Медный король - Марина Дяченко

– У него была ручная змейка. По приказу укусила его и издохла.

Развияр нахмурился. Прежние шпионы не спешили умирать, торговались за свою жизнь и не отличались изобретательностью.

– Яска говорит – он не поддается магии. Гленир сумел задержать действие яда. Только задержать. Умрет через час, может быть, раньше.

– Да кто он?!

– Золотой, – выговорил Лукс. – Настоящий Золотой из Мирте.

Человек лежал на деревянных носилках – в комнате стражи, перед самым камином. Горело множество свечей. Яска сидела за столом, перебирая, по обыкновению, черепки в круглой чаше. Рядом стоял, опустив голову, Гленир, замковый лекарь. Камин оставался пустым и холодным; Развияр поежился, завернувшись в плащ до самого носа. После погружения в горячую воду воздух в замке казался особенно стылым и сырым.

Он подошел и склонился над лежащим. Вытянутый череп, совершенно голый – наверное, человек натирал его шляпкой «безбородого гриба». Лицо с крупными чертами испятнано было кожной болезнью – только присмотревшись внимательно, Развияр понял, что это хитрая маскировка, стойкая краска, умело скрывающая признаки расы; неудивительно, что ни ремесленники нижних ярусов, ни стражники на средних не признали Золотого. В этих краях уроженец Мирте – редкость.

Бронзово-смуглый, скуластый, он мелко подрагивал, лежа на своих носилках. Его бил озноб. Лоб и щеки покрыты были пленкой холодного пота. Вокруг шеи дряблым ожерельем обвивалась дохлая змея.

– Глен?

– Очень сильный яд, повелитель. У него не больше часа.

– Яска?

Женщина пожала плечами. Стражники, наполнявшие комнату, старались держаться подальше и от носилок, и от мага.

Развияр кивнул лекарю:

– Глен, спасибо. Иди.

Гленир поклонился и вышел. Он был в самом деле искусен, бывший раб, бывший шпион, наконец-то выучившийся любимому делу.

– Я прошу тебя тоже уйти, – мягко сказал Развияр, обращаясь к Яске. – Не надо, чтобы ты это видела.

Яска подняла подбородок:

– Когда тебе нужно было, я пытала людей. Теперь – мои нервы слишком деликатны?

Развияр перевел взгляд на Лукса.

– Пошли, – зверуин положил руку на Яскино плечо. Та сбросила его ладонь одним небрежным движением. Поднялась и вышла, не оглядываясь. Развияр глазами приказал Луксу следовать за ней и вернулся к умирающему. Тот пребывал в полном сознании, его большие, золотисто-карие глаза отражали огоньки свечей.

– Тебе придется умирать в обществе гекса, – сказал Развияр Золотому.

Тот вздрогнул. Сглотнул. Разлепил губы:

– Мне не хотелось бы.

– Ответишь на пару вопросов, и я уйду.

– Отвечу, – умирающий попытался улыбнуться. – Мне нечего от тебя скрывать. Не в твоей власти почтовый нетопырь, ты не властен над кораблями в море, над течениями, над ветрами…

– Вот этот нетопырь?

Развияр поднес к лицу Золотого тушку почтовика с дырой от стрелы, со вскрытым письмом, привязанным к лапе. Зрачки умирающего расширились: это был удар, и удар жестокий.

Развияр кивнул:

– Ты зря умираешь, шпион. В Мирте не получат твоего доноса.

Золотой рассмеялся через силу:

– Ублюдок-гекса, тебя рано или поздно превратят в лепешку, в кровавую лепешку вместе со всеми твоими планами… вместе с колдуньей… Золотые от рождения не подвластны магии. Поэтому твоя женщина ничего не смогла со мной сделать, хоть и пыталась.

– Но ты жив до сих пор.

– Я жив по своей воле.

– Так хотел меня увидеть?

Рот умирающего перекосился:

– Не видать бы тебя никогда, отродье.

– Зачем тогда звал меня?

– Чтобы сказать. Золотые – древнейшая раса… Нам перед смертью открывается будущее. Я видел…

Он часто задышал, выгнувшись на носилках, упираясь в дерево затылком и пятками.

– Что ты видел? – тихо спросил Развияр.

– …твою смерть. Они… твои… все станут умирать у тебя на глазах, поскальзываться в крови на палубах твоих кораблей… А ты будешь выть и скрежетать зубами, глядя, как твоя надежда идет ко дну… Но ты не умрешь. Море замутится и очистится, и Мирте будет парить над ним – вечно. Слушай… В моем видении ты сидел на островке, под маяком, голый, и умирал годы, десятилетия, пожираемый… червем изнутри… безумием. Корчился и выл, и грыз свои пальцы… очень долго. Дольше, чем обыкновенно живут люди.

У Развияра мороз продрал по коже. Он увидел остров Маяка и город на горизонте. Он услышал рев пламени над головой.

– Я знаю, что Золотые очень добрые, – сказал он, помолчав. – В своем городе они не убивают даже крыс.

Умирающий ухмыльнулся:

– Гекса хуже крыс.

– Да, я знаю.

Развияр уселся на пол рядом с носилками, будто сломленный внезапной усталостью. Было холодно; далеко, в чистом бассейне, плавали белые цветы.

– Разожгите огонь, – велел он, повысив голос. Через минуту в камине запрыгали первые огоньки пламени. Осветились черные, покрытые сажей кирпичи. Потянуло теплом; Развияр глубоко вздохнул. Умирающий смотрел на него снизу вверх, не сводя глаз.

– Ты получил ответ на свой вопрос, гекса?

– Да, но только на один.

– Тебе мало?

– Да. Ответь мне еще раз, и я уйду.

– Что… что ты хочешь знать, гекса?

– Кто такой Медный король?

У Золотого застыла на губах ухмылка.

– А-а-а, – прошептал он. – Да… вот что тянется за тобой… вот что пожирает тебя изнутри. Вспомни Гэйла…

– Кого?

– Ты не знаешь… дикарь. Гэйл играл на набережных Мирте. Он играл, как море, как ветер, облака… – глаза умирающего затуманились. – Он играл музыку, которая заставляла рыдать и смеяться всех, кто слышал ее. Я слышал…

Он замолчал. Развияр дожидался.

– Он приносил жертвы Медному королю, – другим, сухим и тяжелым голосом сказал Золотой. – Все, кто приносит такие жертвы… меняются изнутри, растут, становясь огромными.

– Их таких много? Нас?

– Мало. Я знал только Гэйла. Он был великим музыкантом. А ты достиг могущества, гекса.

– Что потом?

– Становится нечем жертвовать, – прошептал Золотой. – Тогда они сходят с ума, и в безумии им является Медный король. И они умирают, желая сами себя пожрать. Гэйл съел свои руки до локтей…

– Это неправда, – вырвалось у Развияра.

– Правда, – в глазах умирающего светилось теперь удовлетворение. – Я доволен, гекса, что перед смертью увидел твой страх. А теперь уходи. Я желаю умереть достойно.

Он поднялся наверх, к себе, где остыла уже вода в бадье. Белые цветы все так же плавали по поверхности бассейна, и Сонна сидела на краешке, по-детски подтянув колени к животу. При виде Развияра она вскочила, расцвела, но тут же съежилась: он не ответил на ее улыбку.

– Уходи, Сонна. И пусть унесут стол.

Она выскользнула прочь, не поднимая глаз от мозаичного пола. Двое бесшумных слуг вынесли стол вместе с нетронутыми яствами. Развияр сбросил полотенце с подлокотника кресла и уселся, сцепив ладони на животе.