ответила целой сценой: у нее растянулся в плаче рот, она часто заморгала, дочки ее проделали то же самое… В общем, даже недогадливые должны были понять: скорбь их привела! Безвыходная, беспросветная скорбь по пропавшей дочурке и сестричке!

— Дай, думаем, цветочки положим на этот камень… — всхлипнула мадам Колун.

— На постамент памятника будущего, — пояснила