Дар выживания - Серебренников Алексей

- Вот тварь! - искренне зло воскликнул Диман, а я спросил:

- Когда это случилось?

- Не знаю я, - девчонка обняла здоровой рукой больную и, плотно сжав колени, уставилась в пол. - На второй день, как всё началось.

- Ты зачем по району-то лазила на второй день? И ежу понятно, что могут убить, - я не мог найти себе места от негодования, глядя на девочку, как на сумасшедшую, но её объяснение под разразившийся плач поставило всё на места.

- Я с бабушкой живу, а она... она умерла в то утро... Я боялась с ней быть, пошла просить помощи, но никто не открывал двери... Тогда я пошла на улицу и увидела в окно магазина тётю Лену с этим мужиком. Стала стучать в двери, они сначала прикидывались, что их нет, а я, дура, ляпнула, что её мужу всё расскажу.., - плач стал таким громким, что мы уже не могли разобрать слов. Стало жалко девочку пуще прежнего, столько потрясений за короткий срок, а вот в отношении этой тёти Лены росла только ненависть. Не выдержал Диман, подскочил к женщине, сидевшей тихо на асфальте у ног Хрома, и с ходу, с возгласом полным ярости, пнул её носком берца в лицо. Та не успела никак отреагировать, резко откинулась назад и замерла, ударившись затылком об асфальт и раскинув руки. Останавливать Диму никто не собирался. Я вообще хотел подарить ей пулю, ведь такие мрази не должны жить среди нас. Но убивать безоружную, хоть и мразь, не позволила совесть. А про то, что бог дал нам жизнь и не нам решать её отнимать, я могу сказать, что вертел такое мнению кое на чём. Мразь - она и есть мразь, и жить недостойна.

В общем, наши дела здесь закончены. Я нашёл ключи от решётки, закрыл магазин, предварительно вытащив на улицу труп любовника, взяв "сайгу", несколько сникерсов, воды, и прыгнул в авто. Злобную тётю Лену, своей похотливостью угробившую двух мужиков и издевавшуюся над ребёнком, оставили так. Если оклемается - пусть ползёт домой. А Валентине сунули шоколад и воду, пообещав, что скоро у неё будет и еда, и крыша над головой, да ещё какая крыша! Вот и всё. Хотя нет, лукавлю. Перед самым отъездом во мне ожил еврей и я вернулся в магазин и вытащил из него все сигареты. Получилось семь набитых медленной смертью пакетов. За последний год жизни я понял многое, но эта истина стала аксиомой. Бросить курить очень тяжело. Я пытался, но не смог. Как не смогли и многие другие. Никого из курящих не пугали ни болезни сосудов, ни смерть от рака лёгких. Было лишь патологическое желание курить. Эта зависимость полностью захватывает человека. В бомбаре курить, конечно, нельзя, но если изолировать убежище на некоторое время от внешнего мира, то курящие легко пойдут на бунт в защиту своих прав и добьются того, чтобы им выделили место для курения и право это делать. Это жестокая правда жизни, бьюсь об заклад. Поэтому стратегический запас курева - самое оно! При долгой изоляции его хочешь - продавай, а хочешь - нанимай рабов и плати сигаретами. Опытный курильщик на всё пойдет, чтобы подержать во рту эту вонючую палочку. И кто знает, как оно будет дальше, а оставлять добро не хотелось, тем более, если оно может очень пригодиться. О том, что позади, никто из нас старался не думать. Слишком много в мире осталось злых людей, они всё время попадаются на пути. Если ещё и думать о них, то вообще с ума можно сойти.

Теми же окольными путями наш верный железный товарищ довёз нас до убежища без каких-либо происшествий. Груз тут же перетащили в специально отведённое место на складе, а забирала его рабочая команда из третьей волны. Ну, там, слава небу, сильных рук хватает. Прапор уже обкатывал на КПП молодняк, передавал теоретические знания несения караульной службы. Народ продолжал прибывать, но вяло и, по заверениям того же Прапора, из списка осталось человек двадцать. Да и пересмена в штабе, машин нет. Комендант выслушал мой доклад с каменным лицом, особенно не понравилась ему история с продавщицей и её хахалями. Вопреки моим ожиданиям, он не стал сообщать о происшествии в оперативный штаб, но также не поддался на уговоры оставить девчонку в убежище. Я считал, что в нынешней ситуации, творящейся в городе, в военном госпитале её ничего хорошего не ждет. Тем более, эвакуация застопорилась, людям просто приказали сидеть тихо в своих домах и не высовываться под страхом расстрела. Но случилось всё равно по-моему, потому что в штабе, хоть и сказали, что к нам уже выехала машина, наотрез отказались принимать подростка, вообще не объяснив причин. Евгеньич, глядя на меня растерянно, развёл руками:

- Опять твоя взяла, Алексей. Возьми с девочки данные, размести её в кубрике и пристрой в столовую помогать.

- Есть, шеф! - победоносно рявкнул я и удалился с гордо поднятой головой. Девчонку привёл к нашим, мама и Вероника взяли её в оборот, отмыли, подобрали из Вероникиного гардероба одежду и сводили в медпункт обработать раны и наложить гипс. Та находилась не в своей тарелке, очень стеснялась, но потихоньку, подкупленная доброжелательностью наших женщин, стала оживать. А в итоге заявила, что и одной рукой сможет и посуду мыть, и полы.

Глава 8. День и ночь - сутки прочь.

Устроив Валю, я направился уже наверх, но внезапно сам для себя понял, что смотрю на часы и обдумываю вопрос, который задам Евгеньичу, как только его найду. Дело было как раз во времени, точнее в том, что уже половина одиннадцатого утра. Срок ультиматума истёк, но наши пушки молчали. Я задал свой вопрос коменданту, и тот не знал, что