Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Генри Райдер Хаггард

Между тем явилась помощь. Громкие крики, раздававшиеся за наружными воротами, подсказали нам, что город проснулся и люди, разбуженные женщинами, прибежали защитить королеву. Некоторые из смелых прислужниц Нилепты, в своей ночной одежде, с распущенными волосами, так усердно работали, закладывая дверь, что она была почти готова, другие с помощью прибывших горожан сталкивали вниз и уносили ненужный мрамор.

Скоро через боковой вход в сопровождении толпы вошел, шатаясь, Умслопогас — с ужасным, но победоносным видом. Один взгляд на него сказал мне, что он близок к смерти. Все лицо его и шея были в крови, левая рука тяжело ранена, и в правом боку зияла рана в шесть дюймов глубиной, сделанная мечом Насты.

Он шел шатаясь, страшный и великолепный в своем величии, и женщины начали громко кричать и приветствовать его. Зулус шел не останавливаясь, с протянутыми руками, прямо через двор, через аркообразную дверь, откинул толстый занавес и вошел в тронный зал, наполненный вооруженными людьми. Он шел, оставляя за собой кровавый след на мраморном полу, пока не добрался до священного камня. Здесь силы покинули его, и он должен был опереться на свой топор.

— Я умираю, умираю! — крикнул он громким голосом. — Но это был королевский бой. Где же те, что пришли по большой лестнице? Я не вижу их. Где ты, Макумазан, или ты ушел раньше меня и поджидаешь меня в царстве вечного мрака?… Кровь застилает мне глаза… все вертится вокруг меня, я слышу голос… Галаци зовет меня![70]

Вдруг какая-то новая мысль осенила его, он поднял свой окровавленный топор и поцеловал его.

— Прощай, Инкосикази! — кричал он. — Нет, нет, мы уйдем вместе, мы не можем расстаться. Мы слишком долго жили вместе. Ничья другая рука не возьмет тебя! Еще один удар, только один! Хороший, сильный удар!

Зулус выпрямился во весь рост и с диким криком начал вращать топор вокруг головы. Потом вдруг с ужасающей силой ударил им по священному камню. Сила нечеловеческого удара была так велика, что полетели искры, мраморный камень с треском раскололся на куски, и на пол упали обломки топора и его роговой рукоятки. Священный камень рассыпался на куски, и около него, сжимая в руке кусок топора, упал честный старый Умслопогас — и умер.

Это была смерть героя.

Ропот удивления и восхищения послышался в толпе людей, которые были свидетелями необычного зрелища.

— Пророчество исполнилось! — крикнул кто-то. — Он расколол священный камень!

— Да, — сказала Нилепта с присущим ей самообладанием, — да, мой народ, он расколол священный камень, и пророчество исполнилось, так как чужеземный король правит Зу-венди. Инкубу, мой супруг, разбил войско Зорайи, и я не боюсь ее больше. Корона принадлежит тому, кто спас ее! Этот человек, — добавила она, повернувшись и положив руку на мое плечо, — приехал сюда, несмотря на то что тяжело ранен, вместе со старым зулусом, который лежит там; они проехали сотню миль, чтобы вырвать меня из рук заговорщиков. За эти геройские поступки, за эти великие деяния, беспримерные в истории нашего народа, говорю вам, имя Макумазана, имя усопшего Умслопогаса и имя Кары, моего слуги, который помогал защищать лестницу, будут написаны золотыми буквами над моим троном и вечно будут предметом поклонения и почитания в нашей стране! Я, королева, говорю это!

Эта горячая, прочувствованная речь была встречена громкими криками. Я сказал, что мы только исполнили свой долг и вовсе не заслуживаем такого восторга. Народ стал кричать еще громче. Потом меня понесли через наружный двор в мою комнату, чтобы уложить в постель.

Когда меня несли, я увидал мою верную лошадь Дневной Луч, которая беспомощно лежала, и ее белая голова распростерлась по земле. Я велел тем, которые несли меня, подойти к ней, чтобы я мог взглянуть на доброе животное.

К моему удивлению, лошадь открыла глаза и, подняв голову, слабо заржала. Я готов был вскрикнуть от радости, видя, что она жива, но был не в силах пошевелиться. Сейчас же прислали конюхов, подняли лошадь, влили ей вина в горло, и к ночи она совсем оправилась и была сильна и свежа, как всегда!

Милозис гордился этим животным. Горожане указывали своим детям на лошадь, которая спасла жизнь Белой Королевы.

Меня уложили в постель, обмыли мою рану и сняли с меня кольчугу. Я сильно страдал, потому что в груди и в левом боку у меня была рана величиной с чайное блюдечко.

Я помню, что услыхал топот лошадей за дворцовой стеной. Это было много времени спустя. Я поднялся и спросил о новостях. Мне сказали, что Куртис послал отряд на помощь королеве и что он уехал с поля битвы через два часа после заката солнца. Войско Зорайи отступило в М'Арступа, преследуемое кавалерией. Сэр Генри расположился лагерем с остатками своего войска на том холме, где в прошлую ночь стояла Зорайя (такова фортуна войны!), и предполагал утром двинуться на М'Арступа.

Услыхав это, я почувствовал, что могу умереть с легким сердцем и впал в забытье.

Когда я снова очнулся, первое, что мне бросилось в глаза, это симпатичное стеклышко в глазу Гуда.

— Ну, как вы себя чувствуете, дружище? — спросил он меня ласковым голосом.

— Что вы здесь делаете? — возразил я ему. — Вы должны быть в М'Арступа. Разве вы убежали оттуда?

— М'Арступа взята на прошлой неделе, — ответил он весело. — Вы были без памяти с той ночи. Были всякие военные почести… Трубы звучали, флаги развевались повсюду… Но каково той, Зорайе? Скажу вам, никогда ничего подобно я не видел в своей жизни!

— А Зорайя? — спросил я.

— Зорайя… О, Зорайя в плену! Они покинули ее, мошенники, — добавил он, меняя тон, — пожертвовали королевой, чтобы спасти свою шкуру. Зорайю доставили сюда, и я не знаю, что будет с ней! Бедная душа!

Он тяжело вздохнул.

— Где Куртис? — спросил я.

— С Нилептой. Она встретила нас сегодня, и какое это было свидание, скажу вам! Куртис придет повидать вас завтра. Доктора думают, что ему надо поберечься!

Я ничего не сказал, хотя подумал про себя, что, несмотря на запрещение докторов, он мог бы повидаться со мной. Конечно, если человек недавно женился и выиграл битву, он должен слушаться совета докторов!

Потом я услыхал знакомый голос, который осведомился у меня: «Может ли мсье теперь лечь в постель сам?» — и увидал огромные черные усы Альфонса.

— Вы здесь? — спросил я.

— Да, мсье, война кончилась, мои воинственные инстинкты удовлетворены, и я вернулся, чтобы стряпать для вас!

Я засмеялся или, вернее, попытался засмеяться. Как ни плох был Альфонс в роли воина, — я боюсь сказать правду, — он был самой лучшей сиделкой, которую я знал. Бедный Альфонс! Надеюсь, он будет так же любовно вспоминать обо мне, как я думаю о нем!