Большая книга ужасов 2013 (сборник) - Елена Усачева

– Ах ты так! – И я подняла руки, выставив ладони вперед. Тварь задрожала и, отступив к самому краю крыши, полыхнула в меня огнем из раскрытой пасти. Я шла на нее, скороговоркой читая «Отче наш». Она не выдержала, распахнула крылья и метнулась вниз, скользнула в провал в стене, и только я хотела рвануть следом, как в сарае рвануло, и мне пришлось отскочить, чтобы не попасть во внезапно вырвавшееся пламя. Меня обдало жаром, но через секунду все стихло.

– Ушла! – Мне было досадно.

Соседа нигде не было видно. Я поднялась по лестнице к бабушке. Она сидела в гробу и с ужасом оглядывалась. С трудом мне удалось вытащить ее оттуда. У нее не гнулись ни руки, ни ноги, видимо, от страха. Кое-как мы спустились по лестнице, мне приходилось поддерживать ее снизу и уговаривать опускать ногу на следующую перекладину. Наконец мы достигли земли. Бабушка плакала молча. Я перестала спрашивать, все равно она ничего не знала и не могла объяснить. «Как эта нечисть попала в дом? Была ли тетка? Куда подевалось тело соседа?» – вопросы оставались без ответа.

– Иди в дом, замерзнешь. – Мы поднялись на крыльцо, но зайти так и не смогли. Дом загорелся изнутри. В клубах дыма показался мой двоюродный брат с узлами в руках, он швырнул их подальше и крикнул:

– Не подходите! – потом снова кинулся в разгорающийся пожар. Бабушка заголосила и повалилась на груду тряпья, вынесенную внуком.

– Куда же я теперь? Куда?

Брат снова показался со спасенными вещами.

– Хватит, – сказала я.

– Дом, наш дом! – рыдала бабушка. – Спаси его!

Я посмотрела на тусклое низкое небо и мысленно попросила дождя. Первые капли упали на нас, застучали по дорожке, крыше дома, крыльцу, вишневым веткам…

Я подставила лицо дождю, вспоминая картинки из раннего детства: яркие, изумрудно-солнечные, с каплями бордовых вишен, с запахом антоновки и меда. Я восстанавливала дом своего детства.

– Ба, возвращайся в свои сны, тебе нельзя здесь оставаться, – приказала я. Бабушка удивленно оглянулась на быстро меняющийся мир и исчезла. Егора тоже не видно. Как он тут оказался? Это тоже загадка. Теперь что же, все семейство будет посещать мои сны?

Что ни ночь, то приключение!

И куда подевались самозванцы?

С крыши сарая с грохотом обрушился гроб. Я подошла и увидела на дне его притаившуюся кляксу.

– Так вот кто тут хозяйничает! Фу, пакость!

Клякса выпрыгнула и рванула от меня через огород, в сторону луга. Я – за ней. Когда-то маленькая девочка-японка сказала мне, что только я могу распоряжаться в своих снах. «Догнать», – приказала я самой себе.

Как мало у меня опыта!

Завертело. Окружающее свернулось в цветную спираль, а я неслась по липкому черному следу.

Зыбкая картинка снова восстановилась. Сосны, песок, пляж, река…

Клякса прыгнула на грудь черноволосой женщине, сидящей в лодке, причалившей у берега. На веслах – тусклый мужик, сгорбленный и испуганный.

Он сразу же оттолкнулся веслом от берега. Женщина повернулась ко мне, распрямилась и, торжествующе скалясь, подняла руки. Но я успела первой.

Лодку тряхнуло, мужика выбросило на мелководье, я прыгнула, но лодка обрела свободу и умчалась в туман со скоростью военного катера.

Я обернулась, мужик лихорадочно барахтался, стараясь выбраться на берег. Выбрался, побежал на четвереньках по песку. Я без труда догнала его.

– Стой!

Он замер, упал на живот, распластался.

– Говори, кто ты такой?!

– Никто, никто я! – лепетал он. – Это все она, я ни при чем!

Я наклонилась, подняла его за шиворот кургузого пиджака, всмотрелась в землистое лицо. Он уже подкатывал глаза, вот-вот отключится.

– Тьфу, пакость! – Я сплюнула. – Говори, где ее искать!

Он, торопясь и всхлипывая, затараторил:

– Погореловка, Погореловка…

Я не знала, где это, но запомнила. Так, на всякий случай.

Глава 9

Предчувствие

Утром бабушка жаловалась на головную боль. Она набросила халат прямо на ночную рубаху. Это была та самая рубаха, которую мы с мамой подарили ей, – длинная, байковая, в мелкий цветочек.

– Должно быть, погода меняется, – сказала она, выглянув в окно. Низкое зимнее солнце швыряло в снег ослепительные лучи, снег искрил, на небе – ни облачка, как будто всю ночь его драили щеткой. Мороз градусов двадцать, не меньше.

По телевизору сообщили, что никаких изменений в погоде не предвидится. То же самое обещали метеосайты в Интернете.

Мы завтракали втроем: бабушка, я и тетя Надя. Я поглядывала на нее и думала: «Как же я могла перепутать? Она совсем не такая, и волосы красит в рыжий цвет, и лицо совсем другое! Меня провели, как маленькую! Да и младенец догадался бы! Нет, я еще глупее!»

Надя торопилась на электричку, ей надо было на работу.

Егор дрых до обеда, а когда проснулся, тоже пожаловался на головную боль.

Я решила его расспросить:

– Что тебе снилось сегодня?

– Да не помню, – отмахнулся он, – чушь какая-то. Я пожар тушил.

– Всю ночь?

– Может, у меня температура? – Он потрогал лоб, потом велел, чтоб я тоже проверила. Но температуры не было.

– Сейчас бы на лыжи! – мечтательно произнес Егор и покосился на гипс. – Дебилизм, – он поморщился недовольно. – А ты чего дома сидишь? Ты ж не раненая. Я бы на твоем месте! Эх!

Он бы на моем месте! Надо же! Все хотят на мое место! Посмотрела бы я на него…

Родители считают, что я сильно переутомляюсь. Несколько раз мама застукала меня спящей среди бела дня. Витаминами пичкает. Только я все равно сонная. Днем покойники не донимают, просто сплю как убитая, без сновидений. Может, мне и снится что-то, только я не помню. Так что мой нормальный сон – это час-полтора, когда я просто выключаюсь, как лампочка.

Ночью я работаю. Без отдыха.

И ни одна ночь не обходится без неприятных сюрпризов.

Приходится быть все время начеку. Если бы я только провожала умерших к границе, это еще куда ни шло, но я должна защищать их. Дорога не всегда безопасна. Наоборот, часто моих подопечных подстерегают всевозможные ловушки. И мне до сих пор непонятно, почему? Ведь если человек умер естественной смертью, зачем его провожать? Какое зло может угрожать ему? Нет, если это очень плохой человек, то, конечно, за ним непременно явятся те, кому он продался еще при жизни. Но среди моих мертвецов плохих гораздо меньше, чем хороших. Конечно, я мало в этом разбираюсь. Чаще всего я встречаю испуганных, растерянных, плачущих. Они жалуются на одиночество, не понимают, что с ними происходит, даже не верят в собственную смерть. Вот ведь люди! При жизни никто не задумывался о смерти. Жили себе, ни во что не верили, как будто так и надо, и так будет всегда. А потом – хоп! Конечно, страшно. Особенно в первое время. Некоторые вообще ничего не соображают. Начинаю объяснять – смотрят, как на сумасшедшую. Что с них возьмешь – неприкаянные души.