Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк - Антонина Коптяева

После ужина в столовой мы возвращаемся «домой», на борт теплохода. Наш молодой бравый капитан Андрей Дмитриевич Сургутсков сообщает нам по секрету, что он местный уроженец и что по пути к Ханты-Мансийску мы пройдем мимо его родной деревни Реполово. Десятилетний сын капитана Леня ездит с отцом в рейс, сестренка дома, в яслях, а мать работает бухгалтером. Мальчик, наверное, будет потомственным речником. Надо видеть, с какой гордостью он смотрит на отца, когда тот стоит на капитанском мостике или в свободное время рисует этюды, бело-синие, яркие — Обь и теплоходы. Вся команда, и директор ресторана Александра Филипповна Филиппенко, и шеф-повар Евгений Михайлович относятся к нам с особенной теплотой. И уже сколько раз в пути при постоянных встречах с друзьями-читателями мы думали: «Как хорошо и как ответственно быть писателем! Сколько пытливых глаз и настороженных ушей обращается к нам. И чтобы оправдать это доверие, надо всегда держать сухим порох в своей пороховнице. Не отставать! Не зазнаваться! Ведь все, о чем пишем и чем живем, мы берем от нашего народа, самого трудолюбивого и самого доброго в мире».

Нынче, когда бесновался в половодье Иртыш, богатый суводями, — где и в межень прижимное течение раскачивает суда, — когда Обь разлилась неоглядно, многие деревни оказались затопленными, и матросы-речники повсюду оказывали помощь сельским жителям, вывозя их в города и поселки. Уже после отхода от Горноправдинска Салманов, поехавший с нами в Ханты-Мансийск, рассказал нам, что семья заведующей детсадом Натальи Рябенко приютила пятерых ребятишек да старушку, а предложили уплатить — обиделась. И все нефтяники также бескорыстно помогали пострадавшим.

Ханты-Мансийск — центр огромного национального округа — стоит на высоком лесистом мысу там, где Иртыш впадает в Обь, а ниже на правом берегу Иртыша привольно раскинулось бывшее село Самарово, основанное триста лет тому назад и ставшее теперь портом окружного города, находящегося «за горой», ближе к Оби.

В Самарово нас встретила председатель окрисполкома Антонина Георгиевна Григорьева, по отцу из племени ханты, моложавая миловидная женщина, вершащая делами семи районов. И каких легендарных районов: Кондинского, Сургутского, Нижневартовского, Ханты-Мансийского, Березовского, Октябрьского, Советского! Сколько «под ее рукой» таежных поселков, в которых живут нефтяники, охотники, рыбаки, оленеводы, лесозаготовители, геологи, строители!

— Территория у нас — пятьсот тридцать пять тысяч квадратных километров, — с гордостью говорит Григорьева. Свежее, без морщинки, продолговатое лицо ее, неожиданно голубоглазое, с тонкими чертами, светится умом и жизнерадостностью. — Богатств округа не счесть, но населения маловато. Сейчас строится железная дорога Тюмень — Сургут, потом она пойдет до Нижневартовска. Это оживит наши просторы, хотя у нас уже есть железные дороги: Ивдель — Обь — четыреста сорок километров — связывает Урал и станцию Сергино на Оби в Октябрьском районе; вторая, тоже с Урала, Тавда — Сотник. Все благодаря нефти. А то глушь была первобытная. Единственный путь — реки… Вам Иртыш показался могучим, а вот завтра вы по Оби поедете… После Ханты-Мансийска она безлюдна, величава, местами разливы на десятки километров. Связь с районами — самолеты да вертолеты, а раньше только на пароходах, а в тайгу — на оленях.

— Часто вам приходится выезжать в районы?

— Конечно. То в стада (это совхозы оленеводческие), то к лесорубам, то в юрты к охотникам. И ханты и манси теперь оседлые, имеют настоящие поселки, но и охотникам и оленеводам приходится кочевать по тайге. Зверь не сидит на месте, и оленям тоже нужны свежие пастбища. Дети охотников и рыбаков учатся в наших городских интернатах, живут на полном государственном обеспечении, пока не закончат школы, на лето уезжают к родителям. Так для всех хорошо. Но бывает и плохо… Народ к нам приезжает разный! Бывали недоразумения со скупщиками пушнины в районе Сургута. Пьяницы попадаются, жулики продувные из бывших подсудимых. А ханты и манси — народ гордый, они спорить не станут. Легко их обмануть и потому, что есть малограмотные, а из стариков охотников и вовсе неграмотные. Вот и приходится следить, оберегать от проходимцев.

— Надо своих людей посылать с соответствующим образованием — комсомольцев, партийцев, чтобы язык знали и уважали охотников.

