Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

[2]

Бейтс шагал по вечерним улицам Лондона, длинным, неуютным улицам. Он проходил мимо пивных и домов, мимо здания начальной школы с рядами окон в кирпичных стенах, будто это ученики выстроились в шеренги. Он шел мимо церквей, часовен, мимо синагоги. По кривой Агпер-Сент-Мартинз-Лейн и по Кэмбридж-Серкус мимо старьевщиков, которые, как обычно в этот час, убирали свои тележки и закрывали лавки. Бейтс, погруженный в раздумья, шел дальше, по главному проезду Черинг-Кросс-роуд.

Теперь он оказался в самой гуще людского потока, люди напоминали ему лишенные жизненных соков осенние листья, гонимые ветром, что летят, шурша, по каменным мостовым, сухие и серые. Он вспомнил французское слово foule.[23] Подходящее слово, ибо что еще может быть глупее, безумнее, чем толпа? Вся глупость рода человеческого в этой скотской породе. Где-то в дальнем, потаенном уголке души пряталось невыразимое словами чувство, которое он испытывал к крошечным лилипутам. Они существа более утонченные. Более грациозные. Волшебные. Однако, шагая сейчас по дороге, он едва ли думал о маленьком народце. Внутри него поселилась гнетущая тяжесть, было такое ощущение, будто он проглотил тяжелый серый булыжник. Конечно же, он знал, что уныние — это величайший грех. Это глумление над Божьим даром жизни. Грех безнадежности. С ним нужно бороться, но бороться с ним тяжело, потому что меланхолия эта разъедает прежде всего волю к борьбе; это недуг воли.

Над его головой, то взмывая, то опускаясь, прожужжало одно из новых заводных летающих устройств, похожее на металлическую стрекозу размером с человеческую руку. Оно с курлыканьем улетело на север вдоль Черинг-Кросс-роуд, неся невесть какое послание, неизвестно кому адресованное. Конечно, подобные игрушки могли себе позволить только богачи; богачи и правительство. Может быть, в этом жужжании было столько важности, что создавалось впечатление, будто устройство летит по чрезвычайно ответственному поручению: «война! империя! будущее человечества!»

А скорей всего, какой-нибудь финансовый советник или состоятельный мануфактурщик послал «стрекозу» с целью известить своих слуг о том, что задерживается на работе.

От этой мысли Бейтс почувствовал кислую горечь, ощутив в желудке боль несварения. Зря он пил сегодня бренди.

Он остановился купить «Тайме» у мальчишки-разносчика и нырнул в кофейню с потолком красного дерева, чтобы прочесть ее за чашкой ароматного горячего шоколада. Свет четырех газовых ламп расплывался на полированных столешницах и отражался размытыми кругами по натертым воском деревянным стенам. Бейтс уткнулся носом в газету, чтобы укрыться от глаз прочих посетителей и различить мелкий шрифт. Микроскопические буковки роились по странице, словно насекомые.

Новости.

Газета извещала, что британские войска снова вступили в бой под Версалем; знаменитый дворец изрешечен снарядами. Почти не вызывало сомнений, что к Рождеству флаг святого Георга будет развеваться над Парижем. Встревоженность французов; заверения короля, что после победы англичан католикам не грозят гонения. Ученые Королевского общества тщательно изучили конструкцию Летучего острова и представили свой отчет королю. По-видимому, для работы механизма требовался особый минерал, с которым взаимодействовало магнитное устройство необычной конструкции. Этот минерал изредка находили в доминионах Его Величества, в Европе же он не встречался. Однако было известно, что залежи этого минерала встречаются в некоторых местах Североамериканского Великого Виргинского континента. Открылся путь к строительству нового летучего острова, который будет использоваться в качестве военной базы в войне с испанцами на том континенте.

Настроение Бейтса было хуже некуда; на сердце давила злая тяжесть.

На последней странице он стал изучать рекламные объявления.

Продаю: лилипут, хорошо шьет и вяжет.

Продаю: два лилипута, пара на развод; четыреста гиней за пару.

Продаю: чучела лилипутов в позах классических героев из произведений Шекспира, Мильтона, Скотта.

Продаю: отличный образец знаменитой Умной Лошади, недавно поступил из состава Второго кавалерийского полка Разумных Лошадей Его Величества; эта Зверь-Лошадь по-английски говорит довольно прилично и прекрасно разбирается в математике и музыке. Немного старовата, но для конезавода годится.

И там же, в низу страницы, задавленное и погребенное под грудой хищной и алчной зазывной рекламы, в скромной рамочке ютилось небольшое объявление:

Публичная лекция на тему «Греховность обращения в рабство лилипутских народов морей Ист-Индии». Среда, вход до 20. 00, Уэллборо-Холл. Входной билет — один шиллинг.

Безнадежно, все безнадежно.

Душа Бейтса начала долгое погружение в мрачную бездну. Это случалось и прежде, и каждый раз это состояние не с чем было сравнивать и не было никакого способа от него избавиться. Он брел, спотыкаясь, по Оксфорд-стрит, оцепеневший, страдающий. Откуда это все накатило? По обе стороны улицы стояли часовни, одни изящные и изысканные, другие скромные, похожие на сторожевые будки; но и они не уменьшали горечь. О, если бы ангел слетел к нему, призывая и проливая слезы, стрижом пронесся бы по воздуху, расправив многоцветные крылья, перья на концах его крыльев при каждом взмахе касались бы мостовой, его лик был бы ласков, и бледен, и спокоен, и прекрасен! Наверное, только ангел мог принести ему облегчение. Или, быть может, ангелом оказался бы эльф, крошечное создание со стеклянными крыльями и детской невинной душой. Красота есть красота, каким бы крошечным ни было ее воплощение.

[3]

11 ноября 1848 г.

Бейтс поднялся с постели только через двое суток. Слуга с нахальным видом просунул свою светловолосую голову в дверь его уютного гнездышка и прочирикал:

— Вам получше?

— Убирайся, Бейки, — простонал Бейтс — Оставь меня в покое.

— Идете в клуб? Сегодня четверг, а вы меня особо предупреждали напоминать насчет четверга.

— Да, четверг. Сегодня я встану. С моим… желудком теперь получше, — больше для себя, чем для слуги пробурчал Бейтс.

— Опять вы за свое, сэр. — С легкой ухмылкой, как бы говорящей мы же оба знаем, что дело-то не в вашем желудке, старый лежебока, голова убралась.

Бейтс перевернулся в постели. За два дня лежания простыня под ним отвратительно пропахла; она была мятая и сморщенная, похожая на старческую ладонь. Прикроватная тумбочка была заставлена стаканами, бутылками, там же валялись газета и трубка из слоновой кости. Сквозь плисовые шторы сюда почти не проникал дневной свет. Болели суставы пальцев на обеих руках, ныла поясница. От долгого лежания заболели даже ноги.