Рюриковичи - Дмитрий Володихин

По свидетельствам польских источников, не позднее 12 сентября Баторий велел копать несколько подземных галерей. Шуйский предусмотрел и такую возможность. Он распорядился заранее проделать «слухи» — подземные коридоры, ведущие от стены крепости далеко в поле. Дежурившие там «слухачи» по шуму строительных работ услышали бы, что поляки роют подкоп в том или ином направлении. Однако в данном случае псковичам помогли не столько «слухи», сколько активная тактика Ивана Петровича. Он приказал совершить вылазку 12 сентября — при первом подозрении на подземные работы.

У поляков были все основания опасаться, что их план раскрыт. Уже 17 сентября они перехватили тайное послание князя И. П. Шуйского Ивану IV. В письме воеводы они обнаружили самые неприятные для себя известия: «Уведомляют, что король ведет подкопы под стены, и пишут подробно, как и в каких местах… Хорошо знают в Пскове о том, что делается у нас в лагере, и, кажется, придется нам оставить этот подкоп, чтобы не унесли из него пороху».

Но король не разочаровался в затее с подкопами. Осаждающие принялись рыть три подземные галереи. Из них две — «не остерегаясь», так что обе скоро стали известны русским, и те принялись подводить «контрмины»; третью же — тайно. На последний подкоп надеялись больше всего.

В ночь с 23 на 24 сентября защитники Пскова взорвали один из двух «парадных» подкопов, устроенный венграми. 27 сентября — второй. А с третьим, на который было столько упований, вышла промашка чисто инженерного свойства. «Наши минеры, — пишет поляк Пиотровский, — встретили скалу, которую напрасно стараются пробить, так что вся работа, как слышно, пропала. Мы повесили носы. Жолнеры, т. е. ротмистры, говорят, что их товарищи не хотят более служить: что по причине голода не могут оставаться тут до зимы…»

«Минная война» закончилась для поляков бесславно. Позднее они даже не пытались возобновить ее.

Между первым и вторым приступами князь И. П. Шуйский с добротной регулярностью отправляет ратников псковского гарнизона на вылазки. Прежде всего он добивается постоянного захвата свежих «языков». А «языки» и перебежчики снабжают его сведениями обо всех подкопах неприятеля.

Вылазки, предпринимаемые по приказу Шуйского, иной раз превращаются в большие сражения. Так, 11 октября на вылазку Шуйским были отправлены основные силы гарнизона, и тогда поляки потеряли 30 пехотинцев.

В начале ноября осаждающие предприняли новый большой штурм.

17-го им подвезли порох из Риги. Вот что об этом рассказывает рижский бургомистр Франц Ниенштедт: «[Король Стефан Баторий] послал гонцов в Ригу, чтобы там дали ему взаймы несколько пороху и как можно скорее переслали его с несколькими стрелками к Пскову. Это было быстро исполнено, и вместе с 200 стрелками было послано королю 80 бочек пороху, что, конечно, тогда очень его обрадовало, и он за это дружески благодарил рижан во многих письмах, а между прочими и городского толмача Иоахима, который был послан вместе с порохом». Вновь начинается общая бомбардировка города, однако значительного урона она не наносит. Обстрел раскаленными ядрами деревянных хором, служивших жилищем для большинства горожан, должен был, по мысли польского командования, привести к большому пожару. Он вызвал бы смятение в рядах защитников, и тогда их упорную оборону удалось бы взломать без труда. Но псковичам удалось предотвратить общий пожар.

Напротив, действия тяжелых русских пушек постоянно разрушают полевые укрепления осаждающих, сооруженные из корзин с землей.

Король решается еще раз попытать счастья — произвести вторую атаку на городские стены. В русских летописях об этом рассказывается так: «Октября в 24 день стреляли, розжигая ядра, в город. Октября в 28 день Литва пришла со щиты стену подсекати кирками и всякими запасы. Ноября во 2 день от Великия реки по л еду приступаху». Город устоял. Несколько раз волны королевской армии накатывали на Псков по льду и отступали, выкладывая черный ковер телами убитых и умирающих… Ротмистры секли саблями «гайдуков» — польскую легкую пехоту, заставляя ее двигаться к пролому. Но стрельцы укладывали атакующих одного за другим…

Когда штурмовые отряды «зацепились» за позицию в проломе, им, по остроумному приказу Шуйского, начали подбрасывать… мешки с солью! Во Пскове знали: голод уже терзает вражеский лагерь, и особенно страдают там именно от недостатка соли. Когда атакующие обнаружили дармовую соль, они и думать забыли о вооруженной борьбе: награбить побольше драгоценного продукта — вот что оказалось для них важнее…

Неприятель откатился. А вскоре русские пушкари удачно накрыли огнем «соляной торжок», который устроили вояки, бежавшие с добычей из-под стен.

У неудачного ноябрьского штурма было важное последствие. 6–7 ноября королевские военачальники отвели солдат из окопов и оттащили пушки к лагерю. Это значило, что польское командование потеряло желание вновь бросать людей на штурм. Атаковать можно было только из окопов. Эффективно обстреливать стены — тоже. Покинув их, ратники Стефана Батория утратили обе возможности. С этого момента у осаждающих остался лишь один инструмент давления на город — плотная блокада.

Наконец войска покинул и сам король, оставив командующим коронного гетмана Замойского. Баторию ничего не оставалось, как согласиться на мирные переговоры с Иваном Грозным. Положение армии — критическое. Расходы на ее содержание превысили все мыслимые и немыслимые суммы. Ни о каких новых завоеваниях и речи быть не могло.

Пока шли переговоры, осадная армия оставалась под Псковом, пытаясь выморить его голодом. Но ее собственное состояние было не лучше, чем у защитников города. В условиях русской зимы осаждающие несли новые потери от холода, голода и недостатка фуража. Уже с ноября в лагере поляков воцарились страшный голод и конский падеж. Катастрофически не хватало дров. Солдаты потихоньку растаскивали ими же возведенные бревенчатые сооружения. Еще раньше начались стычки между отдельными отрядами неприятеля за угнанный у русских скот и отобранный конский корм.

Польское командование прекрасно понимало: твердость защитников крепости подпитывается высоким боевым духом их командира — князя Шуйского. Поэтому поляки, разозленные последней схваткой, решили погубить его каверзой. Артиллерийский офицер Иван Остромецкий предложил коронному гетману подорвать Ивана Петровича…

9 января 1582 года из лагеря осаждающих в крепость пришел русский пленник, отпущенный во Псков с большим ларцом. «Легенда» его была такова: среди королевских офицеров сыскался некий дворянин Гонсумеллер, решивший стать перебежчиком. Он и отправил во Псков человека с ларцом, дав ему также грамоту. В пересказе этот текст звучит следующим образом: «Первому государеву боярину и воеводе, князю Ивану Петровичу, Гансумеллер челом бьет. Бывал я у вашего государя с немцем Юрием Фрянбреником[117], и ныне вспомнил государя вашего хлеб-соль, и не хочу против него стоять, а хочу выехать на его государево имя. А вперед себя послал с вашим пленным свою казну в том ларце, который он к тебе принесет. И ты бы, князь Иван Петрович, тот мой ларец у того пленного взял и казну мою в том ларце один осмотрел, а иным не давал бы смотреть. А я буду в Пскове в скором времени».