— Готовим кадры, но молодежь с образованием рвется на другую работу. Нефть перетягивает к себе, городская обстановка тоже. Понятно: город есть город! Мы создаем в Сургуте, Нефтеюганске и Вартовске промышленно-строительные базы, где изготовляются керамзитовые плиты, будет и кирпич в Локосово (это село на Оби) — пусть растут в тайге города!

Недавно мы были исключительно богаты рыбой. Муксун, нельма, осетр, стерлядь. А нефть, что ни говори, — неожиданность. И уловы упали. Теперь восстанавливаем поголовье, да и нефтяники начинают понимать, что рыба и нефть — лучше, чем одна нефть, что радужная пленка на реке — рыбья смерть…

Разговор с Григорьевой идет на территории рыбоконсервного комбината, куда нас повезли в первую очередь и где на конвейере мы вдруг обнаружили своих уже давних московских знакомых: треску и морского окуня.

— Улов речной рыбы за последние годы снизился, местами на Оби ловля ее временно запрещена, а завод должен работать на полную мощность, — как будто спокойно поясняет Григорьева, но в выражении ее лица сказывается невольная грусть.

Григорьевой пятьдесят лет. Мать ее русская, а отец — ханты, погиб в гражданскую войну на Обском Севере, воюя в партизанском отряде. Был он рыбак и охотник, жил со своей семьей в деревне Кондинского района, населенной русскими и местными жителями. Там в Конде — нынешнем нефтяном районе — и родилась Антонина, так что любовь у нее к здешнему краю врожденная и не зря она всю жизнь находится на партийно-советской работе. Десять лет в Сургуте председателем райисполкома, а теперь здесь заправляет делами. Муж ее — кооператор, уже на пенсии. Сын — геофизик, техник геофизической партии, старшая дочь в Адлере, на юге, сопровождает экскурсии туристов — она хорошо владеет немецким языком. Младшая дочь Людмила — диспетчер в Сургутском аэропорту.

Смотрю на Григорьеву с возрастающим интересом: и мать хорошая, и очень женственна в свои пятьдесят лет, прекрасно одета, пышные светлые волосы причесаны просто и строго, сдержанно строга и в манерах. Чувствуется, что здешние руководители-мужчины относятся к ней с большим уважением, а иные и побаиваются.

Она здесь — Советская власть и сама — дочь Советской власти. Возвращаюсь мысленно в прошлое, на пятьдесят лет назад: глухая тайга на реке Конде, — о которой мы услышали только после открытия нефти в Шаиме, — заболоченная, непролазная пойма. Озера. Топи. Комары. Угнетенный лес на торфяниках и кочковатых моховищах — няр.

Почти до 1960 года — ни земных дорог, ни небесных, только вьюками на лошади да на оленях. Тропы лесные, никем не меренные, на сотни километров ни одного жилья. Но в редких таежных поселках и деревнях, по берегам рек, жили советские люди, сильные, смелые, закаленные борьбой с суровой природой, крепко привязанные к своему неласковому родному краю, словом, настоящие сибиряки.

Видно, так уж заложено в нас от рождения, что не ценим, не бережем мы то, что легко достается, но зато добытое в трудностях на всю жизнь для нас дорого и мило.

Не потому ли такими глубокими корнями врастают сибиряки в родные края, что здесь все берется с бою? И тот, кто приезжает сюда не просто как турист, не в погоне за длинным рублем, — остается здесь на долгие годы, навсегда, заколдованный и белыми северными ночами, и могучим течением рек, и шорохами неохотно отступающей тайги.

Прочитайте книгу Ю. Г. Эрвье «Сибирские горизонты» — обратите внимание на то, как он, уроженец Грузии, пишет о Тюменском Севере:

«Ни с чем не сравнить южанину июльскую ночь в низовьях Оби. Солнце давно село за горизонт, а чудесная яркая заря пламенеет на небе. Широкая, в несколько километров, Обь тихо катит воды. На реке ни рябинки — зеркало, в котором отражается небо, но уже не яркими, а мягкими, пастельными тонами…

Полночь, а светло, можно свободно читать…

Когда я бываю летом на Севере, ночь завораживает меня, вызывает внутри какое-то ликование, глубокую благодарность природе, создавшей такую красоту».

Неотразимо действует Север и космически величавые просторы тайги и тундры на многих людей. Пугают они только слабых, не приспособленных к жизни.

До сих пор вид бегущих на экране оленей, снежный дымок, вьющийся за нартами среди белых торосов таежной реки, или черная тонкая штриховка леса по склонам побеленных зимою каменных гольцов вызывают у меня стеснение в груди. Это беспредметная, но непрестанная сладостная тоска по Северу, подавляемая лишь повседневными заботами и горячкой работы в круговороте жизни.