РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливин

Впрочем, сравнительная история тем и опасна, что сравнения порой могут завести слишком далеко. Развал и гибель Советского Союза были во многом необычным, даже уникальным явлением, не имеющим аналогов в сходных процессах других империй. Отчасти поэтому лишь очень немногим экспертам удалось предсказать его кончину. Многие империи рушатся прежде всего потому, что они потерпели тяжелое поражение или необратимо утратили свое могущество во время войны. Первое стало причиной гибели Османской империи и империи Габсбургов, второе - Британской и, даже в большей степени, французской и голландской империй в послевоенной Юго-Восточной Азии. Когда Андрей Амальрик сделал свое знаменитое предсказание о том, что Советский Союз не доживет до 1984 года, он частично основывал это предсказание на последствиях будущей войны с Китаем. В действительности, за исключением весьма ограниченного конфликта в Афганистане, война не являлась фактором коллапса Советского Союза. С другой стороны, что действительно играло здесь критичную роль, это то, что конец империи совпал по времени и в огромной степени затруднил демонтаж коммунистической политической и экономической системы. Тем не менее апелляции к трудностям переходного периода далеки от полного объяснения причин дезинтеграции Советского Союза, Между 1985 и 1991 годами случай, непонимание, роль отдельных личностей и стечения обстоятельств также были чрезвычайно важны.

Амальрик Андрей Алексеевич (1938-1980) - историк, публицист, драматург, общественный деятель. В советское время был активным участником диссидентского движения, неоднократно подвергался преследованиям, арестам и тюремному заключению. Автор знаменитого эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969). В 1976 году эмигрировал из СССР. Погиб в 1980 году в автокатастрофе.

Как и при всех революциях, история в 1985-1991 годах получила значительное ускорение. На сцене неожиданно появились новые деятели и движения. Уставшие и сбитые с толку лидеры были уже не в состоянии осмысливать и тем более контролировать события. Любые действия порождали цепную реакцию совершенно непредвиденных последствий. В это время даже хорошо информированные наблюдатели затруднялись понять, что же происходит на самом деле, не говоря уже о том, чтобы предсказать будущее развитие ситуации. Впоследствии были предприняты ретроспективные попытки - порой даже с участием самих главных действующих лиц - как-то упорядочить эту хаотическую вереницу событий. Однако далеко не все эти разъяснения представляются убедительными. Хаос иногда дает более правдивую картину, чем кажущаяся ясность.

Во всем этом турбулентном вихре событий и личностей последних дней империи особняком стоит фигура Михаила Горбачева. В 1985 году радикальная реформа еще не казалась неизбежной. Если бы правящая геронтократия действительно была такой эгоистичной, какой ее часто изображали, очевидная необходимость перемен была бы задавлена мелкими краткосрочными личными интересами. Даже когда стратегия реформ была принята, она необязательно должна была идти по пути, предложенному Горбачевым. Помимо Москвы и ее сателлитов, двумя ведущими мировыми коммунистическими государствами в 1980-х годах были Китай и Югославия, и их руководство выбрало совершенно иные стратегии, чем Горбачев. Можно привести вполне убедительные доводы в пользу того, что Юрий Андропов, проживи он еще немного, избрал бы китайский путь постепенных экономических реформ, проводимых под авторитарным правлением коммунистической бюрократии. Существовали, однако, веские причины, по которым китайская стратегия могла и не прижиться в России. Крестьянство в славянских республиках было уничтожено Сталиным. Производство сельскохозяйственной продукции не могло существенно возрасти просто потому, что крестьянским хозяйствам была бы по китайскому образцу предоставлена свобода рук. Создание свободных экономических зон представлялось весьма затрудненным многонациональной природой советского населения и федеративной системой. К тому же, если бы центр ослабил свою хватку в периферийных регионах, экономическая автономия могла быть «неверно использована» для достижения националистических целей. У России не было диаспоры, подобной китайской, которая могла бы делать инвестиции в ее экономику, и, так как холодная воина все еще продолжалась, западные правительства в любом случае не допустили бы сколько-нибудь значительных инвестиций в экономику России., Утверждалось также (хотя это никогда не было доказано), что советская бюрократия на местах оказала бы любым переменам более жестокое сопротивление, чем китайская, и, следовательно, прежде чем начинать какие-то серьезные мероприятия по оздоровлению экономической ситуации в стране, необходимо было подорвать влияние бюрократии при помощи радикальных политических реформ. Тем не менее что-то похожее на китайскую стратегию, безусловно, могло быть опробовано в Советском Союзе, и едва ли эти начинания могли провалиться с таким треском, с каким провалилась экономическая политика, в действительности избранная Горбачевым.

