Монстры - Стивен Джонс

— Господи! — Рон в мгновение ока перелез через ворота, Мэгги почти от него не отставала.

— Дебби!

Рон увидел раскрасневшуюся дочь: она стояла у кустов, уставившись на землю, и что-то бормотала.

— Да что случилось?

Из ее лопотания ничего нельзя было понять. Рон проследил за взглядом девочки.

— Что случилось? — Мэгги с трудом преодолела ворота.

— Все в порядке… все в порядке.

На краю поля, почти заваленный пучками травы, лежал мертвый крот — облепленный мухами, с выклеванными глазами.

— О господи, Рон. — Мэгги посмотрела на него с укором, словно он нарочно подбросил сюда этого чертова крота. — Все в порядке, милая, — сказала она, оттолкнула локтем мужа и обняла Дебби.

Рыдания начали утихать. «Городские дети», — подумал Рон. Придется им привыкать к подобным вещам, если они хотят жить в деревне. Здесь нет уборочных машин, чтобы каждое утро подбирать с дороги раздавленных кошек. Мэгги убаюкивала дочь на руках, и самое страшное, видимо, было уже позади.

— С ней все будет в порядке, — сказал Рон.

— Ну конечно, как же иначе, правда, милая? — Мэгги помогла девочке натянуть штанишки. Та все еще шмыгала носом, позабыв в своем горе, что еще минуту назад требовала для себя уединения.

Сидя в машине, Иан слышал концерт, устроенный сестрой, и пытался сосредоточиться на комиксе. «Готова на что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание, — подумал он. — Ну и ладно, пусть забавляется».

Внезапно стало темно.

Он поднял взгляд от страницы, и у него заколотилось сердце. У его плеча, на расстоянии каких-то шести дюймов, что-то, согнувшись, заглядывало в машину, и рожа у этого существа была дьявольская. Мальчик не сумел закричать, язык не слушался. Он только и мог, что намочить сиденье и тщетно отбрыкиваться, когда из окна к нему потянулись длинные, испещренные шрамами руки. Зверюга оцарапал когтями его лодыжки, прорвав носки. Один новый ботинок слетел в борьбе. В следующую секунду чудовище вцепилось ему в ступню и потащило по мокрому сиденью к окну. И тут Иан обрел голос. Не совсем его голос — это был жалкий, глупый писк, совершенно не сравнимый с тем смертельным ужасом, который его сковал. Все равно было слишком поздно: чудище протащило в окно его ноги, и вот уже из машины показалась нижняя часть туловища. Мальчик взглянул в заднее окно, пока монстр вытаскивал его торс наружу, и как во сне увидел отца у ворот с каким-то странным смешным лицом. Отец перелезал через ворота, шел ему на помощь, шел спасти его, но уж очень медленно. Иан с самого начала знал, что спастись не удастся, потому что он сотни раз погибал этой смертью но сне и отец ни разу не поспел вовремя. Пасть чудовища оказалась еще больше, чем он раньше ее представлял: это была пещера, куда засовывали его голову. И воняло в ней как из мусорного бака на задворках школьной столовой, только в миллион раз хуже. Мальчика вытошнило прямо в глотку чудовища, когда оно откусывало ему голову.

Рон ни разу в жизни не визжал. До этой секунды он считал, что визжат только женщины. Но когда на его глазах монстр выпрямился во весь рост и, сомкнув челюсти, откусил голову сына, ему ничего не оставалось, как завизжать.

Кровавая Башка, услышав крик, повернулся и без тени страха на морде посмотрел, кто тут шумит. Глаза их встретились. Взгляд Короля пронзил Милтона, как кол, до самого мозга и приморозил к земле. И только Мэгги сумела разорвать эти чары, когда завыла похоронным голосом:

— О нет… только не это.

Рон стряхнул с себя гипноз Кровавой Башки и двинулся к машине, к своему сыну. Но секундное замешательство подарило Кровавой Башке передышку, в которой он, по сути, не нуждался. Он уже уходил прочь, зажав в зубах добычу и расплескивая направо и налево ее кровь. Ветерок подхватил капельки крови, когда подул в сторону Рона, и они осели на его лице мягким дождем.

Деклан, стоя у алтаря церкви Святого Петра, прислушивался к гулу. Эта вещь все еще находилось там, издавая гул. Рано или поздно ему придется добраться до нее и уничтожить, как потребует новый хозяин, пусть даже ценой собственной жизни. Скорее всего, так и случится. Но это было в порядке вещей, и мысль о смерти его не расстраивала, как раз наоборот. За последние дни ему удалось реализовать амбиции, которые он взращивал в своей душе годами, ни разу не выразив их вслух, ни разу мысленно не признавшись самому себе, что они у него есть.

