Изменник - Владимир Герлах

Галанин вдохнул нежный аромат, закрыл глаза, потом посмотрел на нее с грустной улыбкой: «Хорошо пахнет, чисто и нежно… как вы! Я, знаете, поругался с Шульце… он думает… что это?» Впереди за деревьями, там где замолчало гуденье мотора, вдруг раздался глухой взрыв, ухнули ручные гранаты, прокатались автоматы. Саханов, который в это время накачивал шину, бросился плашмя на землю. Жуков подбежал к автомобилю: «Что это, г. лейтенант?» -

«Взрыв и стрельба, Степан, дело наше табак! Боюсь, что Шульце нарвался на засаду и получил царское угощение! Не понимаю, как это могло получиться, ведь здесь где то совсем близко должен находиться Шаландин со своим отрядом! А вы, Стаханов, стыдитесь! посмотрите на нашу переводчицу, она девушка, а головы не теряет, а вы — баба несчастная! Вставайте, берите ваш автомат, вы с Верой останетесь здесь… идите в кусты и спрячьтесь! Я с Жуковым пойду и узнаю в чем там дело. Вера, вот мой револьвер, он заряжен и пуля в стволе, вот предохранитель, перед тем как стрелять, отведите его пальцем вот так! Ясно? Ага, вот и наши подоспели!»

Снова, уже дальше в сторону были перекаты автоматов, прокатились и затихли, последний одиночный выстрел, как будто поставил большую расплывчатую точку! Галанин решительно пошел вперед по дороге с автоматом наперевес, за ним по другой стороне дороги шел Степан!

Вера рванулась за ними: «И я с вами!» Галанин улыбнулся девушке: Нельзя… не могу рисковать вами, никогда себе не прощу! Не бойтесь ничего не будет, все кончено! А вы, Стаханов, берегите нашу Веру, не убережете, повешу за ноги! Идите подальше в кусты!»

Они ушли… все было тихо кругом, только пели птицы, стучал где то недалеко дятел, да шелестели деревья под легким теплым ветром. Саханов тоже стучал… своими зубами: «Я ведь не боюся… за себя не боюся… за машину страшно, ведь сколько ее чинил проклятую, и, когда починил окончательно, здравствуйте, заберут партизаны и пропал весь мой труд!» Осторожно подполз как змея к дороге, сейчас же уже бегом вернулся: «Идут… идут гады и ведут коменданта… все пропало, и машина и я с вами!» Вера пробиралась в кустах, неловко перед собой держала тяжелый маузер, отводила предохранитель, как ее учил Галанин, потом весело кричала: «Наши полицейские! Алексей… Сергеевич! мы тут!»

Галанин, бледный в кителе, испачканном кровью, коротко рассказал: «Плохо! Шульце убит! голова в кашу! убиты и его полицейские! все! машина взорвалась на мине! вдребезги! Угощенье было действительно царское! Но и Исаев подавился своим угощением! Подоспели наши молодцы! Он и двое партизан убиты, остальные бежали…»

Вера с ужасом взяла его за руку: «Вы ранены?»

— «Нет это кровь Шульце, я взял его бумаги и ключи… Да! ну хорошо! садимся и едем. Как, Стаханов, вы кончили накачивать? — «Кончил, господин комендант! как они гады начали стрелять, я сразу и кончил!» Ехали быстро, машина Галанина была внушительна. На крыльях впереди лежали полицейские с автоматами. За рулем Галанин, около него Вера, сзади Степан и два полицейских с Сахановым, все готовые стрелять при первой тревоге. Миновали обломки машины Шульце, около которой лежали трупы убитых и стояли полицейские.

Галанин хмуро улыбнулся: «А вы еще будете мне говорить что Бога нет! Ведь это угощение было приготовлено для нас с вами, Вера! Не было бы этой истории с шиной, лежали бы мы там с вами!»

