Довод Королей - Вера Камша

Голова шла кругом, но Сандер ухитрялся помнить, что он вице-маршал и брат короля. Герцог Эстре не забыл свой долг, он всегда умел загнать все свои чувства вглубь и со спокойным, сосредоточенным лицом делать свое дело. Вилльо говорили, что у горбуна нет души, друзья сожалели о том, что он сам отрезает себя от радостей жизни. Ошибались и те, и другие. Душа у Сандера была, да и радоваться он умел, просто не показывал этого никому. Пока не встретил Даро. А ведь до того, как она призналась ему в любви, он о ней и не думал. Он вообще ни о ком не думал, и надеялся, что судьба, наделив его горбом, защитила его хотя бы от любви. Когда он поклялся брату, что ему никто не нужен, он был искренен, а не прошло и месяца, как его слова превратились в чудовищную ложь. Вся его жизнь распалась на две половинки – до встречи в Старом Дворце и после нее.

Не видеть Даро два дня было мучительно, но то, что и она испытывала подобные чувства, наполняло сердце герцога невероятным счастьем. Кто сказал, что пора любви – весна? Эта осень сводила с ума, все сильнее затягивая их в золотой омут. Сначала они встречались в Старом Дворце, а когда двор перебрался в Мунт, он стал приходить к Даро домой. Они были одновременно осторожны и дерзки, как лисицы, и судьба им покровительствовала. Даже самым завзятым сплетникам и в голову не приходило связать имена прекрасной мирийки и горбуна Эстре, за которого, по всеобщему убеждению, пряталась Даро, чтобы избежать ухаживаний Вилльо.

Людей обмануть трудно, но когда они что-то решают, они решают раз и навсегда. Когда молва выносила приговор, Сандер для Даро был всего лишь бескорыстным защитником и другом и сюзереном ее брата. Даже Элла, и та ни о чем не догадывалась, разрываясь между ненавистью к мирийцам и деверю и здравым смыслом, который требовал если не любить их, то хотя бы не ссориться. И все равно Сандер в будущее смотрел со страхом, он был счастлив, но ему казалось, что создан он для горя, а не для радости.

Младший из Тагэре сам не знал, чего боялся, но, когда среди ночи его поднял сигурант короля, вообразил, что речь пойдет о Даро. Хотя мог бы и догадаться, что брат ждет от него того же, что и всегда, а именно помощи. Филипп собрался воевать, а то, что решение окончательно вызрело ночью, Его Величество волновало мало. Ему понадобилось поговорить с вице-маршалом, и он послал за ним. Не удосужившись объяснить гонцу, зачем.

Лишь только Сандер появился на пороге, Филипп сунул ему письма из Оргонды. Муж Марты и отец Сезара сообщали, что Жозеф готовит вторжение и что на этот раз отбиться своими силами будет сложно, так как ифранцы обзавелись наемниками и тайной поддержкой антонианцев. Марк был в панике, Анри сохранял спокойствие, утверждая, что войну можно и нужно выиграть.

– И выиграем, – уверенно заявил король, забирая из рук брата послание маршала, – давно пора отобрать земли, которые мы потеряли из-за женитьбы недоумка на мерзавке. Как скоро мы сможем собрать войска?

– Если призвать все фамилии, то месяц-полтора на сборы в провинции, а затем дорога, но зима не лучшее время для войны.

– Начнем весной. Дарнийцы дадут корабли. На сей раз Марк не жадничает.

– Тогда все в порядке. Мы соберем лучшую армию со времен Иволги. Хотя... хотя я бы начал с севера.

– Север подождет, – уверенно заявил Филипп, – фронтерцы как грабили, так и будут грабить, но внутрь Арции они не лезут. А Джакомо хвост подожмет, чтобы не стать следующим. Марк все же наш родич, да и нам помогал. Я просто обязан его выручить и раз и навсегда приструнить Паука. Без победы я не вернусь.

– Что должен делать я?

– Ты? Возьмешь своего сумасшедшего мирийца и поскачешь в Тагэре и Фло. С тебя не меньше двух сотен рыцарей и тысячи лучников. Больше там и Рауль бы не собрал. Остальных «волчат» разгони по майоратам, пусть приведут, кто кого сможет. Я разошлю герольдов по провинциям, думаю, наши нобили не прочь проветриться, но мне нужны люди Фло, а они пойдут только за тобой и Кэрна. Он должен сейчас прийти, кони и все прочее готово, выезжайте немедленно. Я даю тебе право говорить от имени короля.

Александр понял: Филипп хочет, чтобы он опередил Жоффруа по меньшей мере на два дня. Что ж, брат прав, ссоры теперь не нужны. Ларрэн сейчас управляет землями Рауля, но Фло за ним не пойдет, напротив.

– Я еду.

– Погоди, выпьем за удачу.

Филипп сам разлил вино.

– В добрый путь, Сандер. Кстати, пора тебе уже волчонка в волка перерисовывать, – король засмеялся, довольный своей шуткой, – но к Новому году войска должны быть готовы. Я на тебя рассчитываю. Сделаешь?

– Должен, – Александр поставил пустой кубок на стол.

– Еще бы, ведь «верность обязывает». Удачи тебе, – Его Величество от души обнял брата и проводил до двери, за которой его уже ждал Рафаэль и эскорт. С Даро вице-маршал Арции не простился...

Нэо Рамиэрль

Отец нашел свой последний приют под аметистовой скалой на окраине Пантаны, а Уанна Рамиэрль собственными руками похоронил на Седом поле. Только обретенная за время скитаний вера в себя и в свою память остановили эльфа-разведчика, когда ему навстречу вышли маг-одиночка и Астен.

Они были такими, какими он их видел в последний раз. Немолодой, усталый человек, похожий на удалившегося на покой воина, и принц-Лебедь в синей тунике с серебряным обручем на золотых волосах.

Призраки? Оборотни? Они молча стояли перед эльфами, словно дожидаясь, когда те придут в себя. В зале Силы было тихо, но длинные волосы Астена развевались, словно от порывов ветра, а плащ Уанна оставался неподвижным.

– Кто вы? – Рамиэрль не узнал своего голоса, так странно он прозвучал в бывшей обители богов. – Вы не те, кем кажетесь. Но вы знаете меня, иначе почему...

– Знаем, – подтвердил Астен, поднимая синие отцовские глаза, но это был неподвижный взгляд, взгляд хищной птицы, привыкшей смотреть в глаза солнцу.

– Знаем, – согласился и Уанн, и Роман узнал голос, говоривший об улитках. Кем бы ни был его обладатель, но он не относился ни к человеческому роду, ни к эльфийскому, ибо люди и эльфы видят мир двумя зрачками, а не восемью.

– Ты тоже знаешь о нас, маринеры называли нас Великими Братьями, – Астен усмехнулся, – мы и вправду братья. Не знаю, чьи лица ты видишь перед собой, боюсь, это зрелище причиняет тебе боль, но нас видят такими, какими видят. Это зависит не от нас, а от тебя. Самая глубокая рана твоей души – это мое лицо, самый главный так и не заданный вопрос – это лицо моего брата.

– Это правда. Я вижу отца и друга, но я не могу называть вас их именами.

– Зови меня Орлом, а его Драконом. Мы будем тебя называть Нэо Рамиэрль, ты привык к этому имени, хотя оно уже не твое.