Лёха - Николай Берг

Бойцы хмуро кивнули. И артиллерист быстро, точно, словно по писаному изложил все, бывшее с ними, выкинув только пребывание в плену. Получилось гладко и на первый взгляд – весьма правдоподобно.

– Вы теперь сами все это в головах пошерудите, проверьте, чтобы если что шероховатое покажется – вместе разобрались. Вишь, начальство тут штатское, толком допрашивать не умеют, а если нарвемся на кого подотошнее – так чтоб не облапошиться, – закончил свою речугу очень серьезный артиллерист.

– Где ты так наловчился во всем этом разбираться? Ну в допросах? – спросил Семенов.

– А я в бригадмиле[150] был. И нас толковые мужики учили. Потому и знаю, что говорю, нам пятно в биографии не нужно. Попадется один шибко бдительный угрёбок – и вся жизнь наперекосяк. Ни к чему. Добром от немцев выдрались, потери им нанесли. Друг друга узнали. Все. Не было того. Дальше воюем, – пристально глядя на соратников, сказал очень серьезный Середа.

– Тухалхан датнай баяр хургэнэб! – негромко, но с чувством сказал Жанаев.

– Это ты о чем? – спросил его оторопевший артиллерист.

– Благодарит тебя. Очень вежливо, – объяснил Семенов.

– Да не за что. Свои люди, в аду угольками сочтемся, – хлопнул бурята по плечу здоровой рукой Середа.

Бурят улыбнулся. Леха собрался было тоже сказать что-то подобное, потому как понял – выкрутился шустрый артиллерист вьюном и своих выручил, но Середа уже глядел куда-то за спину ему. Потомок обернулся и увидел тощего, жилистого мужичка.

– Здоровеньки булы, громадяне, я Киргетов, мне сказано у вас узнать, что там у Гогунов творится.

– Охота продлить знакомство? – прищурил глаза сержант Середа.

– Ага. Не по ндраву мне, когда в меня за здорово живешь стреляют. Я им не заяц.

– Почтенное и разумное решение, – кивнул артиллерист, – ибо, как говорил великий философ Демокрит: «Если вас незаслуженно обидели, вернитесь и заслужите же!»

– Во-во! Именно так! – хитро осклабился мужичок, легко присел, вытянул из кармана расшитый кисет и коротенькую самодельную трубочку.

– Угощайтесь, громадяне!

Компанию ему составил только бурят. На остальных Киргетов поглядел не без иронии, не спеша снарядил свою курительную принадлежность и стал пускать аккуратные клубы дыма. Леха в очередной раз удивился вкусному запаху, потом удивился еще больше – табак ведь растет только в Америке, все сигареты оттуда, а то, что эти прохиндеи курят, – явно неплохой табачок. Откуда он посреди леса взялся?

Пожал сухую ладонь разведчика, представился. Остальные уже перезнакомились, как оказалось, раньше.

Рассказывал в основном Середа. Память у него и впрямь оказалась фотографической, и кроме точной выкладки местности и строений он ухитрился выдать попутно и короткие характеристики вооруженных самооборонцев и старосты; Семенов помогал как мог. Но кроме точного маршрута с другой стороны села к любезному гадскому старикашке, ничего особо и не сообщил. Лехе оставалось только помалкивать. К его глубочайшему огорчению, он не мог ни черта полезного вспомнить, разве что сумел описать внутреннее убранство сортира, который царственно посетил в селе у Гогунов.

– Ясненько, – резюмировал Киргетов и тут же вскочил на ноги, пружинисто дернул свою винтовку, остальных в компании словно взрывом раскидало, только Леха остался сидеть сиднем, когда совсем рядом, там, где располагалась лагерная хозслужба – баня и кухня, истерически прогрохотала короткая очередь и вперебой забабахали одиночные выстрелы.

Народ со всех концов лагеря ломанулся к месту боя, потом оттуда донесся дружный хохот, чья-то начальственная брань и опять хохот.

К моменту, когда Леха добрался до поля брани, там собралась уже порядочная толпа партизан, даже двое часовых прибежали, и сейчас их свирепо распекал красный и злой Березкин.

– Что случилось-то? – спросил Леха у низкорослого и рябого мужика в лапсердаке странного цвета и покроя.

– Шо? Так дурни, у вогонь кинули патроны, – пояснил солидно мужичок.

Тем временем лейтенант закончил «козлодрание» и, отправив провинившихся часовых обратно на посты с грозными обещаниями вслед, принялся разгонять толпу зевак. В чем и преуспел, благо оказавшийся тут же комиссар (ну а то ж!) и командир изрядно ему в этом помогли.

Как ни странно, расшугав основную массу публики, нескольким все-таки предложили остаться. Леха обнаружил, что в число избранных попали вся его компания и ефрейтор.