«Да вы не смотрите на трупы и не дрожите, не забывайте, что я с вами и поэтому бояться вам нечего!» Ласково и крепко он взял ее за руку, почувствовал на мгновение, как прижалось к нему упругое, теплое бедро, и что бы сбросить наваждение, попросил: «У меня в боковом кармане портсигар и спички, возьмите одну папиросу, вложите мне в рот и зажгите спичку… вот так! А вы все-таки научитесь иногда курить! Куренье успокаивает! Я чертовски рад… наконец, я перестал бояться! Я в жизни так не боялся, как в эту поездку! Боялся, наверное, больше чем Стаханов!»

Саханов обрадовался: «Так я же не за себя боялся, а за машину! Вот Жуков может подтвердить!» Но Жуков не поддержал: «Чего там врать! Боялся и ты боялся и я! Все боялись! Вот, ведь, какой гад Исаев сказался, прямо таки не верится! А куда его убило, господин комендант?» Галанин направил машину по улице Озерного, к дому, над которым развевалось трехцветное знамя:… «сзади в голову, пуля вышла через рот… приехали… вон стоит Шаландин… Уф! Поздновато! Но лучше поздно чем никогда! Молодец Стаханов! Ваша машина наконец себя доказала! Водка, будет, как обещал!»

Решили ночевать в Озерном! Галанин устроился в доме, по соседству со штабом Шаландина, дом был пустой, хозяева давно убежали к партизанам. Оставил Веру одну хозяйничать, а сам отправился к Шаландину: «Вы переспите здесь! Не рискую вас отправлять обратно ночью, завтра утром поедете! Не беспокойтесь, вашим сообщил. Приготовьте пока ужин, у меня все есть в мешке, там же и свечи… будем есть в сухомятку… спать будете в соседней комнате, а я здесь на лавке со Степаном…»

Ушел, при свете свечи, Вера умылась, накрыла на стол. Ветчина и колбаса, хлеб и масло, нашла бутылку водки, поставила тоже на стол и две рюмки… села на лавку и задумалась… вспомнила весь сегодняшний день и радовалась. Они спаслись. Бог и Богородица были и их защитили… она любила и Алексей был с ней… впереди был ужин вместе и длинная ночь под одной кровлей… прошла в соседнюю комнату, открыла окно, что бы проветрить, смотрела с испугом на большую деревянную кровать, покрытую рванным соломенным матрацем, поискала по углам, но ничего не нашла, кроме старых рваных лохмотьев и вернулась на кухню, услышав шаги…

Степан положил на лавку огромный узел, хлопотливо разворачивал: «Вот, дали добрые люди все, что нужно… простыни и одеяла… говорил коменданту, что бы в дом к Савке перейти… не желает… говорит, что не хочет с его женой и матерью под одной крышей быть, ведьмами их ругает… Да… а Савку, гада, поймали арестовали, сразу признался, как Максима увидал! Дорогу туда на остров знает точно… завтра туда нас проведет… дадим им жару, сволочам… у Галанина взвод немцев с пулеметом и нас сто человек! Весело будет… с одной стороны мы болотом пойдем, с другой на мост прямиком Галанин со своими немцами! Ни один уйти не должен! Лют он за нашего переводчика и за Нину! Аж черный стал, как Савку допрашивал. Однако пальцем не тронул и другим запретил! «Я тебя», говорит: «волк поганый, не трону, если ты искупишь свои преступления и по болоту проведешь!» Савка, дурак, ему верит… а я посмотрел на Галанина сбоку, как его рот дергается, не верю… тронет он его! И еще как! А Таисии нету, ее Исаев еще утром на остров отправил, как сам в засаду пошел! А так все очень даже хорошо!.. Уже все подходы позанимали… еще двух кокнули, правда, и своих двух потеряли… Но… ничего… завтра в бой! Вот не верила Шура… думала, что я ее нарочно морочу… а выходит что… убьют ее Степу… будет жалеть… да поздно! Вот какие наши дела теперича… дела, можно сказать, распроклятые! А Шульцу повезли в город на телеге! Давно ему всыпать следовало! Ну и всыпали! Я видал: из головы одна слизь осталась! Довольно ему русских людей расстреливать! Оно, конечно, были такие, что следовало! Но за что жиденят малых с их матерями порасстрелял? Вот и получил свое… и его душегубы заодно, будут знать, сволочи!»