Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Но опасения мои оказались напрасными. Павел сам сел за клавиши синтезатора, которым оказался ни много ни мало редчайший в СССР «Minimoog», наиграл не спеша по нотам основную тему куплета, затем припева, после то же самое, но уже в более быстром темпе. Я ему сразу сказал, что сквозь мелодию должен пробиваться ритм как бы звука колес на стыках. Та‑дам, та‑дам, та‑дам – в этом ритме песня и исполняется.

– Недурно, – покивал он, сыграв несколько раз в уже привычном для моего уха темпе, да ещё и напевая себе под нос.

– А на вступлении электрогитара, – добавил я. – Мне легче самому показать. Можно?

Я позаимствовал электрогитару «Musima», немного поэкспериментировал с не таким уж богатым ассортиментом «примочек», и наконец выдал то самое «пиликающее» вступление, что в моей первой жизни знали все, кто хоть раз слышал эту песню.

– Где‑то так. А остальную аранжировку доверяю вам, – одарил я Слободкина широкой улыбкой.

– Сделаем, – заверил тот. – Думаю, через пару‑тройку дней упорных репетиций песня зазвучит. И, надеюсь, так, как её видит автор. Пришлю бобину с демонстрационной записью заказным.

– Не сомневаюсь в вашем таланте и таланте ваших музыкантов, – польстил я руководителю ВИА и его подопечным.

– А теперь, – он отвёл меня в сторону, – сколько мы вам должны за эту вещь?

– Честно сказать, я не знаю, какие у вас расценки. До этого я тому же Силантьеву просто отдавал свои песни, а по факту исполнения на радио и так далее просто получаю авторские.

– Понимаю, – улыбнулся Слободкин. – Тысяча вас устроит? Плюс авторские, конечно же, ну это будет уже отчислять автоматом.

Я подумал, что тысяча – неплохой вариант. Особенно на фоне того, что той же «Свердловчанке» я отдаю песни бесплатно, как и тому же Силантьеву. С одного стрёмно деньги просить, с других – стыдно, у них ставки мизерные, Полина рассказывала. Не к руководству же филармонии идти, денег требовать. Да и у них вряд ли богато.

– Что ж, пока я молодой, нераскрученный толком автор – можно и тысячу.

В Свердловск я вернулся в приподнятом настроении. Сорок 25‑рублёвых купюр, снятых Слободкиным со сберкнижки, приятно грели карман. Поездка к тому же ещё и разгрузила меня психологически, а то после акции по захвату Билла морально я чувствовал себя не лучшим образом. Это отметила и Полина, которой я презентовал из поездки флакон французских духов, после чего, даже не успев принять душ, был затащен в постель.

– А почему Воронец?

О том, что зашёл ещё и к Силантьеву, я ей рассказал только после того, как мы изъездили друг друга до изнеможения. Сказал, что песню сочинил в самолёте, и уже после приземления по пути к Юрий Васильевичу решил, что именно Ольга Воронец с её характерным распевным вокалом эта песня подойдёт как нельзя кстати. Так я и объяснил Полине, напомнив, что перед отлётом ей и её коллективу презентовал «Влюблённую женщину», которая однозначно станет шлягером, и поинтересовался, когда они планируют записывать альбом, в который войдут, безусловно, и мои композиции.

– Да пока вроде и разговора не было, – растерянно ответила возлюбленная.

– Напрасно, нужно вами заняться вплотную, а то так и зачахнете, разъезжая по районам вместо гастролей по всему СССР и соцстранам.

В следующее мгновение она закрыла глаза в сладкой истоме и закусила нижнюю губу. Неудивительно, так как мой указательный палец погладил её набухший сосок, который покрылся пупырышками и стал ещё твёрже.

На следующий день снова созвонился с Нечипоренко, а чуть позже занёс ему партитуры очередных песен.

– Да у вас песни рождаются просто как из рога изобилия, – выдал он при очной встрече.

– Ничего не могу с собой поделать, муза – она такая, требует немедленного выхода в виде нот и слов, – скромно улыбнулся я в ответ.

Идея с альбомом, которую Полина донесла до руководителя ансамбля, пришлась тому по вкусу. У коллектива набралось как раз десятка полтора своих песен, среди которых мои смотрелись настоящими жемчужинами. Думаю, если и удастся выпустить диск, то брать его будут из‑за песен «Аист на крыше», «Этот город», «Я не могу иначе» и «Влюблённая женщина». Эти песни я презентовал «Свердловчанке», хотя некоторые уже исполнялись с оркестром Силантьева. Но тот нее спешил выпускать диск, в который они могли войти, я интересовался этим вопросом в последнюю нашу встречу, так что если «Свердловчанка» решит разродиться пластинкой, то я с удовольствием разрешу записать и мои вещи. А если бы ВИА имел солистов‑мужчин (в «Свердловчанке» они все только подпевали на бэке), то и «Мой адрес – Советский Союз» тоже им бы отдал.

Однако для начала необходимо сделать хотя бы демозапись, которую можно будет показать руководству «Мелодии». Ну или тем, от кого напрямую зависит, кому повезёт быть напечатанным в виниле, а кому нет. А ведь там ещё и очередь, в моей голове засела вычитанная когда‑то информация, что исполнители и коллективы годами ждали, когда их диски напечатают.

Для начала хотя бы нужно записать полноценный магнитоальбом, чтобы уже можно было показать товар лицом. И записать на хорошую аппаратуру. Я не поленился, наведался в филармонию, и пообщался с руководителем коллектива Алексеем Михайловичем Царёвым. Тот сказал, что у них всё есть для записи, кроме многоканального магнитофона. В филармонии есть только «Тембр‑2», переделанный в 4‑канальный, но качество записи было так себе. В принципе, по его словам, битлы начинали на 2‑дорожечных, потом перешли на 4‑дорожечные, а с 1968 года писались уже на 8‑дорожечных. Вот в идеале записаться бы на 8‑дорожечном магнитофоне, но такой имеется вроде бы только на областном радио в единственном экземпляре.

– Не дадут на пару дней? – спросил я.

– Вряд ли.

– А если к ним заявиться и записаться в их студии?

– Н‑не знаю, – пожал тот плечами. – У меня на радио знакомых нет.

– У меня тоже, – вздохнул я. – Но попытаться можно.

Радийщики занимали одно здание с телевизионщиками на Луначарского‑212. С директором областного радио я решил не встречаться. Это было чревато долгими бюрократическими проволочками с оглядкой на партийные органы и вышестоящее начальство… Гораздо проще и быстрее работать с непосредственным исполнителем. В данном случае звукорежиссёром. На вахте удалось выяснить, как его звать, и номер телефона. Можно было позвонить с висящего тут же на стене по внутреннему номеру, что я с удовольствием и сделал.

– Осипов слушает, – буркнуло в трубке.

– Валерий Митрофанович? Добрый день! Вас беспокоит Евгений Покровский. Слышали о таком?

На том конце провода повисла пауза. Секунд десять спустя ответили:

– Вроде что‑то слышал… Кажется, какой‑то Покровский на нашем телевидении в сюжетах проходил. Боксёр, композитор… Не вы ли это часом?

– Часом я, – на моём лице непроизвольно появилась улыбка. – Могу я с вами пообщаться с глазу на глаз?

– А вы где?

– Я внизу, с вахты звоню.

– Тогда сейчас спущусь.

Осипов со своей блестевшей залысиной, пожелтевшими от табака усами и очках в роговой оправе выглядел лет на сорок с лишним.

– Пойдём на улицу выйдем, я выкурю дежурную папироску.

Вышли. Он достал из кармана пачку «Беломора».

– Будешь?

Как‑то органично он перешёл на «ты», а я, уже вжившись в образ 22‑летнего парня, такого панибратства позволить себе не мог.

– Нет, спасибо, не курю.

– Ах, да, спортсмен же…

Он постучал папиросой о поверхность пачки, сунул «беломорину» в рот, чиркнул спичкой, затянулся, выпустив в воздух струю сизого дыма.

– Ну, что у тебя стряслось? – наконец спросил он. – Зачем я тебе понадобился?

– Слышали про вокально‑инструментальный ансамбль «Свердловчанка»? – ответил я вопросом на вопрос.

– Не припомню.

– А песни «Аист на крыше» и «Этот город», «Я не могу иначе»?

– Так их вроде как эта… как её… Полина Круглова исполняла по телевизору?

– Она и в «Свердловчанке» их исполняет. Кстати, мои песни, – скромно добавил я.