– Сиволап, а ну-ка еще раз: что вы тут натворили? – строго спросил пышноусый.

Очень симпатичный юноша с совершенно неописуемыми жидчайшими усишками на мальчишеской еще физиономии пошмыгал носом и сказал:

– Розибрали нимецьки набой. З ящика. Ну там де ноги голи валялися. Були побити – их окремо. Теж розибрали, Киргетов попросив, вин мисливець, порох забрав. Хотили из куль свинець вытопити. Поклали в баночку и – ну робили так ранише! А ци – выбухнулы!

Менеджер не очень понял, что выдавливал из себя паренек, уловил только, что тут без Киргетова не обошлось, но разведчика и след простыл.

– Значит, пули взорвались? Не патроны? – уточнил схвативший самую суть Середа.

– Ага, – заявил юнец и чисто командирским жестом гордо пригладил то недоразумение, которое, очевидно, считал своими усами.

Комиссия посмотрела перекошенную и порванную консервную банку, которую вытянули из костерка. Внутри банки были какие-то металлические ошметья и лоскутья.

– Ось, це кули! – показал Сиволап.

– Ну-ка давай эти самые патроны сюда, – велел командир.

Пара таких же сопляков, как и этот усатый Сиволап, мигом притащили уже знакомый Лехе ящик. А, теперь все стало понятно: эти молокососы перебрали побитые осколками ленты, разобрали поврежденные патроны, а из пуль пытались добыть свинец.

– Что скажете, товарищи красноармейцы? – спросил комиссар, с любопытством глядящий на ящик, патроны и горелую консервную банку.

– Свинца в пулях точно не было! – сделал открытие века серьезный Семенов.

– Несомненно, коллега! – фыркнул носом Середа.

– Сам что скажешь?

– То же и скажу – обломити и обломитися, братие! А если серьезно, – покосился артиллерист на грозно насупившегося командира, – раскрас на пулях странный. Черным покрашены, только кончик чистый.

– Разрешите? – спросил лейтенант.

Пышноусый кивнул, заинтересовался.

– Это так называемые пристрелочные пули. И маркировка пуль это подтверждает.

– То есть это те самые «дум-дум»? – обрадовался комиссар.

– Нет, «дум-дум» – это обычная пуля, только на ее кончике делается крестообразный надрез – даже ножом простым можно. Попадет в тело – разворачивается на четыре лепестка, а так обычная свинцовая… Тут другое, – ответил лейтенант.

Семенов с бурятом глянули на него с явным уважением за такую практичную умственность.

– Что же? – подпихнул его командир партизан.

– Это пристрелочные пули, разрывные. От обыкновенной разрывная пуля отличается заметно большей длиной. Такие пули пристрелочные есть у всех практически. В смысле у кого есть армия и промышленность. У нас называется «ПЗ», пристрелочно-зажигательная, обозначается красными надписями на ящиках и носик у пули покрашен красным цветом, у немцев – «В», маркируется черной полоской на пуле у ската гильзы, что мы как раз и видим.

– Так она разрывная? «Дум-дум», значит? – не отступался комиссар.

Березкин поморщился, повертел пальцами. Подумал пару секунд, потом сказал:

– Вовсе нет. Принцип разный. И различие огромное – ну как между словами «разорвали» и «взорвали». Простая «дум-дум» – она без хитроумного устройства, обычная пуля. Разваливается от сопротивления тканей при попадании.

– Любой сделать может. Нож к кончику приставил, стукнул чем тяжелым сверху, чтоб надрез получился, а потом – другой, крест-накрест. Вот и «дум-дум», – влез очень уместно хмурый Бендеберя.

– Вот, точно так, – обрадовался лейтенант внезапной подмоге. – А в пристрелочной все сложнее – в носовой части взрывчатое вещество, пентрит, потом перегородочка, а в перегородочке – капсуль. А задок пули – как трубочка, и там ударник стоит. Вот, к слову, в банке – видите?

Березкин залез пальцами в закопченную банку и вытянул действительно сохранившуюся целой заднюю часть пули. Показал всем, что там посередке – дырочка. Потом подцепил ногтями коротенький – в полсантиметра – стерженек с острым носиком и попытался его в дырочку запихнуть. Уронил все на траву, полез поднимать, но комиссар удержал его за плечо.

– Не стоит, товарищ лейтенант, поняли мы. При выстреле ударник назад отходит, при ударе о цель – двигает вперед. Колет капсуль, а тот поджигает взрывосмесь. Хитро придумано!

– Совершенно верно! Только не ударник отходит… А впрочем, не важно, – кивнул лейтенант, который отлично помнил, что на самом деле никуда при выстреле не оседает ударник. При выстреле оседает предохранительная разрезная трубка по ударнику, освобождая ему ход вперед при ударе о преграду. Но лезть в эти детали сейчас он посчитал лишним.