Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

— Я лучше всего работаю в одиночку, — отозвался Севериан.

— Может и так, однако остальные из нас лучше сражаются, когда мы бьемся вместе с нашими братьями, — произнес Брор, залпом выпил и сразу же продолжил. — Это сражение ради человека рядом с тобой. Сражение за человека рядом с ним и следующего за ним. Я слышал, что ты сказал Хорусу, так что мне известно, что я не говорю тебе ничего нового. Но чего ты пытаешься добиться? Оно у тебя уже есть. Прямо здесь, прямо сейчас. С нами.

Локен кивнул и протянул свою чашку, чтобы ее заново наполнили.

— Ладно, хватит проповедей, — сказал Севериан. — Мы хотим узнать, что тебе дал Йактон Круз. Оно еще у тебя?

— Да, но я не знаю, как это понимать.

— Тогда давай взглянем, — произнес Брор.

Локен потянулся в небольшой альков над своей койкой и снял оттуда металлическую коробочку. Коробочку, которая очень напоминала ту, что он оставил на борту «Мстительного духа», заполненную его немногочисленными сувенирами на память о войне.

Он открыл ее и вынул предмет, который Круз вложил ему в ладонь. Диск из затвердевшего красного воска, прикрепленный к длинной полоске пожелтевшей бумаги для обетов.

— Его Клятва Момента? — спросил Севериан.

— Та, что Мерсади Олитон велела мне передать Йактону.

Локен перевернул свиток с клятвой, чтобы Брор и Севериан смогли увидеть, что на нем написано.

Они прочли слово и перевели взгляды на Локена.

— Что это значит? — спросил Брор.

— Не знаю, — ответил Локен, пристально глядя на слово.

Буквы были написаны красной тушью, которая выцвела до ржаво-коричневого цвета.

Их аккуратно нацарапали чем-то острым, как игла.

Убийство.

В коридорах «Просвещения Молеха» было холодно и тесно. Вивьен не нравилось там находиться, в них было слишком много людей и казалось, будто никто из них ничего не знает о том, что происходит. Она видела множество солдат, и папа сказал, что это значит, что они в безопасности.

Вивьен определенно не чувствовала себя в безопасности.

Она забилась в расширяющийся транзитный коридор, под вентиляционной трубой, откуда иногда выходил теплый воздух, а порой тянуло холодом. Папа, понизив голос, переговаривался с Ноамой и Кьеллом, и они странно смотрели на нее, когда она спрашивала, увидят ли они Аливию снова.

У Вивьен на плече лежала голова Миски.

Та спала.

Вивьен было нужно пописать, но она не хотела будить сестру.

Чтобы отвлечься от переполняющегося мочевого пузыря, она достала потрепанный сборник сказок, который ей передала Аливия среди напирающих тел в космопорте. Она не могла прочесть слов, те были написаны на каком-то старом языке, который Аливия называла Dansk, но ей нравилось разглядывать картинки.

Ей не требовалось знать слов. Она слышала истории так часто, что могла прочесть их наизусть. И порой, когда она смотрела на слова, возникало ощущение, словно она действительно понимает их, как будто сказка хотела, чтобы ее прочли, и разворачивалась у нее в сознании.

Она совершенно не осознавала, насколько странна эта мысль.

Для нее в этом присутствовал смысл, и это просто… было.

Она перелистнула пожелтевшие страницы в поисках картинки, которая вызовет у нее в голове нужные слова.

Ее взгляд упал на страницу с молодой девушкой, сидящей на берегу океана, и она кивнула собственным мыслям. Девушка была прекрасна, но ее ноги срослись воедино и заканчивались широким рыбьим хвостом. Вивьен нравилась эта история о юной девушке, которая во имя настоящей любви отказывается от жизни в одном мире, чтобы получить место в другом.

По коридору кто-то шел. Вивьен ждала, что люди пройдут мимо, но они остановились перед ней, заслонив свет.

— Я не вижу слов, — сказала она.

— Это хорошая история, — произнесла стоящая перед ней женщина. — Могу я ее тебе почитать?

Вивьен удивленно подняла глаза и счастливо кивнула.

— Разве я не говорила, что все будет окей? — спросила Аливия Сурека.

Гай Хейли

Окончательное приведение к Согласию Шестнадцать-Три Четырнадцать

— Император лгал вам.

Голос магистра войны звучал из каждой публичной адресной системы, каждого вокс-рупора и устройства связи на планете. С гигантских экранов на стенах звездоскребов вместо проповедей и объявлений говорил Хорус. Сладкоречивый и убедительный Луперкаль обращался с вескими доводами к миру Гуген, который он когда-то знал под обозначением Шестьдесят-Три Четырнадцать.

