Пушкин - Леонид Гроссман

Этот исторический анекдот, изложенный Пушкиным в его «Истории» вероятно, и послужил созданию фабульной версии «Капитанской дочки» о помиловании Пугачевым офицера Гринева за пожалованный в свое время заячий тулуп.

Старая татарская столица, где Пугачев достиг своего крупнейшего успеха, представляла первостепенный интерес для ученого путешественника. Утром 7 сентября Пушкин съездил по Сибирскому тракту за десять верст от города к Троицкой мельнице, где стоял на берегу Казанки лагерь Пугачева; поэт объездил Арское поле, по которому пугачевцы со своей артиллерией двигались на главную батарею Казани, осмотрел кремль, где жители спасались от пожара. Особенный интерес представлял «Соколов кабак» в Суконной слободе, через которую пугачевцы прорвались в город.

«Пушкин здесь так близко, как никогда, подошел к рабочему классу, в то время немногочисленному, лишь нарождавшемуся в России и чрезвычайно далекому от обычных интересов поэта, знавшего главным образом крестьянские круги народа. Хотя мы располагаем сравнительно незначительными данными, все же можем сказать, что Пушкину в этом случае предстояло испытать меру своего сочувствия люду в его борьбе за свободу и что это испытание он выдержал с честью, достойною его проницательного ума и благородного сердца»[75].

Вернувшись из объезда города и окрестностей, Пушкин записывал в свои дорожные тетради первые наблюдения над историческими местами. Он работал здесь над седьмой главой своей истории — о Пугачеве в Казани (на черновом наброске этой главы имеется пометка: «Казань, 6 сент.»). Пушкин стремился писать свою хронику и по личным впечатлениям: события на Арском поле, в предместье города, в Суконной слободе и в казанской крепости изображаются со всей полнотой непосредственного наблюдения.

К вечеру доктор Фукс повез Пушкина к себе в «Забулачье», то-есть в часть города, расположенную за протоком Булаком, на границе русской и татарской Казани. В этом полуазиатском квартале Фукс поместил свою ценную библиотеку, собрание рукописей, коллекцию восточных монет с редчайшими золотоордынскими экземплярами, естественно-исторические раритеты и пр.

Это был не только научный кабинет, но и первый литературный салон Казани. Фукс был женат на писательнице Александре Андреевне Апехтиной, собиравшей у себя виднейших деятелей местной культуры. Разносторонний ученый направил интересы своей жены, писавшей стихи, водевили и сказки, к изучению истории и этнографии края. Все это представляло интерес для путешественника.

После чая доктор Фукс повез Пушкина к «патриарху казанского купечества» Леонтию Крупенникову, глубокому старику, попавшему юношей в плен к Пугачеву. Во время пожара города, когда часть жителей искала спасения от огня на Арском поле, семнадцатилетний Крупенников был захвачен казаками.

«Недалеко от Царицына встретили мы Пугачева, ехавшего верхом в Казань с пятьюдесятью казаками, — вспоминал старик свое необычайное пленение. — Пугачев и его казаки были одеты в длинные синие кафтаны. Когда он с нами поравнялся, мы все упали на колени и кричали ура… Пока мы там стояли, привезли к нему пленных солдат, которые защищали накануне батареи на Арском поле. Он тотчас приказал им отрезать косы и оставил их в Царицыне, а барабанщиков взял с собою…»

Остаток вечера Пушкин провел у Фуксов. Как выяснилось, хозяйка дома приходилась родной племянницей автору «Громвала» Гавриле Каменеву.

«Пушкин, — вспоминала Фукс, — говоря о русских поэтах, очень хвалил родного моего дядю, Гаврилу Петровича Каменева: «Этот человек достоин был уважения; он первый в России осмелился отступить от классицизма. Мы, русские романтики, должны принести должную дань его памяти…» Он просил меня собрать все сведения о Каменеве и обещал написать его биографию».

В путешествии Пушкина исторические интересы все время переплетались с литературными. Симбирск, куда поэт приехал 12 сентября, не был узловым пунктом пугачевщины, но представлял интерес, как родина Карамзина. Пушкин зарисовал в своей дорожной записной книжке дом историка и окрестности.

18 сентября вечером он был у конечной цели своих странствий — в Оренбурге. Здесь у него нашлись знакомые: директор военного училища Артюхов, губернатор Перовский и состоявший при нем чиновником особых поручений военный врач и писатель Даль, издавший в Петербурге сборник сказок под псевдонимом «Казака Луганского». Главной целью Пушкина был осмотр казачьего села Берды, столицы Пугачева, где его еще могли помнить старики.

Даль повез Пушкина в историческую берлинскую станицу и показал сохранившиеся следы осады Оренбурга — Георгиевскую колокольню, на которую Пугачев поднимал пушку, остатки земляных работ между Орскими и Сакмарскими воротами, Зауральскую рощу, откуда пугачевцы пытались по льду ворваться в крепость. Он сообщил ему и о берлинских старухах, которые помнят «золотые палаты» Пугачева, то-есть обитую медною латунью избу.

Одну из таких древних казачек, «которая знала, видела и помнила Пугачева», разыскали в станице, и Пушкин провел с нею целое утро. Звали ее Бунтова, родом она была из Нижне-Озерной крепости.

На расспросы, помнит ли она Пугачева, отвечала[76]: «Да, батюшка, нечего греха таить, моя вина» — «Какая же это вина, старушка, что ты знала Пугачева?» — «Знала, батюшка, знала; как теперь на него гляжу мужик был плотный, здоровенный, плечистый, борода окладистая, ростом не больно высок и не мал Как же! Хорошо знала и присягала ему вместе с другими. Бывало, он сидит, на колени положит платок, на платок руку; по сторонам сидят его енаралы один держит серебряный топор, того и гляди, что срубит, другой — серебряный меч, супротив виселица; а около мы на коленах присягаем, присягнем да поочередно, перекрестившись, руку у него поцелуем, а меж тем на виселицу-то беспрестанно вздергивают».

Общий вид Бердской слободы, в которой находился военный лагерь Емельяна Пугачева во время осады Оренбурга.

Старуха рассказала Пушкину о расстреле Харловой и ее брата и спела ему несколько песен о Пугачеве, «как он воевал и как вешал». В одной из них имелся стих, обращенный, вероятно, к екатерининским генералам: «Не умела ты, ворона, ясна сокола поймать». Пушкин показал седой сказительнице портрет Натальи Николаевны.

«Вот она будет твои песни петь», сказал он старой казачке, подарив ей на прощанье червонец.

20 сентября Пушкин выехал в Уральск, где пробыл два дня, расспрашивая стариков и записывая сказания. В его оренбургской записной книжке сохранились тексты песен об уральских казаках, о капитане Сурине: