Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии - Роман Ключник

Исходя из процессов происходящих в Европе, Николай Данилевский сделал пророческий вывод: «Рано или поздно, хотим или не хотим, но борьба с Европою… неизбежна…

именно равновесие политических сил Европы вредно, даже гибельно для России, а нарушение его с чьей бы то было стороны — выгодно и благодетельно».

А что уж говорить в случае явного силового превосходства Европы-Запада над Россией в современных условиях конца двадцатого века? Потрясающи эти витки истории-эволюции, полностью повторяющие для России те же проблемы и те же задачи. В первый раз получилось по-европейски — еврейски, — Ленин осуществил идею Маркса, Запада о «демократии» и «равенстве».

А к началу 90-х годов XX столетия Россия вышла на втором круге к той же точке «демократии».

Как мы видели, тогда лучшие умы России стали осознавать смысл процессов происходящих в Европе и значение их для России. Большой вклад в дело популяризации этих знаний внёс Константин Леонтьев (1831–1891 г.). В своём письме к И. Фуделю он писал:

«Под конец жизни, как вам, я думаю, известно, Герцен разочаровался в западном утилитарном прогрессе и объявил во всеуслышание, что теперь он ближе к славянофильскому, чем какому-либо другому воззрению… Киреевский, Хомяков, Самарин понимали, конечно, что тип среднего европейца, скромного буржуа, пошл и бесцветен, но они (из-за того, что были не эстетиками, а моралистами) не смели и не хотели нападать на него, как нападал Герцен…

И от социализма он отошёл, и европейского рабочего разлюбил, когда пожив в Европе, понял, что социализм, и в особенности коммунизм, хочет всех так или иначе привести к однообразию и среднему уровню, а рабочий западный борется на жизнь и смерть только для того, чтобы самому стать таким же средним буржуа, как тот, против которого он воюет, …который согласен быть самоотверженным героем баррикад лишь для того, чтобы со временем воцарился такой мелочный, неподвижный и серый порядок полнейшей равноправности, когда ум и героизм и всё идеальное станут лишними…

Тогда этот русский ум, изящный и великий в своём только кажущемся легкомыслии, отвернулся от средней Европы, сказав: «Здесь чувствуешь, что стучишься головой о потолок мира завершенного».

Вывод Герцена — «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри», — дополнил прекрасный русский мыслитель Юрия Самарина:

«если нет свободы духовной, не может быть и речи ни о свободе гражданской, ни о свободе политической» — эти слова как фундаментальную истину можно поместить золотыми буквами на гербе каждого государства.

«По своему изначальному естеству люди различны и поэтому неравны», «в людях есть скрытое желание равенства, составляющее одно из наиболее страшных заблуждений человеческих, прямо ведущее к революции», — пришёл к выводу Константин Леонтьев, изучив марксизм.

Вся последующая история России полностью подтвердила истину этих выдающихся русских мыслителей. Это был ответ русских мыслителей на плутовство Маркса о свободе.

К великому сожалению — как показывают события в России в конце XX века и в начале XXI, россияне потеряли эту мудрость своих предков и трагично в падении продолжают далее экспериментировать с этим вовремя посланным Западом сладким словом «свобода».

Не смотря на всю огромную популярность Фёдора Михайловича Достоевского(1821–1881 гг.), который как раз жил в рассматриваемый нами период, россияне забыли и его главное послание потомкам, которое на Западе и не переводили.

В его патриотической позиции сомнений не было — всей силой своего таланта он показал «цивилизованных» космополитов в романе «Бесы» в лице Карамазова — эдакого «общечеловека», которому «ничего нет приятнее ему, как объявить банкротство России во всех отношениях перед великими умами Европы».

«Я никогда не мог понять мысли, что одна десятая доля людей должна получать высшее развитие, а остальные девять десятых должны лишь послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке», — сокрушался Фёдор Михайлович.