Вспоминая, как черный огромный монстр поливал его мочой, он испытывал чистейшую радость. Если этот опыт, который прежде вызвал бы у него отвращение, оказался таким превосходным, то какой же будет смерть? Еще превосходнее. А если ему удастся умереть от руки Кровавой Башки, от той широкой руки, источавшей зловоние, то разве это не будет вершиной восторга?

Он взглянул на алтарь, на то, что осталось после пожара, потушенного полицией. Когда погиб Кут, полицейские стали искать причетника, но он знал десятки тайников, где его ни за что не нашли бы, и вскоре они действительно отказались от поисков. У полицейских были дела поважнее. Деклан нарвал из книг страницы с церковными гимнами и швырнул сверху на влажную золу. Свечи покривились, но были все еще узнаваемы. Распятие исчезло — то ли погибло в огне, то ли его прибрал какой-нибудь нечистый на руку офицер-законник. Деклан выдрал еще несколько гимнов и зажег спичку. Старые песни легко вспыхнули.

Рон Милтон глотал слезы, вкус которых давно успел забыть. Он не плакал много лет, тем более в присутствии других мужчин. Но ему было наплевать: эти ублюдки-полицейские все равно не люди. Они просто смотрели на него, пока он выкладывал свою историю, и кивали как идиоты.

— Мы призвали людей из всех дивизионов в окружности пятидесяти миль, мистер Милтон, — говорил человек с непроницаемым лицом, хотя в его взгляде сквозило понимание. — Холмы прочесываются. Мы поймаем тварь, чем бы она ни была.

— Она забрала моего ребенка, понимаете? Она убила его прямо у меня на глазах…

Видимо, они не поняли ужаса того, что произошло.

— Мы делаем все, что можем.

— Этого недостаточно. Эта тварь… не людского рода.

Айвенго, сочувственно глядевший на Милтона, прекрасно знал, насколько не людской она была, будь оно все проклято.

— Из министерства обороны вскоре должны прислать подкрепление. Мы сейчас не в состоянии сделать больше, пока они не взглянут на улики, — сказал он и добавил, словно это что-то объясняло: — Речь идет о деньгах налогоплательщиков, сэр.

— Безмозглый болван! Какая разница, сколько придется выложить, чтобы убить чудовище? Оно не людского рода. Оно прямо из ада.

Взгляд Айвенго перестал выражать сочувствие.

— Если бы оно пришло из ада, сэр, — сказал он, — то вряд ли так легко поживилось бы преподобным Кутом.

Кут — вот кто ему был нужен. Ну почему это не пришло ему в голову раньше? Кут.

Рон никогда прежде не отличался религиозностью. Но он считал себя человеком широких взглядов и теперь, пообщавшись с противоборствующей стороной, вернее, с одним представителем закона, готов был пересмотреть свое мнение. Он поверил бы во все что угодно, лишь бы заполучить орудие против дьявола.

Он должен добраться до Кута.

— А как же ваша жена?! — прокричал ему вслед офицер.

Мэгги сидела в одном из кабинетов, отупев от успокоительного, а рядом с ней спала Дебби. Он ничем не мог им помочь. Здесь опасность им угрожала не больше, чем в любом другом месте.

Он должен добраться до Кута, пока тот жив.

Священник знает то, что ему полагается знать по сану; священник поймет его боль лучше, чем эти мартышки. Как-никак главный вопрос, занимающий Церковь, — мертвые сыновья.

Когда Милтон садился в машину, ему на секунду показалось, что он почувствовал запах сына: этот мальчик носил бы его имя (Иан Рональд Милтон, как его нарекли), этот мальчик был плоть от плоти его, этот мальчик прошел через обрезание, как когда-то он сам. Тихий ребенок, смотревший на него из машины с полным смирением в глазах.

На этот раз слезы не пролились. На этот раз в душе поднялся один только гнев, и это было почти чудо.

Половина двенадцатого ночи. Король Кровавая Башка лежал под луной на одном из убранных полей к юго-востоку от фермы Николсонов. Остатки стеблей уже начинали чернеть, и от земли шел дразнящий запах гниющей растительности. Рядом с ним лежал его ужин, Иан Рональд Милтон, с распоротой утробой. Время от времени зверюга облокачивался на локоть и погружал пальцы в остывающий суп — тело ребенка, — выуживая деликатесы.

Здесь в полнолуние, купаясь в серебряном свете, потягиваясь и пожирая людскую плоть, он чувствовал себя непобедимым. Пальцы нащупали почку на блюде, что лежало рядом, и он проглотил ее целиком.

Вкуснотища.

Несмотря на успокоительное, Кут не спал. Он знал, что умирает, и не хотел тратить драгоценное время на сон. Он не знал человека, донимавшего его вопросами в желтом мраке палаты, но голос незнакомца звучал с такой вежливой настойчивостью, что пришлось прислушаться, хотя тот прервал его беседу с Богом. К тому же у них нашлась общая тема: все вопросы незнакомца касались зверюги, превратившей его в это месиво.