Триптих. Знамение. - Ирина Мира

- Прибыли, - облегченно и победоносно прошептал Владис.

* * *

Дни тянулись медленно. Воздух был холодным и сухим. Ветер так и не появился, чтобы отогнать мрачные снеговые тучи и уступить законное место весне. Люди всего континента умирали от холода и голода - земля промерзла, весь урожай погиб. Но самую страшную из смертей несла Свита Посвящения. Гончие и Спутники смерти переходили из города в город, накатываясь как приливные волны, и оставляя за собой кровь тех, кого Император называл неверными. Кому они были неверны?

- Новой религии, чья суть - жить по законам Горгота, - беспрекословно твердил Император.

И ему верили. Себя самого он считал ниспосланным высшими силами проповедником. Единственным человеком, несущим истинный голос добродетели по воле Горгота - хранителя праведных. Не всех ему удавалась обращать в свою веру. Для некоторых он был обычным фанатиком, возжелавшим стать великим реформатором, для других - тираном и земным воплощением Сартраса, рожденным уничтожить всё ценное, что есть в мире, для третьих - шарлатаном и лжепророком. Но кем бы ни считали Императора его ненавистники, рискнувшие мыслить не как он, все они, со временем, стали называть его одинаково - Владисом-инквизитором. За его расчетливую жестокость, с которой он преследовал тех, кого объявлял противниками истинной веры - его веры.

Небесный триумвират: демиург, йараи в лице Верховного судьи и Одиннадцать Богов-создателей - высшие силы, почитаемые во всем мире. Император присоединил к ним Горгота и Небесного триумвирата не стало. Люди веками верили в Небесный триумвират. Теперь, когда Император переделал старую религию, спустил с цепи Свиту посвящения, оставил миллионы на милость беспощадной зимы, горстка отважных, не поверивших в новые догмы, собралась под знаменем, называемым Сопротивление. Безоружные, не имеющие влияния и даже поддержки собственных государей, они все равно готовы биться за свою веру, за свою свободу, за свои жизни. А ведь их так мало, в сравнении с миллионами тех, кого обратил Император Владис Вангорский.

Бенджамин невольно восхищался Сопротивлением, и благоговейный восторг и страх от их действий был не меньше чем от действий Императора. Так часами размышлял Бен, прислонившись к спинке кресла и ожидая пока Рона, закончит свои дела. Вдруг из соседней комнаты донесся раздраженный крик и треск дерева. Бенджамин подскочил с кровати, ударом вышиб дверь и увидел, как Рона сметает со стола карты и заодно все, что попадается ей под руку. Волосы спутались, под глазами несколько дней не сходили темные круги, руки перепачкались в чернилах. Бен подошел и нежно обнял её, надеясь успокоить. Ну, разве можно так изводить себя?! Роналисса не оттолкнула Бенджамина, но и на объятья не ответила.

- Четыре месяца! - вскричала она, а потом голос стих под тяжестью забот, и она зашептала: - Мы ищем их четыре месяца и всё без толку. А сколько, мы потеряли времени, пока я приходила в себя после...

Рона вспомнила тот день, когда полностью восстановила силы, и впервые увиделась с Беном после происшествия в дальних камерах.

- Отвернись, - голосом, полным печали, приказала она тогда генералу Дриору.

Её приводила в ужас одна мысль о том, что кто-то, даже она сама, может увидеть её изуродованную кожу. Бенджамин проигнорировал приказ и, тихо подойдя сзади, откинул длинные локоны со спины Роны, и начал расшнуровывать корсет. Рона вздрогнула и попыталась развернуться, но Бен удержал её.

- Меня не пугает твоя сила, - сказал он ей со всей искренностью, - С чего ты взяла, что испугает твоя слабость?

Это прозвучало как утверждение, и Рону оно совсем не порадовало. В голосе Бена ей послышалась жалость, а она не могла принять такого обращения.

- Это не слабость, - огрызнулась Роналисса.

Бен развязал шнуровку, и снял корсет, обнажив плавную линию талии и свежие шрамы. Один шрам проходил от левого плеча до низа правой лопатки, другой начинался чуть выше первого и, пересекая его у самого основания, тянулся через всю спину к пояснице, на пару сантиметров заходя на ягодицу. Третий наполовину опоясывал талию. Бен побежал пальцами по выступающим белым полоскам, а затем коснулся губами того места где шрамы пересекались.

- Если это не слабость, то почему ты так боишься, что я увижу? - спросил Бенджамин, заметив, как Рону передернуло от отвращения.

Она не ответила. Да и что она могла сказать, когда ждала от Бенджамина совсем другой реакции?

Он поцеловал спину ещё несколько раз, и только после последнего поцелуя, который был прерван стуком в дверь, она, наконец, не вздрогнула.

Сперва, Рона не обратила на стук внимания. Она сосредоточенно собирала всю волю в кулак - хотела рассказать Бену, как появились огромные рубцы.

- Госпожа, - запищал знакомый голос из-за двери и леди Милинда Мидлтон робко отрапортовала: - Вас хочет видеть Его Величество. Немедленно.

Рона вздохнула и наклонилась за корсетом. 'Рассказ о стражниках-садистах подождет', - решила она тогда, и вскоре совсем забыла, что хотела поделиться этим с Беном.

- Помоги одеть, - шепнула она, и ответила фрейлине: - Подожди. Мне нужно одеться.

Из-за двери сначала донеслось невнятное бормотание, а потом Милинда тихим голосом сказала:

- Его Величество сказал, что для этого визита не нужно... э-э-э... лишних переодеваний.

Рона кивнула самой себе и велела леди Мидлтон идти к Императору и сообщить, что она явиться через несколько минут.

- Ты не обязана удовлетворять его всякий раз, когда он хочет, - высказался Бен впервые, спустя годы молчаливого смирения.

С его голосе слились и боль, и злоба, ревность и мольба. Рона смотрела на Бена с бледной тенью презрения.

- Ты молчал шесть лет, ни разу ничего не сказал с того самого, первого дня, как Владис вызвал меня впервые. Да и до этого, когда мы уезжали в храм Элементов, ты знал, что это случится, знал со дня нашего знакомства семь лет назад. Тебя все устраивало! Что изменилось сегодня? Ты что, вдруг стал ревновать? - усмехнулась Рона и в довершение съязвила: - Если бы я удовлетворяла Владиса всякий раз, когда он хочет, я бы проводила в его спальне большую часть дня и была бы свободна, только когда он занимается государственными делами. Но насколько ты видишь, генерал Дриор, Его Величество вызывает меня не так уж часто и тебе следует быть ему благодарным за это.

Рона почувствовала, как Бенджамин поборол желание опустить взгляд. Полминуты спустя он ответил ей всем, что, похоже, накипело за долгие годы их знакомства:

- Ничего сегодня не изменилось. Я ненавидел это с того дня как понял, чем ты для него являешься. И я ни на секунду не благодарен ему, за то, что он превратил тебя в свою потаскуху!