Планета призраков - Александр Бушков

Сглаз, притка или порча от сглазу, от глаза, недобрый глаз – есть поверье довольно общее, не только между всеми славянскими, но и весьма многими другими, древними и новыми народами. Мы ставим его сюда потому, что оно, по народному поверью, близко к предыдущему. Уже одна всеобщность распространения этого поверья, должна бы, кажется, остановить всякое торопливое и довременное суждение о сем предмете; хотя всякое образованное общество и считает обязанностью издеваться гласно над таким смешным суеверием, – между тем как втайне многие искренно ему верят, не отдав себе в том никакого отчета. Скажем же не обинуясь, что поверье о сглазе, без всякого сомнения, основано на истине; но оно обратилось, от преувеличения и злоупотреблений, в докучную сказку, как солдат Яшка, Сашка серая сермяжка, или знаменитое повествование о постройке костяного дома. Бесспорно есть изредка люди, одаренные какою-то темною, непостижимою для нас силою и властью, поражать прикосновением или даже одним взглядом своим другое, в известном отношении подчиненное слабейшее существо, действовать на весь состав его, на душу и тело, благотворным или разрушительным образом, или по крайней мере обнаруживать на него временно явно какое-либо действие. Известно, что ученые назвали это животным магнетизмом, месмеризмом, и старались объяснить нам, невеждам, такое необъяснимое явление различным и весьма ученым образом; но, как очень трудно объяснить другому то, чего и сам не понимаешь, – то конец концов был всегда один и тот же, то есть, что мы видим в природе целый ряд однообразных, но до времени необъяснимых явлений, которые состоят, в сущности, в том, что животные силы действуют не всегда отдельно в каждом неделимом, но иногда также из одного животного, или через одно животное на другое, в особенности же через человека. Ученые называют это магнетизмом, а народ сглазом. Стало быть и тут опять ученые разногласят с народными поверьями только в названии, в способе выражения, а сущности дела они согласны. Как бы то ни было, но если только принять самое явление это за быль, а не за сказку, то и поверье о сглазе и порче, в сущности своей, основано не на вымысле, а не влиянии живой, или животной, природы. Переходя, однако же, затем собственно к нашему предмету, мы бесспорно должны согласиться, что описанное явление применяется к частным случаям без всякого толка и разбора, и от этого-то злоупотребления оно обратилось в нелепую сказку. Изо ста, а может быть даже из тысячи случаев или примеров, о коих каждая баба расскажет вам со всею подробностью, едва ли найдется один, который более или менее состоит в связи с этою таинственною силою природы; все остальные были, вероятно, следствием совсем иных причин, коих простолюдин не может, или не хочет доискаться; поэтому он, в невежестве своем, сваливает все сподряд, по удобству и сподручности, на сглаз и порчу – который же кстати молчит и не отговаривается, а потому и виноват.

Водяной

Водяной, водовик или водяник, водяной дедушка, водяной черт, живет на больших реках и озерах, болотах, в тростниках и в осоке, иногда плавает на чурбане или на корчаге; водится в омутах и в особенности подле мельниц. Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним бранится. Он ныряет и может жить в воде по целым дням, а на берег выходит только по ночам. Впрочем, водяной также не везде у нас известен. Он живет с русалками, даже почитается их большаком, тогда как леший всегда живет одиноко и кроме какого-нибудь оборотня, никого из собратов своих около себя не терпит. О водяном трудно собрать подробные сведения; один только мужик рассказывал мне об нем, как очевидец, – другие большею частью только знали, что есть где-то и водяные, но Бог весть где. Водяной довольно робкий старик, который смел только в своем царстве, в омуте, и там, если осерчает, хватает купальщиков за ноги и топит их, особенно таких, которые ходят купаться без креста, или же не в указанное время, позднею осенью. Он любит сома и едва ли не ездит на нем; он свивает себе иногда из зеленой кути боярскую шапку, обвивает также кугу и тину вокруг пояса и пугает скотину на водопое. Если ему вздумается оседлать в воде быка или корову, то она под ним подламывается и, увязнув, издыхает. В тихую, лунную ночь, он иногда, забавляясь, хлопает ладоною звучно по воде и гул слышен на плесу издалеча. Есть поверье, что если сесть у проруба на воловью кожу и очертиться вокруг огарком, то водяные, выскочив в полночь из проруба, подхватывают кожу и носят сидящего на ней, куда он загадает. При возвращении на место, надо успеть зачурать: чур меня! Однажды ребятишки купались под мельницей; когда они уже стали одеваться, то кто-то вынырнул из-под воды, закричал: скажите дома, что Кузька помер – и нырнул, ребятишки пришли домой и повторили отцу в избе слова эти: тогда вдруг кто-то с шумом и криком: аи, аи, аи, соскочил с печи и выбежал вон: это был домовой, а весть пришла ему о ком-то от водяного. Есть также много рассказов о том, что водяной портит мельницы и разрывает плотины, а знахари выживают его, высыпая по утренним и вечерним зарям в воду по мешку золы.

