Театр кошмаров - Таня Свон

Ладони Каспера сжались в кулаки. Он все еще не поднимал голову. Сидел так, будто молился в поклоне. А Дарен чувствовал, как ткань его футболки пропитывается чужими слезами.

– Ты не понимаешь… Ви ужасно силен. Особенно теперь, когда он получил часть дара Этель… – возразил Дарен.

– Тем более. Раз он такой непобедимый, один ты с ним не справишься.

Но Дарен знал, что и вдвоем у них шансов не намного больше. Он просто не мог больше стоять в стороне и хотел попытаться сделать хоть что-то. Но тянуть за собой Каспера не смел.

Он все еще отчетливо помнил тело матери и с каким неверием смотрел в ее помутневшие глаза. Помнил, как не мог принять, что ее душа окоченела под дыханием смерти, и не понимал, как она, еще вчера такая теплая и живая, теперь являлась лишь пустой оболочкой.

Едва Дарен представил, что то же самое случится с Каспером, на глазах выступили слезы. Сквозь их туманную дымку Дарен глядел на парня, стоящего перед ним на коленях, и не мог представить, что Каспер – воплощение всего самого лучшего, что случалось в его жизни, – умрет.

От одной мысли, что васильковые глаза Каспера навсегда потухнут, а его голос затихнет, Дарен испытал столько боли, сколько, думал, никогда не мог бы вынести.

– Каспер, прошу, останься здесь. Я не прощу себя, если ты умрешь.

Дарен сдавленно всхлипнул и запрокинул голову. Асфальт жестко царапал кожу. Солнце, окруженное потусторонней мглой, доживало последние минуты и пробивалось сквозь закрытые веки, из-под которых крупными каплями катились слезы.

– Вот почему я не хотел привязываться и не хотел, чтобы кто-то привязывался ко мне. Все повторяется. Из-за меня снова умрет дорогой мне человек, – Дарен принялся тереть глаза, но всхлипывать прекратить не мог.

Каспер резко поднял голову. Если бы Дарен перестал так рьяно утирать слезы, устыдившись их, он бы увидел, что Каспер тоже плачет. Его щеки и даже шея блестели от рыданий.

– Послушай, Дарен. Я и правда готов умереть ради тебя. Но больше всего на свете ради тебя я хочу жить.

Боль смешалась со счастьем, и Дарену впервые за всю жизнь захотелось закупорить чувства в бутылку. Слова Каспера – подаренное второе дыхание. Дарен слышал в них смесь надежды и желания быть нужным и находил отражение этих чувств в самом себе.

– Я хочу быть рядом с тобой, Дарен. Быть с тобой, если однажды позволишь. Но это невозможно в нынешнем мире. Ты достоин лучшего, и я хочу тебе это дать. Поэтому я пойду в город, чтобы все исправить.

– Каспер, – его имя отдавало на губах одновременно сладостью и горечью. Оно сбивало сердце с размеренного ритма. – Ты постоянно защищаешь меня, а я просто стою за твоей спиной. Я тоже хочу защищать тебя. Понимаешь?

– Ты уверен, что именно сегодня лучший день, чтобы начать? – Каспер улыбнулся сквозь слезы. – Может, отложишь этот квест ненадолго? К тому же ты уже спас меня. Вспомни. Ты провел нас через разлом!

Дарен шмыгнул носом и отвернулся. В висках бешено шумела кровь, разогретая обезумевшим сердцем.

Изнанка разрасталась, красноречиво напоминая, чего стоит каждая секунда промедления. Больше тянуть нельзя. Дарен и так задержался, отвоевав несколько лишних минут рядом с Каспером. Теперь пора прощаться и сказать то, что долго откладывал.

Дарен набрал полные легкие воздуха, будто собирался нырнуть, и смело взглянул в глаза Каспера:

– Ты говоришь, что я достоин лучшей реальности. Но каким бы прекрасным ни был мир, он не нужен мне, если в нем не будет тебя!

– Что ты имеешь в…

Дарен резко сел и, схватив Каспера за ворот футболки, притянул его к себе. Губы обожгло жаром чужого дыхания, а спустя мгновение Дарен накрыл рот Каспера своим. Он думал, Каспер его оттолкнет, но и губы Элона неожиданно раскрылись, а руки – легли на спину Дарена.

Поцелуй был соленым от слез обоих. Жадный и отчаянный, постепенно он стал мягким и осторожным, тягучим, как карамель.

«Прощай», – звучало в каждом касании, в мягкой ласке и осторожных движениях дрожащих пальцев, что скользили по шее, а потом по влажным щекам Каспера.

«Не уходи», – молили объятия, в которых Каспер цеплялся за Дарена так, будто боялся – тот растает, как тень или первый снег.

Их поцелуй – танец на осколках. Начало и конец всего, сосредоточенные там, где сливаются губы и сплетаются руки. Дарен покрылся мурашками, представляя, что так могло бы быть всегда. Если бы не Изнанка. Если бы не чертов Ви.

Это сейчас они живы. Но что будет завтра, когда Изнанка окончательно захлестнет Фирбси? И какая в этом безумии предначертана роль для Ви? Больной призрак, возомнивший себя судьей. Пока он в этом мире, никто не в безопасности.

Сердце Дарена саднило так больно, что его хотелось вырвать из груди. Он знал, что должен сделать, и дал себе последние несколько секунд перед тем, как решиться.

Он в последний раз до боли вжал свои губы в губы Каспера, впиваясь в них почти до крови. Руки Каспера скользнули вверх по его спине, пальцы спортсмена запутались в светлых волосах. А потом Дарен его оттолкнул, неожиданно и резко.

Каспер упал на асфальт и ошарашенно уставился на Дарена. Йоркер этого не видел. Он со всех ног бросился к разлому, через который они с Каспером не так давно вышли на эту стоянку.

Когда Каспер понял, что происходит, он кинулся следом, но было уже поздно.

– Не смей! – прокричал он, вытянув руку. Ему не хватило совсем чуть-чуть. Один шаг – и Каспер бы поймал Дарена.

Но теперь он успел запрыгнуть в разлом и глядел на Каспера сквозь прореху между мирами. Дарен знал, что обычный человек, пусть и раненный Ви, самостоятельно проходить через разломы не может. Чтобы стать Зрячим, недостаточно коснуться Изнанки. Нужно умереть, но вернуться к жизни. А значит, Каспер останется по ту сторону.

С щемящей болью в груди Дарен смотрел, как отчаянно Каспер пытается войти в прореху следом. Но он будто наталкивался на невидимую стену или проваливался сквозь проход. Он даже уцепиться за край футболки Дарена не мог, хотя цель казалась такой близкой и простой.

– Не дури! Один ты погибнешь! Чего ты добиваешься?!

– Мы и вдвоем погибнем, – с отчаянием смертника выдавил Дарен. – А так я сохраню твою жизнь и избавлюсь от сожалений.

– Каких еще сожалений?! Ты же просто хочешь сдохнуть!

– От сожалений, что не попытался спасти этот мир для нас, хотя мог. Лучше я умру, рискнув, чем буду барахтаться в бесконечном