Авторитарная экономическая реформа могла быть связана с попыткой более надежно укоренить режим в русском национализме. Стратегия Слободана Милошевича стала катастрофой для сербов, но до сих пор остается его большим личным успехом. Милошевич является единственным коммунистическим лидером Восточной и Центральной Европы, который удерживал власть на протяжении последнего десятилетия и сумел на своем посту обогатить себя и свою семью. Конечно, существовали веские причины, почему стратегия Милошевича не может сработать так «хорошо» в России. Сербскому националисту в Югославии гораздо проще было найти мишени для сербского националистического гнева, чем русскому националисту в России. Для этой роли прекрасно подходили албанцы, хорваты, федеральное правительство и многое другое. В любом случае политика в Югославии в течение многих лет была более открытой, чем в Советском Союзе, Население было более привычно к активному участию в политической жизни, а борьба между народами югославской федерации проходила значительно более оживленно. Русское население всегда проявляло известную инертность в политическом смысле, и по этой причине было бы гораздо труднее побудить русских националистов к сколько-нибудь активной политической борьбе, Б дополнение советский режим гораздо ближе подошел к кооптации национализма, чем югославский, где Тито уделял немало времени и проявлял достаточно изобретательности, чтобы удержать сербов от националистических выступлений. Впрочем, тот факт, что сербская или китайская стратегия могла оказаться не такой эффективной в российских условиях, еще не гарантировал, что она не будет опробована. Можно представить себе многих членов тогдашней советской политической элиты, которые хотели бы попытаться применить такую стратегию.

Милошевич Слободан (1941-2006} - югославский политический деятель. С 1989 года - президент Сербии и фактически лидер всей федерации. С 1997 года - президент Югославии. Поражение в нескольких межнациональных конфликтах, тяжелое экономическое положение разрушенной гражданской войной страны привело в итоге к свержению режима Милошевича в 2000 году. В 2001 году был выдан Международному трибуналу по военным преступлениям в Гааге, где и скончался в тюремной камере в 2006 году.

Но необходимо принять во внимание, что Горбачев и его окружение были выходцами из прозападной части русской интеллигенции. Они пытались сдвинуть страну скорее в сторону западной социальной демократии и либерализма, чем в сторону китайской авторитарной политической модели или сербского этнического национализма. Однако, даже принимая во внимание основные цели Горбачева и его окружения, нельзя считать очевидным, что в 1987-1990 годах нужно было ставить на первое место политические, а не экономические реформы. Не вполне обоснованной была уверенность Горбачева в том, что бюрократия непременно будет оказывать любым экономическим реформам эффективное противодействие - в конце концов большая часть номенклатуры с готовностью приняла впоследствии участие в приватизации. Без сомнения, радикальному реформатору следовало бы создать некоторую дополнительную институционную базу власти и легитимности для себя самого, чтобы обезопасить себя от повторения заговора коммунистических олигархов, подобного тому, который привел к свержению Хрущева, Одним делом было создать в 1989-м полностью зависимый парламент и добиться своего избрания главой государства, и совершенно другим (и гораздо более рискованным) делом стало проведение в 1990 году по-настоящему демократических выборов в республиках и передача, таким образом, во многих случаях легитимной власти антисоветски настроенным националистам. В самой программе экономических реформ были серьезные противоречия и недостатки. Советскому лидеру пришлось проявить незаурядное тактическое мастерство и завидную уверенность в себе, пробивая эти реформы, несмотря на активное противодействие партийной элиты. Но его уверенность в стабильности и легитимности коммунистического режима оказалась явно чрезмерной. Впрочем, все эти аспекты носят уже личный характер и могут быть объяснены (да и то лишь отчасти) углубленным изучением биографии Горбачева, Это же относится к причинам его конфликта с Ельциным и их взаимоотношениям, оказавшимся одним из решающих факторов уничтожения Россией Советского Союза. Остается очень интересный вопрос: почему Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза должен был проводить политику, поставившую партию и государство в такое очевидно рискованное положение, и почему он пошел на попятный, когда для сохранения Советского Союза потребовалось применение силы?