Эта фраза Достоевского касалась всех обеспеченных слоёв в государстве: монархов, дворян, высшее чиновничество, помещиков, буржуа и естественно — евреев. Последним он уделил особое внимание и написал специальную исследовательскую работу — «Еврейский вопрос».

Читателю, исследователю, прошедшему с нами уже солидный исследовательский путь, будет не трудно понять в этом вопросе Фёдора Михайловича —

«Разумеется, мне ответят, что все обуреваемы ненавистью, а потому все лгут. Конечно, очень может случиться, что все до единого лгут, но в таком случае рождается тотчас другой вопрос: если все до единого лгут и обуреваемы такою ненавистью, что с чего-нибудь да взялась же эта ненависть, ведь что-нибудь значит же эта всеобщая ненависть, «ведь что-нибудь значит же это слово все!», как восклицал некогда Белинский».

«Мне даже случилось с народом, в массе народа, в одних казармах, спать на одних нарах. Там было несколько евреев — и никто не презирал их, никто не исключал их, не гнал их… и что же, вот эти евреи чуждались во многом русских, не хотели есть с ними, смотрели чуть не свысока(и это где же? в остроге!) и вообще выражали гадливость и брезгливость к русскому, к «коренному» народу».

«Положим, очень трудно узнать сорокавековую историю такого народа, как евреи; но на первый случай я уже то одно знаю, что наверно нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом и словом своим, на своё понижение, на своё страдание, на своё мученичество. Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств».

Бесспорно, — замеченное Достоевским можно отнести равно и к нашей эпохе. Разница лишь в том, что тогда евреи вспоминали средневековый гнёт, а теперь упрекают немцев и всем напоминают о Холокосте. Причём понятно, что это стало не только национальной традицией, но важным элементом международной политики.

«между тем я только что прочёл в мартовской книжке «Вестника Европы» известие о том, что евреи в Америке, Южных штатах, уже набросились всей массой на многомиллионную массу освобождённых негров и уже прибрали к рукам по своему, известным и вековечным своим «золотым промыслом»…»

«А десять дней тому назад прочёл в «Новом времени» (371) корреспонденцию из Ковно прехарактернейшую: «Дескать, до того набросились там евреи на местное литовское население, что чуть не сгубили всех водкой, и только ксендзы спасли бедных опившихся…

Просвещенный корреспондент… сообщает при этом, что поднялись вслед за ксендзами и просвещённые местные экономисты, начали устраивать сельские банки, именно чтобы спасти народ от процентщика-еврея.., чтобы можно было «бедной трудящейся массе» получать предметы первой потребности по настоящей цене, а не по той, которую назначает еврей».

Как видим, Ф. М. Достоевский отмечает те же массовые технологические факты и явления, с которыми столкнулись и мы в своём исследовании. Достоевский отмечает факт, что этот паразитический приём-процесс с крестьянами перекинулся и на исконно русские земли —

«кто тотчас же заместил, где только мог и поспел, упразднённых помещиков, с тою разницею, что помещики хоть сильно эксплуатировали людей, но всё же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтобы не истощить рабочей силы, а еврею до истощения рабочей силы дела нет, взял своё и ушёл».

«Стало быть, еврейству там и хорошо, где народ ещё невежествен, или несвободен или мало развит экономически, — тут-то, стало быть, ему и лафа!»

«Капитал есть накопленный труд: еврей любит торговать чужим трудом! …евреи всё кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О, Боже! Да разве в этом дело?..

Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо «неудавшегося» христианства…», «недаром же они властители кредита и недаром, повторяю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше — конечно, известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство!

Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами — вот всё, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу…»

Это был отчаянный тревожный звон в колокол нашего пророка. Боль и плачь неизбежного трагического будущего. Достоевский не видел выхода из создавшейся трагической ситуации.

«Жиды погубят Россию», «Безбожный анархист близок — наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России, и начнётся, ибо нет для неё отпора ни в управлении, ни в обществе», — печально констатировал приближающиеся события великий мыслитель. До революции в России оставалось совсем немного.