— Я прошу вашей верности. Мы не бунтуем против законной власти, но боремся с тираном, который интересуется только собой. Присоединяйтесь к нам. Вас обманули. Бросайте оружие и следуйте за мной, миротворцем по пути истины. Присягните нашему делу и освободитесь от великого обмана. Имперская Истина — циничная ложь. Император лгал вам.

Планетарный губернатор Майдер Оквин перевел взгляд от шкафов с трофеями на адъютанта Аттана Спалла.

— Неужели нет способа отключить этот чертов шум?

— Боюсь, что нет, сэр, — печально ответил Спалл.

Он по-прежнему называл Оквина "сэр", даже спустя тридцать шесть лет после приведения к Согласию. От некоторых привычек невозможно избавиться.

— Жаль, — пробормотал губернатор. Несмотря на свой возраст, он стоял прямо, сцепив за спиной морщинистые руки. Его униформа, а он по-прежнему при исполнении служебных обязанностей носил мундир Имперской Армии, демонстрировала все признаки привычной опрятности военного человека, как и его все еще черные усы и непокорная копна седых волос, с которой он ежедневно боролся. Галерея с многочисленными зеркалами, светлыми стенами и блестящими мраморными полами была ярко освещена, благодаря чему экспонаты в шкафах можно было оценить по достоинству. Такое освещение даже самому умному человеку могло предать жалкий вид, но не Оквину. Наоборот, свет подчеркивал безукоризненный облик губернатора. Возраст украсил губернатора мудростью, но не слабостью.

Огрубевший со временем голос, тем не менее, был по-прежнему сильным и властным.

— Что взять, что взять? — шептал он.

— Сэр? — спросил Спалл. Каждое слово Оквина звучало как приказ и требовало ответа, желал того губернатор или нет.

— Хмм? А, я хочу взять что-нибудь с собой. Возможно, в качестве дара для наших гостей. Чтобы напомнить им о нашем общем прошлом.

— Это и в самом деле необходимо, сэр? Просто мы скоро должны дать им ответ.

— О, да, Спалл! Крайне необходимо.

Губернатор пробежался взглядом по своей коллекции. Предметы, добытые в дюжине миров. Реликвии давно исчезнувших цивилизаций, располагавшиеся по соседству с артефактами сообществ, включенных в Империум. Потемневшие напоминания о тех, кто сопротивлялся.

… Имперская Истина — циничная ложь… — повторил голос магистра войны.

Оквин изучил экспонаты, заботливо выставленные в хрустальных шкафах. Они были его гордостью и отрадой. Такой аскет, как он, не интересовался безделушками и украшениями, заниматься убранством дворца было совсем не в его вкусе, поэтому он поручил это подданным. Единственной слабостью Оквина была коллекция, воспоминания о жизни, с радостью отданной службе высшему идеалу.

— Чтобы не забыть, — всегда говорил он. Спалл слышал эти слова много раз и точно знал, что имел в виду губернатор.

Оквин указал на каменную маску — вытянутый причудливый лик с увеличенными губами и клыками, и вытаращенными глазами, вырезанными из полированного сердолика.

— Думаю, вот эта вещь — моя любимая.

— Сэр? — спросил Спалл.

— Батранийская боевая маска, — пояснил Оквин, хотя Спалл прекрасно знал экспонат. — Это было до тебя, Спалл. Племена Шестьдесят-Три Три.

Спалл начал нервничать. Он нажал на вокс-бусину в ухе и прислушался.

— Сэр, делегация проявляет нетерпение, как и премьер-министр. Совет настаивает, чтобы вы сообщили ему о своем решении до ухода. Не мне вас торопить, сэр…

— Ты ведь понимаешь, что дело не в эстетике, — перебил Оквин, не обращая внимания на беспокойство Спалла. — Уверен, что ты так же хорошо, как и я, сознаешь, насколько уродлива эта штука.

Он покачал головой и улыбнулся.

— Ты должен был это видеть — тысячи батранийцев, выстроившихся напротив нас, их голоса гудели за стеной. Можешь себе представить? По-своему ужасающе. Это было мое второе приведение после того, как мой родной мир присоединился к великой мечте Империума.

Он улыбнулся, словно какой-то своей шутке.

— Я был обычным пехотинцем, не знавшим чего ожидать. Даже повидав Легионы и их примархов, даже принимая во внимание поразительное оружие Терры, мне понадобилось время, чтобы оправиться от потрясения. Вымазавшиеся красной грязью дикари верхом на местных зверях. Правда, бессмысленно. Несмотря на всю эту демонстрацию, шансов у них не было. Батранийцы были храбрыми и гордыми, они не сдались бы, поэтому мы их вырезали. Кровавая работа. По-своему, печальная: в конце концов, они были дикарями и не отличались благоразумием.