Моряны

Моряны, огняны и ветряны есть у других славянских племен; но русские, кажется, ничего об этом не знают. Праздник Купала и другие в честь огня или воды, суть явно остатки язычества и не представляют ныне, впрочем, олицетворения своего предмета. Лад, Ярило, Чур, Авсен, Таусен и проч. сохранились в памяти народной почти в одних только песнях или поговорках, как и дубыня, горыня, полкан, пыжики и волоты, кащей бессмертный, змей горынич, Тугарин Змеевич, яга-баба, кои живут только еще в сказках, или изредка поминаются в древних песнях. Народ почти более об них не знает. О бабе-яге находим более сказок, чем о прочих, помянутых здесь лицах. Она ездит или летает по воздуху в ступе, пестом погоняет или подпирает, помелом след заметает. Вообще это создание злое, несколько похоже на ведьму; баба-яга крадет детей, даже ест их, живет в лесу, в избушке на курьих ножках и проч.

Кикимора также мало известна в народе и почти только по кличке, разве в северных губерниях, где ее иногда смешивают с домовым; в иных местах из нее даже сделали пугало мужеска пола, когда как это девки-невидимки, заговоренные кудесниками и живущие в домах, почти как домовые. Они прядут, вслух проказят по ночам и нагоняют страх на людей. Есть поверье, что, кикиморы – младенцы, умершие некрещеными. Плотники присвоили себе очень ловко власть пускать кикимор в дом такого хозяина, который не уплатил денег за срубку дома.

Игоша – поверье, еще менее общее и притом весьма близкое к кикиморам: уродец, без рук, без ног, родился и умер некрещеным; он, под названием игоши, проживает то тут, то там и проказит, как кикиморы и домовые, особенно, если кто не хочет признать его, невидимку, за домовика, не кладет ему за столом ложки и ломтя, не выкинет ему из окна шапки или рукавиц и проч.

Жердяй, от жерди – предлинный и претоненький, шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки в трубе и пугает людей. Это какой-то жалкий шатун, который осужден век слоняться по свету без толку и должности. Об нем трудно допроситься смыслу; но едва ли поверье это не в связи с кащеем бессмертным, которого, может быть, тут или там пожаловали в жердяи. Чтобы избавиться от всех этих нечистых, народ прибегает к посту и молитве, к богоявленной воде, к свечке, взятой в пятницу со страстей, которою коптят крест на притолке в дверях; полагают также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на севере, иначе всякая чертовщина выживет из дома.

Оборотень

Оборотень, – на Украине вовкулака – какой-то недобрый дух, который мечется иногда человеку под ноги, или поперек дороги, как предвестник беды. От него крестятся и отплевываются. Он никогда не является иначе, как на лету, на бегу, и то мельком, на одно мгновение, что едва только успеешь его заметить; иногда с кошачьим или другим криком и воем, иногда же он молча подкатывается клубком, клочком сена, комом снега, овченой и проч. Оборотень перекидывается, изменяя вид свой, во что вздумает, и для этого обыкновенно ударится наперед об земь; он перекидывается в кошку, в собаку, в сову, петуха, ежа, даже в клубок ниток, в кучу пакли и в камень, в копну сена и проч.

Изредка в лесу встречаешь его страшным зверем или чудовищем; но всегда только мельком, потому он никогда не даст рассмотреть себя путем. Нередко он мгновенно, в глазах испуганного насмерть прохожего, оборачивается несколько раз то в то, то в другое, исчезая под пнем или кустом, или на ровном месте, на перекрестке. Днем очень редко удается его увидеть, но уже в сумерки он начинает проказить и гуляет всю ночь напролет. Перекидываясь или пропадая внезапно вовсе, он обыкновенно мечется, словно камень из-за угла, со странным криком, мимо людей. Некоторые уверяют, что он-то есть коровья смерть, чума, и что он в этом случае сам оборачивается в корову, обыкновенно черную, которая гуляет со стадом, под видом приблуды или пришатившейся, и напускает порчу на скот. Есть также поверье, будто оборотень – дитя, умершее некрещеным, или какой-то вероотступник, коего душа нигде на том свете не принимается, а здесь гуляет и проказит поневоле. В некоторых местах, на севере, оборотня называют кикиморой; ведьме и домовому иногда приписывают также свойства оборотня. Из всего этого видно, что если мужик видел что-нибудь в сумерки или ночью и сам не знает что – то это бесспорно был оборотень.