История спасения - Елена Другая

во что-то липкое и теплое. Его охватила томящая усталость, и веки плотно сомкнулись сами собой.

Где-то кричали люди, лаяли собаки, земля сотрясалась от приближающихся шагов.

— Прости, Равиль, — прошептал офицер Краузе, чувствуя, как вместе с сочившейся из ран кровью безвозвратно уплывало сознание. — Простите все меня за то, что я был.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ — БОНУСНАЯ, НАПИСАННАЯ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ТЕХ ЧИТАТЕЛЕЙ, КТО НЕ МОЖЕТ СМИРИТЬСЯ С ГИБЕЛЬЮ ОФИЦЕРА И ХОТЕЛ БЫ УЗНАТЬ, КАК БЫ СЛОЖИЛАСЬ СУДЬБА ГЕРОЕВ В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ, ОСТАНЬСЯ КРАУЗЕ ЖИВ.

Примечание к части

Оскар Шиндлер* - реальный персонаж, фабрикант, спасший во время ВОВ более тысячи евреев.

Часть 2. (Бонус) После войны. 1. Жизнь без него.

— Тебе письмо, — сухо сказала Ребекка и протянула Равилю изрядно помятый и затертый конверт.

Мельком взглянув на него, Равиль вдруг остолбенел, ясно рассмотрев в графе отправителя фамилию Краузе, написанную четким и крупным почерком. Сердце его учащенно забилось, и он быстро выхватил конверт из рук сестры.

Уже прошло шесть лет, как закончилась война, и Равиль Вальд вместе со своей семьей поселился в Швеции. Выбор страны оказался не случаен, ведь именно здесь у него нашлись родственники, которые сами его разыскали и пригласили к себе, — двоюродный дедушка семидесяти лет, вполне еще крепкий и бодрый, и троюродный брат, на пару лет моложе Равиля; они тоже носили фамилию Вальд. В сорок шестом году Равиль переехал к ним, и таким образом вся семья счастливо воссоединилась.

Между троюродным братом и Ребеккой завязались романтические отношения, и они вскоре поженились. Равиль тоже женился, из соображений благородства, на Саре и усыновил ее ребенка. Любви между ними не возникло, но отношения сложились дружеские, доброжелательные и уважительные. Этот брак позволял молодой женщине оставаться жить с ними под одной крышей, иначе это посчиталось бы неприличным.

Итак, на данный момент их семья состояла из дедушки, заядлого балагура и весельчака, что несколько искупало его патологическую склонность к безделью, чтению газет и собирательству сплетен; Ребекки с ее мужем, толковым, но до крайности жадным и занудным парнем, их малыша, двухгодовалого и шустрого мальчугана, Сары и ее ребенка, меланхоличного мальчика, недавно начавшего посещать школу, и, собственно, главы семейства — самого Равиля, которому недавно пошел двадцать пятый год. Всего семь человек и маленьких человечков.

Сначала они жили в небольшом ветхом домике на самой окраине Стокгольма, но потом нашли возможность переехать ближе к центру и приобрести более приличное жилье — двухэтажный просторный особняк. Они сделали в нем ремонт и обосновались на втором этаже, а на первом, как и полагалось у всех приличных евреев во все века и времена, располагалась лавка — булочная с мини-пекарней. Излишне говорить, что все их семейство — и женщины, и мужчины — работали на производстве с утра и до позднего вечера: пекли булки, плетеные караваи, изготовляли торты и пирожные на заказ.

Благосостояние семьи росло. Равиль теперь считался солидным господином, ходил в костюме и котелке, ездил в собственном автомобиле, разумеется, когда не стоял у жаркой печи и не ворочал противни с выпечкой и сдобой.

В последние два года Вальды значительно расширили свое предприятие, открыв несколько булочных в престижных местах: в центральном парке, на вокзальной площади, возле церкви, а также в промышленной зоне, где располагались несколько заводов и фабрик.

Впрочем, оставалось время и для досуга. По субботам Равиль самым добропорядочным образом посещал синагогу, а в воскресное утро ходил в библиотеку, после которой забегал в шахматный клуб сыграть несколько партий. В клубе, кстати, не только в шахматы играли — в нем можно было завести полезные знакомства, которые он потом использовал, чтобы расширить свой бизнес.

Лишь личной жизни долгое время у него совсем никакой не было, ведь брак с Сарой по сути дела оставался фикцией. Молодая женщина, казалось, совершенно не интересовалась мужчинами, полностью сосредоточившись на воспитании сына, работе, домашнем хозяйстве и религии.

А Равиль глубоко страдал, и ему было даже не с кем поделиться своей печалью. Стефан в его жизни так и не появился. Оставалось только гадать, где он и что с ним теперь.

Может, уехал в какую-нибудь страну по подложным документам или пал в боях за Берлин? Равиль постоянно вспоминал о нем и сильно тосковал. Ему так не хватало его заразительного смеха, их задушевных бесед, крепких, мужских объятий и поцелуев. Хоть подушку по ночам грызи.

Самому искать любовника ему даже в голову не приходило, но жизнь не стояла на месте, и случай свел его с интересным парнем примерно одного с ним возраста. Он постепенно сблизился с помощником библиотекаря, белобрысым и курносым швейцарцем. Звали его Кристофер.

Они много времени проводили в книжном хранилище. Крис помогал Равилю выискивать там нужные книги, разок вместе сходили в кино, еще один — в театр, а потом Равиль оказался у Криса дома и переночевал.

Конечно, они тщательно скрывали свои отношения, ведь иначе Равиль стал бы изгоем в своей диаспоре. Однако общение с Крисом, хоть и редкое, приносило ему облегчение. Конечно, со Стефаном его было не сравнить, но Крис был умным, начитанным, вполне эрудированным, поэтому интересным собеседником. Они встречались уже год, и эти свидания придавали жизни Равиля оттенок авантюры, что дьявольски щекотало нутро и заставляло сердце учащенно биться.

В одной из библиотечных книг Равиль однажды вдруг увидел фотографию мужчины, чем-то очень похожую на Стефана Краузе. Не один в один, конечно, но все же… Это был какой-то ученый и доктор наук.

При всем своем трепетном отношении к книгам Равиль, ни минуты не сомневаясь, взял лезвие и аккуратно вырезал иллюстрацию со страницы, а потом отнес это изображение в художественную мастерскую и заказал там одаренному подмастерью написать портрет, внеся в образ некоторые изменения.

Достойный вариант получился лишь с четвертой попытки. Равиль взял в руки законченный портрет и чуть не разрыдался. На него смотрел Стефан, словно живой. Ироничный прищур его глаз, высокомерно-насмешливая улыбка, спрятанная в уголках губ, суровая морщинка между седоватых бровей. На картине Краузе был облачен в офицерский мундир и головной убор и был именно такой, каким его запомнил Равиль.

Бережно завернув портрет в холст и прижимая к груди, Равиль принес его к себе домой, спрятал в выдвижной ящик бюро и запер на ключ. То, что теперь у него было изображение дорогого ему человека, одновременно принесло облегчение и добавило страданий. В душе Равиля произошел новый всплеск ностальгии по утраченной