Меч Кайгена - М. Л. Вонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За кого, Цусано Мисаки? — снег собирался в волосах Такеру. — За кого ты вышла?
— Я должна была выйти за мужчину с силой и разумом, способного уберечь моих детей.
— Тогда я подвел тебя полностью.
— Ты не… — Мисаки запнулась, затерялась в разросшемся гневе на Такеру и новом странном желании защитить его. — Ты не знал, что такое произойдет. Ты не знал, что тебя парализует.
— Это не оправдание. Это не меняет факта, что я не смог выполнить приказы брата, когда они были важны, или бросить им вызов, когда это было нужно, так что убей меня. Хоть ты женщина, ты бросила вызов, твои руки и совесть должны быть чисты перед глазами Богов. Ты можешь избавить семью от моей духовной нечистоты.
Эта часть удивила Мисаки.
— Твоей духовной нечистоты?
— Я держу гнев на брата и сожаления, что не защитил сына. Эта слабость не дала им обоим перейти в следующий мир. Может, Боги позволят мне занять их место в Аду, ведь моя горечь покинет мир живых.
— Д-думаешь, призрак Мамору остается из-за тебя? — Мисаки не понимала. Она страдала ночами от жутких видений. Это она не могла отпустить.
— Я не помолился за него.
— Почему нет?
— Как смотреть на сына — честного и смелого воина — которого убили, пока ты стоял и ничего не делал? Я не смог отослать его дух, и он все это время мучил нас, не давал спать тебе и Нагасе. Прошлой ночью он заставил мою джийю подняться, и это чуть не убило нас обоих.
— Это не был… — «Это не был ты», начала говорить Мисаки, но умолкла. Она думала о прошлой ночи, помнила, как проснулась в поту и слезах. Вода на ее коже стала бы льдом в первую очередь, если бы ее джийя была активна. Ледяные шипы, торчащие из стен, были прямыми и прозрачными, как клинки Такеру, а не ее неидеальные творения. — Ты порезал себя! — воскликнула она в ужасе осознания. Говорили, теониты могли нечаянно ранить себя своей неуправляемой ньямой, но такое бывало у детей, чья сила еще не была достаточно развита, чтобы быть летальной. У взрослых это считалось безумием.
— Повезло, что ты закричала, — сказал он. — Звук разбудил меня раньше, чем моя джийя навредила тебе.
Мисаки поняла, что, когда он закричал ей уходить, в его глазах был не гнев, а паника. Он переживал за ее безопасность.
— Так что будь осторожна сейчас, — Такеру снова опустил голову с мирным голосом. — Вряд ли моя джийя в смерти проявится так драматично, как у моего брата, но может быть все еще опасно. Убедись, что убежишь подальше, когда рассечешь мне позвоночник.
Как он мог так спокойно говорить о своей смерти? Почему его сердце билось ровно?
— Ты делаешь это сейчас, да? — упрекнула Мисаки. — Уходишь в гору, чтобы не терпеть это как человек.
— Нет.
— Тогда почему ты так спокоен? Миг назад у тебя были эмоции, когда ты говорил о Мамору. Как ты можешь просить свою жену убить тебя, словно это ничего не значит?
— Потому что… это не расстраивает меня.
— Не верю, — как мог кто-то такой сильный, как Такеру, отдавать жизнь без боя?
— Я говорю правду. Я не пытался войти в это состояние с тех пор…
— С тех пор как полковник Сонг сжёг тела, — поняла Мисаки. — Ты не смог это выдержать, убежал и отступил в гору.
— Я пытался, — сказал Такеру. — Гнев не ушел.
— О, Такеру-сама… — выдохнула Мисаки, голос был высоким от раздражения и горя. — Гнев просто не уйдет.
Она мгновение не могла назвать эмоции, поднявшиеся в ней. Когда она определила чувств, безумная часть нее хотела рассмеяться — потому что это была жалость. К этому глупому мужчине на коленях в снегу, к этой слепой эгоистичной женщине, которая была в браке с ним пятнадцать лет, но не видела его настоящего. Пятнадцать лет, и она не видела в Такеру того, кому была нужна ее помощь. Или видела, но закрывалась от этого — это не мое место, не мое дело, не моя семья.
— Ну? — спросил ровным голосом Такеру. — Ты сделаешь это?
— Нет, — она подняла голову, и что-то вспыхнуло в ее груди. Новая решимость.
«Ты всегда была хороша с людьми», — сказал Казу. Если она могла вытащить других из отчаяния, могла сделать так и для Такеру. Как она узнала только что, и он был человеком.
— Гнев не уйдет, — повторила она голосом сильнее, — но ты примешь его и приручишь, как мужчина.
— Что? — Такеру в смятении посмотрел на нее.
— Ты виноват в том же, что и я — попытке слушаться и радовать старших, — Мисаки покачала головой. — Может, это была ошибка. Может, нет. Это уже не важно. Их тут нет, чтобы дать нам ответы. Мы остались без родителей, предков и братьев… Только мы… — она сделала паузу, не зная, куда клонила. Может, отложить свои сожаления было мало. Может, это было последнее, что ей нужно было сделать для Мамору.
«Найди слова, Мисаки».
Она вдохнула с болью.
— Когда ты оставил Мамору, ты был вторым сыном, выполняющим приказ, но теперь ты куда больше. Ты — глава дома Мацуда.
— Но я не должен был стать таким. Время было мирным. Это не должно было произойти.
— Знаю, — эмоции душили Мисаки, ей вдруг захотелось сделать то, чего она никогда не хотела раньше. Она хотела броситься к Такеру. Она хотела обнять его… и чтобы он обнял ее. В тот миг она поняла, что такого варианта не было. Они не были детьми. Им нужно было что-то больше пары защищающих рук. Им нужно было самим стать больше.
— Прощены мои ошибки или нет, я не гожусь для защиты нашей деревни, — сказал Такеру, его раздражение было осязаемым. — Я могу, возможно, вести воинов, но я не знаю, как заботиться о группе вдов и сирот без домов, ресурсов и поддержки Империи.
— Но ты должен. Ты же это понимаешь? — сказала Мисаки. — Если ты не примешь роль лидера, правительство пришлет кого-то еще. Мы будем в их власти, и это будет из-за тебя.
Такеру притих от этого.
— Слушай. Может, ты не виновен во всем, что происходило до этого. Может, я не могу обвинять тебя в решениях твоего отца и брата, но ты в ответе за то, что случится дальше, — как и она. Она поняла это теперь, и она не ошибется снова.
— Одно дело
